Механизм "Ноль" - Стаснислав Коронько

— Ну вот, — обратился Исайя к двум колонистам, слишком явно нарушающим гармонию прямой линии из его подчиненных, — все готово. Вроде, ничего не забыли. Если нужно еще что-нибудь, спрашивайте.

— Нет, спасибо. Дальше мы сами, — ответил Ен и вместе с Тэмом зашагал к челноку.

— Тогда прощайте, — донеслось ему в спину. — И удачи вам, лейтенант.

Ен, не оборачиваясь, махнул рукой, обошел опору челнока и, повернувшись, ступил на трап, когда его внимание привлекло странное поведение одного из сопровождавших их солдат. Он вышел из строя, прошел мимо Исайи и направился к челноку. Его оружие было зафиксировано в креплениях на спине, поэтому явной угрозы от него не исходило, но Ену было трудно поверить, что этот землянин приближался к нему с добрыми намерениями. Слишком свежи были воспоминания о короткой, яростной схватке на подземном этаже, а рваная рана на щеке только-только зарубцевалась, грозя превратиться в уродливый шрам на всю жизнь.

— Эй, боец! — растерянным голосом закричал Исайя своему солдату. — Ты куда собрался?!

Тот проигнорировал вопрос командира и продолжил шагать к челноку. Жестом приказав своим людям опустить оружие, которое они на всякий случай достали из креплений и навели на своего товарища, Исайя двинулся вслед за солдатом.

— Рядовой! Приказываю вам немедленно остановиться!

И снова никакой реакции. Землянин прошел мимо остолбеневшего Тэма и остановился перед приготовившемуся к обороне Ену.

— Чего встал? — грубым и очень знакомым голосом спросил он. — Давай заползай.

От досады Ен почти сплюнул, но вовремя опомнился.

— И чего тебе не спалось, Илья? Так хочется по-геройствовать? Больше заняться что ли нечем?

— В чем дело? — подходя, спросил Исайя. — Рядовой, почему не исполняете приказ?

— Своих рядовых найдете в моей комнате, — ответил Илья, отодвинул в сторону Ена и потопал по трапу в челнок. Порывистость его движений говорила: не пытайтесь меня остановить, нарветесь!

Ен и не пытался. Обездвижить облаченного в боевую броню военного, даже бывшего, было слишком сложной задачей для всего одного человека. Неожиданного нападения с численным перевесом здесь не получится. А пока до челнока добегут земляне, пока они поймут, что от них требуется, Илья, несомненно, будет отчаянно сопротивлялся и всего за несколько секунд сможет натворить непоправимого. Момент для появления был выбран идеально — оставалось только смириться и подчиниться его желанию. А не уважать такое сильное желание Ен был не вправе. Он попытался отговорить своего друга, но… кто-то оказался слишком настойчивым, а кому-то стоило отвернуть башку. Похоже, только такая мера могла возыметь на Луку хоть какое-то воздействие. А в том, что без помощи Луки здесь не обошлось, сомневаться не приходилось. Слишком явно он выдал себя

— Ен? — произнес подполковник. Его люди уже встали позади командира и ждали всего одного слова.

Ждал и Илья. С автоматом наперевес.

— Он с нами, — произнес Ен. — Поберегите своих людей, подполковник.

— Мне что-нибудь передать ребенку?

Ответил Илья:

— Я все ему написал. Он поймет.

Исайя вполоборота повернулся к колонистам и сказал:

— Сомневаюсь… Но это ваше право, юноша, остаться у себя дома. Не мой удел — распоряжаться вами.

Взмахом руки велев своим людям отодвинуться от челнока подальше, Исайя последовал за ними, на прощание еще раз пожелав колонистам удачи.

Когда все они забрались внутрь и створка грузового отсека заняла свое место, подполковник вытянулся в струну и, вскинув руку, отдал честь этой четверке. Их поступок не был продиктован граничащей с безрассудством храбростью — они прекрасно понимали, что шансы на успех равны нулю, — это было, как бы пафосно это не прозвучало, самопожертвование во имя справедливости. Ради других людей, не знавших ничего кроме этого сурового мира и установленных диктатором порядков. Они ушли сражаться за свой дом, а это заслуживало, как минимум, восхищения.

Челнок медленно оторвался от поля, причем инструктор Генриха, наблюдая за взлетом, невольно согнул руки в локтях и сжал кулаки, врубились маршевые двигатели, направляя вектор тяги вниз и наискосок, и в этот момент, как специально, в море из облаков образовалась прореха, из которой на землю упал переливающийся всеми цветами радуги столб света. В неё-то и нырнуло утлое суденышко. Через секунду свинцовые облака сомкнулись, а в воздухе остался лишь темный, почти черный дымовой след. Ударил особенно мощный порыв ветра и в клочья разметал его, уничтожив последние следы вмешательства людей в привычный уклад вещей на этой негостеприимной планете. Больше ничто не посмело нарушить суровой, свирепой красоты этого мира.

Глава 7

Несмотря на то, что с земли все, казалось, прошло гладко, взлет челнока сопровождался определенными трудностями.

Едва Ен со спутниками перебрались из пустого грузового отсека в рубку и заняли стоявшие позади пилота четыре глубоких компенсационных кресла, расположенных в два ряда, как пилот указал на широкие ремни безопасности, которые должны были перехватить грудь крест-накрест. Когда все пассажиры разобрались с непривычными замками и оказались крепко пристегнутыми ремнями к креслам, Генрих, открыв шлем, повернулся и с тревожным выражением лица уставился на своих товарищей. Кто из них был Ильей, определить он не мог, поэтому обратился сразу ко всем:

— И какого ты потащился с нами?

— Давай лучше взлетай, — грубо ответил один из «Барсов» голосом Ильи.

— Ну тогда начинайте молиться, — усмехнулся пилот, поворачиваясь к пульту, полукругом охватывающему его кресло. — Сейчас проверим, как сильно нас любит судьба.

Несомненно, Генрих пытался всех подбодрить, однако эти слова оказали прямо противоположный эффект, встревожив пассажиров.

Насколько Ен мог видеть, челнок не особенно сильно превосходил «Грайдер» количеством приборов и датчиков, но среди них не было ни одного хотя бы отдаленно напоминающего их собратьев, установленных в наземной технике. Быстрый осмотр только подтвердил его опасения: отличались друг от друга и сами датчики, и подписи к ним. Система управления тоже намного превосходила танк количеством элементов: шариков, рычажков, джойстиков и педалей — и была устроена несравнимо сложнее. Трудно было поверить, что один человек мог освоить все это разнообразие систем за несколько часов, так что наверняка Генрих не был способен выполнить ничего кроме простейших вещей. Оставалось только надеяться, что основы он все же усвоил достаточно хорошо.