Нищий Король (СИ) - "Феликс Неизвестный"

Полёт занял не больше десяти минут. Вертолёт взмыв в небо, пронёсся над цветными лоскутами полей, среди которых, совершенно блекло выглядели покатые крыши лачуг посёлка «Зайчуткино», затем пересёк, извивавщуюся змеёй стену, огораживавшую двести тысяч акров заповедных угодий от простых смертных, и, уже, скоро, впереди замаячил охотничий дворец, четырёхэтажный красавец, весь обсаженный острыми башенками, черепица крыш которых, в лучах заходящего солнца казалась золотой… а может, и не казалась.

Сел вертолёт на изумрудном газоне у парадного входа дворца.

Тут уже, при выходе, услужливые лакеи принимали гостей, помогая каждому выйти из салона. Два лакея помогли Интеллигенту вынести короля — тестя, а два других, уже, поднесли ящик, где в золотой соломе, уютно расположились бутылки с любимым вином короля — тестя «Шато Лафите». Интеллигент принял от лакея быстро откупоренную бутыль и хрустальный бокал, и вснул и то и другое в дрожащие руки патрона.

Король — тесть, с трудом попадая в бокал, налил на два пальца, драгоценного, рубинового цвета, напитка и цокая зубами о стенку бокала, залпом выпил содержимое, вроде бы от этого ему немного полегчало, судорога сводившая лицо прошла, зрачки сузились до нормальных размеров.

Уловив благодатное действие вина, король — тесть, быстро разбил бутылку о мраморный борт фонтана и затребовал ещё бутыль, что, тут же, и было выполненно. Король — тесть проделал с новой бутылкой тоже, что и с предыдущей, и с ещё одной, и ещё одной, так он разбил с десяток бутылок, выпив при этом не больше двух полных бокалов, но это вернуло ему ясность разума.

— Интересно, а он знает, что бокал можно наполнять целиком? — глухо произнёс Заяц, у которого, от сильного запаха хорошего алкоголя, слюни потекли пуще обычного.

— Их величесто должны пить по — королевски, — сказал Зайцу, стоявщий рядом лакей, решивший, что этот вопрос адресован ему — это, только, низшие сословия опорожняют бутылку от начала и до дна, а их величество выпивает, исключительно, вершок.

Король — тесть, снял с макушки маленькую золотую корону, которую продолжал носить, не смотря на запрет суда и стащил тяжёлый напудренный парик, подставив свежему августовскому ветру коротко остриженную голову. Глазам его вернулась прежняя проницательность, рот сжался в капризную подковку.

— Возьмите этого…, — он осёкся на полуслове — моего зятя, — поправился он — препроводите его в покои, сделайте ему омовение и, обязательно, хоть как — то, более — менее прилично, оденьте. И свиту его, тоже, приведите в порядок. Что бы к ужину они сверкали!

Лакеи, низко кланяясь, забегали вокруг Короля Многоземельного, предлагая ему следовать в покои, а тот, улыбаясь во весь рот, отвещивал им пощёчины, одну за одной, лясь — лясь! Какая радость!

Зайчиха, та повелела себя нести, а её скотский братец, успел таки умыкнуть из ящика бутыль излюбленного королевского вина, и шёл, вставив горлышко в рот, заливая вино в ненасытное чрево.

За помывку Короля Многоземельного принялись со всей ответственностью и тщательностью, его величественное тело погрузили в ванну, по размеру больше походившую на бассейн, на двести тысяч галлонов воды из высокогорного источника, обильно разбавленной благовониями и покрытой густой белой пеной. Драили монарха щётками и скребками, сразу пять лакеев, а он, в отместку, брызгал им пеной в глаза и, постоянно, норовил уплыть подальше.

Бороду августейшему выстирали, отжали и, даже, завили щипцами, заодно, сплели на ней пару косичек и привязали ярко — красный маленький бантик.

С зайцами, правда, в виду их более низкого происхождения, так церемониться не стали. Свели обоих в прачечный зал, загрузили в одну стиральную машину и прокрутили в барабане, предварительно разбавив воду дустом, там же, в центрифуге их отжали, высушили в сушилке, а по окончании, обоих обработали средством от блох.

Обеденный зал охотничьего дворца отличался простором, так как, именно здесь, перед охотой, король, обычно, собирал многочисленное общество состоящее из благородных господ и они, все дружно, упивались в усмерть, что делало последующую охоту гораздо насыщеннее в эмоциональном аспекте. Пока король с братией напивались, егеря завозили во дворец клетки с заранее отловленными зверьми, и, связывая им лапы, закидывали их в зал, где пировали охотники, и те умервщляли зверей, практически, голыми руками, так как король был за строгое соблюдение техники безопасности и выпившим строго — настрого запрещалось брать в руки как огнестрельное, так и холодное оружие. Как результат таких бесчисленных удачных охот, шахматный гранитный пол обеденного зала, был услан тремя слоями выделанных шкур всевозможных животных — оленьи, лосьи, медвежьи, лисьи, даже несколько жирафьих и одна слоновья. Слоновья была одна, только, потому что убивать слона вручную оказалось трудным делом и егерям было приказано — больше слонов не подавать.

В высоком потолке, расписанном картинами из охотничьей жизни, крепились три десятиярусных люстры, по десяти тысяч свечей каждая, достававшие нижними подвесками, чуть ли не до полу.

Длинный обеденный стол, яродов дридцати, красного дерева, устланный бордовой льняной скатертью уже был готов к ужину, все приборы, чаши, кувшины, блюда — всё было из чистого серебра, и не потому что король — тесть был беден, а с целью выделить главную персону, то бишь самого короля, тем что, лишь, ему были поставлены золотые приборы.

Король — тесть, уже, переодетый к ужину, высоко задрав нос и чеканя шаг, вошёл в зал, через позолоченные двери, распахнутые перед ним лакеями в белых перчатках, за ним семенил Интеллигент, с неизменным потёртым портфелем в руках и в помятом стареньком костюме.

Когда король вошёл, оркестр, расположившийся на балконе зала, по взмаху дирижёрской палочки, заиграл маленькую ночную серенаду Моцарта.

Король — тесть занял почётное место во главе стола, Интеллигент стал у него за спиной и рылся в портфеле, извлекая из него какие — то бумаги.

Лакеи засуетились вокруг короля — тестя, наливали вино, заправляли салфетку и мелко нарезали филе лебедя. Но не успел король — тесть пригубить аперетив, как церемониймейстер трижды ударил жезлом о пол и прокричал:

— Их величество Король Многоземельный, зять!

И тут же лакеи, распахнув двери, впустили и самого обладателя вышеупомянутого титула.

Нужно объяснить, что так оказалось — ни в личном гардеробе короля — тестя, нигде либо по всему дворцу, не нашлось платья подходившего по габаритам Королю Многоземельному и, не найдя иного выхода, челядь обернула зятя своего повелителя в красную шёлковую штору, как в тогу, потому выглядел, теперь, сей достойный монарх, крайне необычно, если учитывать интерьер в котором он оказался.

Король Многоземельный прошёл в зал, чинно, с полным осознанием собственного достоинства и дал пощёчину церемониймейстеру, от чего тот выронил из рук жезл, но на ногах, всё — таки, удержался.

— В этом одеянии вы похожи на римского патриция, — заметил король — тесть зятю, усевшемуся по левую руку от него.

Король Многоземельный лишь бросил на тестя злобный взгляд, но ничего не ответил, так как его рот, уже, был занят поеданием молочного поросёнка.

Рядом с Королём Многоземельным, образовались и зайцы. Церемониймейстер не объявил их, как особ худородных, потому в зал они просочились не замеченными, зато за столом, сразу же стали себя проявлять.

Заяц затребовал коньку, заплевав салфетку, и выпив залпом полный бокал, срыгнул и накинулся на еду, чавкая и забрызгивая слюной скатерть.

Зайчиха поливала бранью лакеев, укоряла в недостаточной исполнительности, в конце концов она затребовала, что бы один лакей сам накалывал кушанья на вилку и клал ей в рот, а второй, регулярно подносил бокал с вином, что бы она могла сделать пару глоточков, при чём одно и тоже вино, дважды не подносить!

Для лакеев оказалось проще прислуживать монархам, чем услужить зайцам. Самое страшное, что могло произойти с обслугой при монархах — это пощёчина от Короля Многоземельного, а вот зайцы свои фантазии ничем не ограничивали — приказывали лакею наливать вино, удерживая бутылку на лбу или разделывать павлина стоя на голове, короче, всё старые барские забавы. Но, не считая, заячьих проделок, трапеза проходила в полном молчании и, только, после четвёртой перемены блюд, лениво ковыряя мизинцем в зубах, Король Многоземельный завёл беседу: