Любимый незнакомец - Эми Хармон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элиот нахмурился. Мэлоун застыл. Они стояли рядом, прислушиваясь к доносившимся из-за двери словам безумца. А Суини все продолжал:
– На суд меня провел Мартин. Вы же знаете, что раньше он был судьей? У Мартина большие связи, имейте в виду. Наши отцы были родными братьями. Мы с Мартином тоже как братья. Знаете, ведь его отец хотел, чтобы он стал доктором, а мой отец хотел, чтобы я стал юристом. Мы оба разочаровали своих отцов. Мы любим об этом вспомнить и посмеяться.
– Вы убили Эдварда Андрасси? – спросил Килер совершенно спокойным тоном, отвлекая Суини.
– Понятия не имею, кто это.
– Вы убили Фло Полилло?
– Я не знаю испанского.
– Вы Фрэнсис Эдвард Суини?
– Так меня звала мать, когда сильно сердилась.
– В 1934 году вы жили в доме номер 5026 по Бродвею?
– А какой теперь год? – Он раскатисто захохотал. – Я даже не знаю, какой нынче день.
Леонард Килер продолжал задавать вопросы, но Суини хотел говорить с Мэлоуном и по-прежнему адресовал свои речи двери, которая вела в соседнюю комнату.
– Скажи-ка, Майк, а кто-нибудь вообще знает, кто ты на самом деле такой? Откровенно говоря, это ведь очень грустно. Вся слава достается таким, как Элиот, а такие, как мы с тобой, просто делают за них всю работу.
– Вы работали в больнице Святого Алексиса? – спросил Килер.
– Несс, ты еще там? – крикнул Суини. – Ты что, обиделся?
– Вы убили Роуз Уоллес? – продолжал Килер.
– Майк? Ты знаком с Роуз Уоллес?
– Вы тот, кого называют Мясником из Кингсбери-Ран? – невозмутимо проговорил Килер.
– Я – Мясник? Я никто, а ты кто? – торжествуя, продекламировал он. – Может быть, тоже никто? Тогда нас двое – молчок! Чего доброго, выставят нас за порог[1].
* * *
– Элиот, у нас ничего нет, – проговорил Коулз. Волосы небольшими пучками торчали в стороны у него над ушами, плечи уныло поникли, под глазами набрякли мешки.
– Мы получим ордер на обыск, – стиснув зубы, заявил Элиот.
– Сейчас его местом жительства официально считается дом конгрессмена Суини, – напомнил Коулз. – Если мы на такое решимся… ради чего мы здесь старались? Мы из кожи вон лезли, чтобы провернуть все по-тихому. А теперь ты нагрянешь с обыском в дом конгрессмена?
– По моему профессиональному мнению, он страдает психозом, – произнес Гроссман. – Но… я не могу сказать наверняка, убийца ли он.
Элиот нахмурился:
– Килер? А ты что скажешь?
Леонард откинулся на спинку своего стула:
– Он говорит неправду.
Коулз бессильно застонал:
– Это нам не поможет, Леонард.
– Дэвид, мне не удалось задать четкие исходные параметры. Если в работе с субъектом я не знаю, как выглядит правда, то не могу точно сказать, когда субъект говорит неправду.
– А он врал в ответ на все, о чем мы спрашивали. Он даже имя свое назвал неверно, – прибавил Несс.
– Это он убил всех тех людей, Леонард? – решительно поинтересовался Мэлоун. – Да или нет?
– Если верить полиграфу… то да. Он их убил. Если это не он, то я могу выбросить свой прибор в окно. Но я согласен с доктором Гроссманом. У него психоз. Из-за этого результаты моих тестов не могут считаться точными. Его ответы нельзя признать искренними. Он явно нездоров.
– Парни, нам придется все это свернуть, – обеспокоенно проговорил Коулз. – Нам нельзя больше продолжать этот допрос.
* * *
Мэлоун вышел пройтись. Ему нужно было проветриться. Хоть недолго побыть вдали от Суини, от гостиничных комнат, пропитанных запахом пота. Ну и история. Килер собирал свой прибор. Гроссман говорил что-то о принудительном заключении в психиатрическую лечебницу. Мэлоун предположил, что раз уж им удалось почти на неделю запереть Суини в гостинице «Кливленд», значит, упрятать его в лечебницу тоже вполне возможно. Но прямо сейчас Суини требовал, чтобы его отпустили, а Несс просто молчал.
Ну и история.
Его все это не удивляло. Он всегда ждал худшего. Рассчитывал только на худшее. И по этой самой причине он всегда был готов к любым передрягам, но при этом вел себя тихо и неприметно. Он никогда и ни в чем не видел светлой стороны, ведь – по его опыту – светлой стороны вообще не было. Да, теоретически в любой ситуации можно отыскать что-то хорошее, но на деле это чаще всего лишь пустые слова. Пожалуй, неприятности его даже обнадеживали, ведь, оказавшись в неприятной ситуации, он сразу начинал думать о том, как все исправить. А если случалось что-то хорошее, он просто ждал, пока ситуация кардинально изменится.
Прямо сейчас ситуация кардинально менялась.
Все встало на свои места в тот самый миг, когда Мэлоун завернул за угол и в него на полной скорости врезался какой-то парнишка, на бегу смотревший назад, через плечо, словно за ним кто-то гнался. От удара оба отлетели за угол, туда, откуда Мэлоун только что вывернул.
Сначала Мэлоун узнал свою шляпу и только потом – тощее тело ее обладателя, повисшее у него в руках. Стив Езерски так и ходил в шляпе Мэлоуна. От этого он казался еще меньше, чем был в действительности. Он попытался вырваться и дернулся вправо, но Мэлоун, заметив его движение, шагнул влево и в три шага прижал парня к стене.
– От кого бежишь? – Он оглядел широкую площадь, вливавшиеся в нее улицы. Высокое здание гостиницы «Кливленд» стояло на южном углу оживленной широкой площади. На первом этаже помещались дорогие магазины и рестораны, и поэтому вокруг кишмя кишели карманники. Гостиница располагалась чересчур далеко от Бродвея, Восточной Пятьдесят пятой и мануфактуры Харта, где, как считал Мэлоун, по-прежнему жил и работал Стив.
– Ни от кого. На трамвай бегу, – задыхаясь, выпалил паренек.
– Остановка в другой стороне.
– Ну да. Я знаю, где срезать.
– Ты где был, Стив?
– Я теперь Джез. Меня зовут Джаззи Джез.
– Глупее имени я не слышал.
– Кто бы говорил, Лепито, – огрызнулся Езерски, пытаясь вырваться из объятий Мэлоуна, но безвольно стих под его мрачным взглядом.
– Как ты меня назвал? – прошипел Мэлоун.
– Так ведь это и есть твоя фамилия? Мне так сказал тот мужик.
– Какой еще мужик?
– Твой хвост. Он снова ко мне приходил. Задал мне пару вопросов, дал денег и сказал, что ты гангстер и фамилия у тебя Лепито.
– Гангстер Лепито, – повторил Мэлоун. – Ты мне врешь, Джаззи?
– Я?
Мэлоун слишком устал
