Выбирая свою историю. «Развилки» на пути России: от рюриковичей до олигархов - Ирина Карацуба
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вторым существенным пунктом расхождения между Плеве и Витте было «фабричное законодательство». Министерство внутренних дел, политику которого направлял Плеве задолго до того как стал министром, смотрело на «рабочий вопрос» исключительно с полицейской точки зрения, видя главную задачу правительства в недопущении рабочих «беспорядков». В целях охранения «общественного спокойствия», по мнению министерства, не следовало допускать самостоятельной борьбы рабочих (в частности, и экономических стачек). Улучшение условий труда рабочих должно было быть делом государственного «попечения», правительство должно было подталкивать в этом направлении предпринимателей, одновременно гарантируя их от неприятностей прямого столкновения с фабричными.
Министерство финансов, по крайней мере со второй половины
1890-х гг., отстаивало иную стратегию разрешения рабочего вопроса. Оно считало главной задачей правительства установление законодательных рамок, в которых взаимоотношения фабрикантов и рабочих должны определяться прямым соглашением их друг с другом в зависимости от хозяйственного состояния предприятий и конъюнктуры на рынке труда, чего государственная бюрократия не могла учесть. Витте склонялся даже к разрешению экономических забастовок, если они не нарушали «общественного порядка», и считал допустимым создание организаций взаимопомощи рабочих, а всякое вмешательство административных властей, и в особенности полиции, в эти отношения признавал крайне опасным, поскольку такое вмешательство могло затруднить условия предпринимательской деятельности, поставив предприятия в неравное положение, и отпугнуть иностранный капитал.
Главным объектом борьбы между двумя министерствами стала фабричная инспекция, созданная в 1882 г. для надзора за соблюдением фабричного законодательства. Первый фабричный закон, принятый по инициативе либерального министра финансов Н. Х. Бунге 1 июня 1882 г., запрещал труд малолетних и ограничивал 8 часами рабочий день для подростков. 3 июня 1886 г. был принят новый Закон «О надзоре за заведениями фабричной промышленности и взаимоотношениях фабрикантов и рабочих», регулировавший отношения между нанимателями и работниками в более широких пределах. Закон устанавливал правила найма и увольнения рабочих, условия оплаты труда и наложения штрафов, запрещал натуральную форму расчетов. Одновременно Закон предусматривал суровые карательные меры за участие в стачках и подстрекательство к ним.
Закон был первым шагом в реализации либеральной программы Бунге, который полагал, что с проникновением социалистических идей в рабочую среду можно успешно бороться только путем «установления более тесной связи между интересами рабочих и фабрикантов», причем наилучшим способом такого согласования Бунге считал участие рабочих в прибылях предпринимателей. Фабричная инспекция и должна была способствовать постепенному установлению такой «тесной связи».
Министерство внутренних дел, напротив, полагало, что фабричная инспекция должна играть роль «специального полицейского учреждения, обязанного принимать меры к охранению порядка и спокойствия на фабриках и, таким образом, делать распоряжения в тон отрасли управления, которая составляет предмет губернской администрации». Министр внутренних дел потребовал передачи фабричной инспекции в его ведомство и укрепления ее полицейско-карательных функций. Сменивший Бунге на посту министра финансов консерватор И. А. Вышнеградский обещал передать инспекцию в Министерство внутренних дел, чтобы из инспекторов «сделали становых приставов». Однако передача не состоялась, поскольку сами промышленники опасались, что в ведении МВД инспекция будет еще более придирчивым институтом.
Сменивший Вышнеградского Витте рассматривал инспекцию в качестве института социального партнерства, который служил бы посредником при достижении практических соглашений между нанимателями и работниками. В марте 1894 г. на фабричную инспекцию было возложено наблюдение и за техническим состоянием предприятий, вследствие чего состав ее был значительно расширен. 11 июля
1894 г. Министерство финансов издало специальный «Наказ чинам фабричной инспекции», в соответствии с которым на них возлагалось «устранение всяких поводов к недоразумениям между фабрикантами и рабочими», «Фабричным инспекторам, — говорилось в „Наказе“, — должны быть в одинаковой мере близки интересы как фабрикантов, так и рабочих, ибо только в объединении этих интересов и в законосообразном понимании их заключается залог правильного хода фабрично-заводского дела». Чинам инспекции предлагалось действовать «разумно, последовательно, без нарушения справедливых интересов промышленности».
В этот начальный период управления министерством Витте еще тешился иллюзиями относительно характера взаимоотношений работников и нанимателей в России. В циркуляре, изданном в декабре
1895 г. он объяснял происхождение стачек происками злонамеренных лиц, стремившихся «искусственно создать» в России «ту печальную рознь, которая возникла между фабрикантами и рабочими на Западе» во имя «отвлеченных или заведомо ложных идей», «совершенно чуждых народному духу и складу русской жизни». «В нашей промышленности, — писал Витте, — преобладает патриархальный склад отношений между хозяином и рабочим. Эта патриархальность во многих случаях выражается в заботливости фабрикантов о нуждах рабочих и служащих на его фабрике, в попечениях о сохранении лада и согласия, в простоте и справедливости во взаимных отношениях. Когда в основе таких отношений лежит закон нравственный и христианские чувства, тогда не приходится прибегать к применению писанного закона и принуждения».
Мощные рабочие стачки 1895–1896 гг. развеяли эти мечтания, «рабочий вопрос» приобрел невиданную остроту. Правительство пошло на ограничение рабочего дня в порядке общего законодательства. Законом 2 июня 1897 г. устанавливалась верхняя граница рабочего дня — 11,5 часов, а в предпраздничные и субботние дни — 10 часов.
Средний рабочий день во всей фабрично-заводской промышленности России на рубеже XX века составлял 11–11,4 часа и был несколько продолжительнее, чем в более развитых промышленных странах (в Англии, США, Дании и Норвегии он равнялся 9 часам, во Франции, Германии и Швеции — 10), что было вызвано необходимостью поддерживать конкурентоспособность отечественных производителей.
Закон 2 июня 1897 г. не распространялся на предприятия, имевшие менее 20 рабочих. Тем самым значительная часть российской промышленности была вовсе изъята из сферы надзора фабричной инспекции, здесь распоряжалась полиция.
12 августа 1897 г. Министерство внутренних дел издало циркуляр о борьбе со стачками, которым «рабочие беспорядки» приравнивались к «делам политического характера», расследование которых должно было вестись на основании «положения о государственной охране». Полиции предписывалось «выяснять причины рабочих волнений и устранять по возможности поводы к неудовольствиям в тех случаях, когда рабочие имеют основания жаловаться на притеснения или несправедливость фабрикантов и фабричной администрации». Руководствуясь этими указаниями, охранные отделения перешли к осуществлению надзора за рабочими, совершенно игнорируя фабричную инспекцию.
Витте категорически высказывался против «введения полиции на фабрику». 12 марта 1898 г. Министерство финансов предписало чинам фабричной инспекции «никоим образом не передавать» своих обязанностей полиции. Между Министерством финансов и Министерством внутренних дел возник открытый конфликт, принявший особенно острые формы в Москве, где усилиями обер-полицмейстера Д. Ф. Тренева «дело постоянного надзора за взаимными отношениями и порядком на фабриках и заводах, — по выражению прокурора московского окружного суда А. А. Макарова, — „уплыло“ из рук фабричной инспекции и перешло в руки полиции». Рабочие, недовольные решением фабричного инспектора, могли подавать жалобы на имя обер-полицмейстера или обращаться в охранное отделение.
Инициатором московских новшеств был Сергей Владимирович Зубатов. В юности он сам участвовал в социалистических кружках и даже в 1882 г. был исключен из гимназии за политическую неблагонадежность, но быстро стал на праведный путь, пошел на службу в полицию и к 1896 г. дослужился до начальника Московского охранного отделения. Зубатову удалось убедить московского градоначальника Д. Ф. Тренева и генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, что «одни репрессивные меры» эффективны только «пока революционер проповедует чистый социализм», но «когда он начинает эксплуатировать в свою пользу мелкие недочеты существующего законного порядка, одних репрессивных мер мало, а надлежит не медля вырвать из-под его самую почву». Полиция должна была «идти в народ»: «Где пристраивается революционер, — писал Зубатов, — там должна быть и государственная полиция».