Вершины и пропасти - Софья Валерьевна Ролдугина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потому что Мирра и впрямь был хорош.
Его удары не были так сильны, как у Эсхейд, но зато отличались точностью – и проворством. Если первые минуты преимущество оставалось на её стороне за счёт чистой мощи, то затем оно перешло к Мирре – и вскоре стало подавляющим. Быстрый, лёгкий и ловкий, он вертелся вокруг неё – и бил снова и снова…
…только по мечу.
Эсхейд, видно, рассчитывала силу ответного удара не столь точно, а потому выходила сухой из воды лишь благодаря могучему телосложению – и опыту.
– Ха!
Выдохнув резко, Мирра крутанул мечом – и обрушил на противницу незримую волну, но не упругую, острую, как раньше, а словно бы рассеянную, как ветер. Эсхейд отступила на несколько шагов назад, пытаясь сохранить равновесие, и, судя по выражению лица, выругалась. Он торжествующе ухмыльнулся… и едва успел подставить клинок, отражая удар.
Трава пошла мелкой рябью; лента, которой Мирра увязывал волосы, лопнула – и он упал.
На одно колено.
– Эх, ты! – Телор подался, налегая на хрупкое заграждение, усыпанное мелкими бело-розовыми цветами. – Ну! Да как же так!
У Фог сердце тоже дрогнуло – не так, как в битве, от страха, но от азарта.
«Ну же, – подумала она, и губы у неё беззвучно шевельнулись. – Давай!»
Ей ясно были видны облака морт, закручивающиеся вокруг клинка Мирры. Пока ещё полупрозрачные, сизо-лиловые, они быстро темнели, густели…
«Да он почти как киморт, – подумала Фог, цепенея от странного восторга, крепко замешанного на каком-то глубинном, необоримом страхе. – Значит, в умелых руках даже простой инструмент способен на такое… Даже простой инструмент…»
А потом Мирра сделал что-то – не то чуть наклонил клинок, не то вывернул рукоять – морт брызнула в стороны.
Эсхейд шагнула назад, прикрывая глаза, как от ветра…
…и не успела правильно подставить меч под следующий удар.
Её клинок, сверкая в лучах солнца, крутанулся – и отлетел в сторону, плашмя падая в траву. Мирра застыл, опустив меч, тяжело дыша – торжествующий, сияющий, счастливый, а потом расхохотался вдруг, запрокинув голову к небу.
– Победил! Честно победил!
Эсхейд расхохоталась тоже – а потом шагнула к нему, заключила в объятия, крутанула, как ребёнка; вернула на землю – и потрепала по голове, приводя буйные рыжевато-красные кудри в полнейший беспорядок.
– Вырос! – кричала она. – Как вырос-то! Каков наместник, а? Каков повелитель!
Зрители неистовствовали тоже – вопили, трясли друг друга за плечи, точно дети, а не грозные воины; наполняли чаши вином, передавали друг другу монеты – верно, выигрыш… Из отдельных восклицаний Фог поняла, что Мирра с Эсхейд вот так бьются уже лет двадцать, если не больше – с тех пор ещё, как он был совсем ребёнком. Сперва в шутку, потом, позже – всерьёз. Конечно, раньше побеждала Эсхейд – не сотню и не тысячу раз даже, но в последние годы Мирра ей почти не уступал. Чаще всего поединки заканчивались вничью, изредка – победой наместницы севера.
А сегодня победил Мирра – и не где-то на задворках Хродды, после разминки поутру, а на глазах у целого войска, где были воины из всех четырёх частей страны.
– Сложу-ка, пожалуй, о нём песню, – вздохнул Сэрим, машинально пихнув обратно за ворот ящерку-садхам. Лицо у него было одухотворённое. – Может, сразу две.
– Боюсь, и без тебя будет много желающих его прославить, – фыркнул Телор.
– Вот потому и надо поторопиться! Как чую, что за эти песни будут много платить – особенно тому, кто поединок своими глазами видел…
И как-то совершенно естественно разошёлся слух, что Мирра-де нынче самый могучий воин – и, может, сам лорга ему в подмётки не годится. И что он-то, верно, и сядет на трон следующим, ибо кому ещё? Больше и некому… Кальв, слушая эти речи, обеспокоенно качал головой, но видно было, что единокровным братом он гордится; Эсхейд же подливала масла в огонь, то тут, то там замечая, что, мол, наместник юга молод пока и явно не все свои таланты показал.
Короткое и бурное празднование закончилось так же внезапно, как и началось. Пока одни дружинники поднимали чаши за победу Мирры и обсуждали поединок, другие уже собирались в дальний путь. Сидше принял новость о том, что ему придётся предоставить для путешествия свою «Штерру», со смирением, даже сделал вид, что это он сам предлагает. Но наедине с Фог обмолвился с глубоко скрытой болью:
– Вот я всегда посмеивался над торговцами скотом, что даже издали их дирижабли можно отличить – по вони, а теперь сам открываю дверь для дюжины гурнов.
Фогарта незамедлительно прониклась сочувствием и пообещала отчистить потом грузовой отсек так, что он как новый станет, и Сидше поблагодарил её сердечно… Однако потом всё равно простоял несколько минут перед «Штеррой», печально скрестив руки на груди, точно извиняясь.
Как-то само собой вышло, что к ним присоединился и Сэрим, конечно, вместе с садхамом. А вот Иаллам остался с Миррой: за минувшие дни он влился в дружину, завёл себе приятелей и приятельниц, освоился и обжился. Прощаться с Фог ему было явно неловко; он прятал взгляд, точно боялся посмотреть прямо, и с облегчением вздохнул, когда она сама попросила:
– Присмотришь за наместником юга? Он, конечно, воин каких поискать, но битва ему предстоит нелёгкая… А с тобой благословение храма.
Иаллам оживился:
– А ты веришь в благословения, дева-киморт?
– Может быть, – улыбнулась Фог, разглядывая тонкие, как нити, багряные потоки морт, закручивающиеся вокруг жреческого кинжала, спрятанного в ножны под рукавом. – А может, просто полагаюсь на твою хитрость и везучесть.
– Я везучий, это так, – охотно подтвердил Иаллам, изрядно повеселевший. – Попади я, скажем, тогда в Дабур один – точно бы сгинул. Но ведь встретил же тебя! Ну, и ты тоже, – понизил он голос. – Будь там, в столице, поосторожней, что ли.
Фог пообещала быть.
Попрощалась она и с кимортами-близнецами. Онор на прощание разревелась и обняла её крепко-крепко; Лиура бледнел, краснел и улыбался невпопад, очевидно чувствуя себя уязвимым теперь, когда приходилось расстаться со спасительницей. Хоть рядом и оставался Телор, заботливый и внимательный наставник; хоть вокруг расстилалась не зловещая пустыня, а высились зелёные горы, где рабство отродясь не признавали…
«Всё проходит, – размышляла Фог, поднимаясь по трапу. Солнце уже садилось; горы
