Воин Яровита - Василий Сахаров

Еще неделю назад молодой рыцарь, возможно, ответил бы категорическим отказом, ибо тогда он считал, что рыцарь не может поступиться честью, бросить своего полководца и убежать с поля битвы. Но во время изнурительных маршей и на привалах после стычек с венедами Седрик не раз вспоминал слова своего батюшки, который говорил, что иногда жизнь должна ставиться выше законов рыцарства и приказов неблагодарных графов и герцогов. При этом старый Зальх всегда кивал на свою покалеченную ногу, а потом добавлял, что будь он в свое время поумнее и поосмотрительней, то не стал бы калекой. Седрик это никогда не забывал, а побывав на настоящей войне и посмотрев на то, как руководят войском пфальцграф Фридрих и его приближенные, понял, что батюшка прав. Полководцы приходят и уходят, у каждого свои цели и понимание того, как правильно вести войну, а жизнь одна.

Кроме того, сидящие рядом с Зальхом воины, которые были преданны Юнгу, словно псы, вели себя несколько странно. У одного, того, что справа, в руках был кинжал, которым он молча строгал палку, а другой, слева, придвинулся поближе к рыцарю. Возможно, это была случайность. Однако Седрик подумал, что если он не примет предложение Густава, воины набросятся на него и убьют. Почему? Да потому, что юноша мог доложить о планах своего командира людям пфальцграфа, и для Юнга это стало бы несмываемым позором, не только для него лично, но и для всего его рода. Ну, а так, если все пройдет тихо, никто и ничего не докажет. Шел отряд, отбился и остался один против орды варваров. Затем храбрые воины совершили десяток подвигов и уничтожили сотни врагов, а потом смогли пробиться к другим католикам. Все логично и просто, настолько, что это понимал даже неопытный Седрик. Поэтому решение Зальх принял быстро.

— Да, я с вами, — глядя прямо в глаза Юнга, сказал Седрик.

Командир был удовлетворен, а юноша краем глаза заметил, что воины рядом с ним расслабились и отодвинулись. Значит, он принял единственно верное решение, и после этого дороги назад уже не было.

Юнг стал отдавать своим людям приказы и они, превозмогая усталость и слабость, собрали нехитрый скарб отряда, упаковали в походные мешки броню, проверили обувь и наточили оружие. За этими занятиями время до полуночи пролетело незаметно. Лагерь германцев затих и забылся тревожным сном, после чего воины, затушив костер, поднялись и цепочкой двинулись в сторону леса.

Вскоре дезертиров окликнули. Это было боевое охранение, в котором у Густава имелись знакомые. Между ним и караульными состоялся короткий разговор, к группе Юнга присоединилось еще десять человек и все вместе, по узкой неприметной балке беглецы втянулись в неприветливый темный лес. Вокруг царила кромешная тьма, и двигаться дальше было невозможно. Но делать это никто и не собирался, поэтому воины затихли и стали ждать рассвета. Лагерь пфальцграфа находился от них на расстоянии одной мили и был как на ладони. Седрик видел костры и мелькающие на их фоне человеческие тени. Ему было страшно и казалось, что за каждым темным кустом прячется враг, а еще юноше хотелось спать, и в его животе бурчал голодный зверек, который требовал пищи. Вот только еды не было и юноша, как в детстве, закрыл глаза, постарался отвлечься и подумать о чем-то хорошем. Мысли потекли плавно и размеренно, Седрик представил, что он дома, и вскоре, забыв про страх и голод, задремал.

Сколько он проспал, Зальх не знал, а проснулся юноша оттого, что на его плечо легла чья-то рука. Седрик вздрогнул, открыл глаза и обнаружил, что наступило раннее утро. После чего он поднял голову и увидел рядом с собой Юнга, который кивнул в сторону поля и еле слышно прошептал:

— Глянь-ка Седрик, вовремя мы ушли.

Зальх поднялся, приник к шершавому стволу большого дуба и посмотрел на ясно видимый лагерь германского войска. Там зажигались дополнительные костры и между ними суетились люди. Потом взвыли сигнальные трубы, чей зычный глас донесся до спрятавшего беглецов лесного массива, и практически одновременно с этим послышался многоголосый рев бодричей, которые в больших количествах выходили из окрестных лесов и окружали германцев плотным кольцом.

Седрик обернулся к Густаву и спросил его:

— Наши отобьют врага?

Ветеран, лицо которого было скрыто тенью деревьев, помедлил и отрицательно качнул головой:

— Не думаю. Венеды выбрали отличный момент для удара и врагов слишком много.

— Так, может, нам пора уходить?

— Еще не время, Зальх. Пусть все враги втянутся в битву, а то знаю я повадки этих дьяволопоклонников, наверняка, в лесу полно дозоров и ловушек. Так что терпи, смотри, как убивают наших товарищей, запоминай это и мотай на ус, которого у тебя пока еще нет. Глядишь, пригодится, когда сам полководцем станешь.

Юноша понимал, что Юнг прав. Однако его горячее сердце от обиды за своих земляков, которые попали в ловушку, рвалось из груди, а рука стискивала рукоять меча. Ему хотелось вернуться обратно и ринуться в бой против язычников, но сделать это он так и не решился, а когда Седрик хотел подойти к самому краю опушки, откуда можно было четче рассмотреть битву, Густав резко придавил юношу к земле, и прошипел:

— Тихо… Бодричи рядом…

— Где? — полузадушено выдохнул Зальх.

— Смотри…

Густав отпустил Седрика и он увидел, что вдоль леса к лагерю Фридриха Саксонского выдвигается огромная масса из людей и лошадей. Фыркали боевые жеребцы, позвякивал металл, и поскрипывали многочисленные повозки. Отряды хорошо вооруженных воинов двигались слаженно и быстро, но неожиданно они остановились. От мысли, что варвары заметили спрятавшихся германцев и сейчас рванутся на их поиски, живот Зальха скрутило, его сердце дрогнуло, и он пригнулся.

"Господи! — мысленно взмолился юноша. — Помоги!!!"

Впрочем, бодричей беглецы не интересовали. Они построились в боевой порядок, а потом вдоль их строя проехался крупный бородатый брюнет на мощном жеребце. Это был вождь, без сомнений, и немного позже Юнг сказал, что это сам Никлот. Полководец венедов приподнялся на стременах, оглядел своих воинов, рассмеялся и выкрикнул несколько фраз. Бодричи отвечали ему радостными криками и потрясали оружием, а затем они продолжили свое движение к лагерю германцев.

Венеды удалились, страх немного отступил и Седрик смог выбраться на опушку. Вид на стиснутое лесами поле открывался великолепный, и молодой рыцарь стал свидетелем последней битвы Фридриха Саксонского со своими исконными врагами.

На окраинах лагеря уже кипели ожесточенные схватки. Остатки боевых дозоров и охранение встречало бодричей клинками и давало пфальцграфу драгоценное время на то, чтобы собрать в кулак силы. В центре лагеря в это самое время строились наемные пехотинцы, изнуренные сражениями ополченцы из сервов, немногочисленные стрелки, спешенные рыцари, знаменитые саксонские секироносцы, воздевшие к небесам деревянные кресты священники и несколько десятков конных аристократов из свиты пфальцграфа. Все они хотели выжить и были готовы сражаться. Однако подлые венеды не принимали правильного боя грудь в грудь.