Механизм "Ноль" - Стаснислав Коронько

Генрих положил руки на пульт, коснулся одного из экранов, и по корпусу челнока пробежала волна вибрации. Скалы, видимые через три прямоугольных иллюминатора, охватывающих всю рубку, дрогнули и начали стремительно мелькать перед взором Ена. По крайней мере, ему так казалось — с момента, как челнок взлетел, до того, как он поднялся на приемлемую для включения маршевых двигателей высоту в двести метров, прошла почти целая минута. Челнок постоянно накренялся то влево, то вправо, но никто из пассажиров не замечал этого. Все были слишком сильно захвачены видами планеты с высоты и ощущением полета, чтобы обращать внимание на броски из стороны в сторону, которые пока что удавалось успешно ликвидировать. Никто из пассажиров в этот момент не видел сосредоточенного, покрытого бусинками пота лица пилота и не подозревал, какие усилия приходилось прикладывать Генриху, чтобы справляться с ударами бокового ветра, грозившего опрокинуть челнок на бетон взлетного поля или острые скалы. Его руки перемещались всего между четырьмя шариками, регулирующими вектор тяги подъемных двигателей, поэтому казалось, что пилот даже и не особо усердствует, однако впечатление это было обманчивым. Ошибись Генрих, не успей он выровнять челнок, и избежать падения было бы невозможно. Не помогла бы даже система челнока, занимавшаяся подчисткой мелких огрехов пилота незаметно для него самого.

Достигнув нужной точки, пилот переместил руки на два джойстика управления маршевыми двигателями, и это мгновение чуть было не стало роковым. Челнок резко рвануло в сторону, он ухнул на несколько метров вниз, подарив своим пассажирам чувство невесомости, которое сменилось тяжестью, навалившуюся на людей в момент включения главных двигателей. В динамики шлемов ворвался мощный гул, а челнок, задирая нос, рванул к облакам.

На миг в кабину ворвался ослепительный поток света, затем иллюминаторы заволокло сплошной черной дымкой, и началась зубодробительная тряска. Если бы не ремни, удержаться в креслах не смог бы никто. Все прыгало и кувыркалось перед глазами пилота, однако стальные руки брони крепко стиснули джойстики, а ступни были надежно зафиксированы на педалях стальными ремешками, что исключало внезапную утрату контроля над челноком. Скорость уже превосходила все мыслимые пределы, так что выпусти он управление хоть на мгновение, полет мог прерваться очень и очень быстро.

Тряска закончилась так же внезапно, как и началась. Челнок вынырнул из окутывавших его облаков и попал под лучи огромного, занимающего четверть небосвода светила. Свет был настолько ярок, что только фильтры в визоре брони смогли сохранить людям зрение, а вся кабина заполнилась белым сиянием, делая невозможным слежение за показаниями приборов. Генрих резко наклонил джойстики вправо и челнок, заложив широченную дугу, развернулся к солнцу кормой. Сияние покинуло кабину, все вернуло себе прежний серо-стальной оттенок, а Ен наконец смог хоть что-то различить из иллюминаторов.

И от увиденного его сердце затрепетало, от восторга защемило в груди.

Сплошной океан из окрашенных в сиреневый цвет облаков простирался во все стороны, насколько хватало взгляда. Над ним нависал багровый небосвод, усеянный языками пламени горящего газа, — это слишком сильная вспышка солнца достигла атмосферы планеты и воспламенила её, превратив газ в плазму. Стелющийся по небу огонь делал его живым. Оно двигалось, колыхалось, меняло цвета и контрастность. Становилось то прозрачным, и тогда наверху проступали искорки звезд, то густело и будто опускалось на них, грозя раздавить челнок пришельца из совсем другого мира.

Было дико красиво и жутко страшно. Хотелось вернуться на землю, спрятаться под уютным куполом в маленьком доме с низкими потолками и больше никогда не подниматься так высоко. Хотелось всю жизнь провести среди подобных, потому что в этот миг Ен как никогда раньше почувствовал и понял значение слова «одиночество». Он был не один, с ним были друзья, но ни с кем из них он не мог разделить свой восторг. За стальным шлемом не увидишь выражение глаз и лица товарища, за стальным корпусом не уловишь движений тела, в желании выплеснуть свои эмоции, когда невозможно подобрать слова, его не хлопнешь по плечу. Можно было только кричать, но что значил один голос, лишенный незримой поддержки со стороны всего тела. Ничего.

Захотелось вылезти из брони, почувствовать свет, его тепло, вдохнуть полной грудью свежего, чистого воздуха, но сделать это было нельзя. Человек был чужд этому месту, здесь он был слаб и немощен, здесь, не навесив на себя килограммы железа, он не мог ступить и шагу. На этой планете не должно было быть людей, но они поселились здесь и назвали её своим домом. И она действительно стала их домом. Настоящим. Но в то же время это место отталкивало, стремилось прогнать, убивало их.

Такую двойственность поразила и Тэма. Но чуть-чуть по-своему.

— Наверное, так выглядит Ад, — отчетливо пробормотал он. — Красиво и ужасно одновременно.

— Тоже думаешь, что мы здесь делаем? — дрожащим голосом спросил Илья. Его пальцы так сильно сжимали алюминиевые подлокотники, что они оказались сплющены и оторваны от кресла. Сам же Илья этого не замечал. Он неотрывно любовался открывавшимся сквозь иллюминаторы фантастическим видом, а все остальное было неважно.

В ответ Тэм промычал что-то нечленораздельное и надолго замолк.

Молчание длилось пока Генрих наконец не оторвался от пульта и не сказал:

— Приготовьтесь, сейчас буду спускаться.

— Уже долетели?! — удивленно спросил Ен. Счет времени был потерян еще с момента отрыва от земли, однако по ощущениям полет не мог длиться больше пяти минут.

— Не знаю, — признался Генрих. — Точной навигации нет, но секунд через десять мы будем пролетать над нужным районом.

— И как ты это определил?

— По скорости движения. Как в младших классах. Остается только надеяться, что направление я выбрал верно. Земляне рассчитывают курс по звездной карте, но мне пришлось ориентироваться по положению звезды. На орбиту мне не выйти, а здесь ни один сканер как следует не фурычит. Зем…

Прервавшись на полуслове, пилот резко дернул джойстики на себя, отправляя челнок в облака. Несколько секунд тряски, когда казалось, что машина развалится прямо в полете, и перед ними предстал привычный глазу унылый пейзаж бесконечной каменной пустыни.

Чтобы заметить громаду купола, занимающего прямо по курсу половину горизонта, хватило обычного зрения.

— Молодец, Генрих, — похвалил пилота Тэм. — Прямо к куполу за семь минут.

— Просто повезло, — пробормотал пилот, в голосе которого смешались удивление, удовлетворение и сомнение. Он никак не мог поверить, что первый полет обошелся не только без эксцессов, но и завершился точно там, где планировалось. Показания приборов подтверждали, что купол не был галлюцинацией взбудораженного, находящегося в крайнем напряжении разума, так что для челнока оставался всего один путь — вниз. — Где садиться-то? Или прямо у шлюза?