Уничтожить - Мишель Уэльбек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заспанный Дутремон не успел ни причесаться, ни побриться, да и одевался явно наспех, но главное, на этот раз он выглядел совершенно выбитым из колеи. Видео распространилось в интернете с небывалыми ранее агрессией и скоростью, сумев на некоторое время парализовать мировой трафик, и задействовало неизвестные ему ресурсы, это беспрецедентное событие, он не знал, что и думать.
Мартен-Рено считал эту ситуацию непостижимой и с точки зрения общего замысла. В нападении на контейнеровоз логично заподозрить какую-нибудь ультралевую группировку; очень странно, что в их распоряжении оказались такие технические средства, но это еще куда ни шло. Второй теракт, нападение на банк спермы, указывал скорее на католиков-интегристов, то есть с точки зрения логистики – в никуда. Но в данном-то случае кого прикажете подозревать? Возмутится весь мир. Белых супремасистов? Пара-тройка жалких субъектов, которые с трудом способны зашнуровать ботинки, организовали теракт, получивший мировой резонанс, и парализовали интернет почти на четверть часа? Полная чушь.
Пришел Ситбон-Нозьер, как всегда, в безупречном костюме, вот он явно был в отличной форме и выглядел отдохнувшим и свежим; он не разделял пессимизма своих коллег.
– Андерс Беринг Брейвик, норвежский ультраправый убийца, приводит в своем манифесте “2083” обширные цитаты из работ Качинского, – сказал он. – Существует экофашистское движение, рассматривающее род человеческий, а также, впрочем, и другие социальные виды, как совокупность изначально враждующих племен, которые постоянно воюют за контроль над территориями. Этой концепции ранее придерживалась Максимиани Портас, французская интеллектуалка середины двадцатого века. Как и Теодор Качинский, Максимиани Портас получила блестящее математическое образование, в своей докторской диссертации она опирается на труды Готлоба Фреге и Бертрана Рассела. Приняв индуизм, она вышла замуж за брамина и взяла себе имя Савитри Деви, что означает “богиня солнца”. Будучи пылкой поклонницей Гитлера, она в своих текстах предвосхищает также тезисы сторонников глубинной экологии.
Если рассматривать их в контексте экофашистской философии – тут Ситбон-Нозьер воодушевился, – последние два теракта преследовали взаимодополняющие цели: искусственная инсеминация и иммиграция используются современными обществами для компенсации снизившегося суммарного коэффициента рождаемости. Такие продвинутые страны, как Япония и Корея, ориентируются на искусственную инсеминацию, в то время как менее технически развитые страны Западной Европы делают ставку на иммиграцию. В обоих случаях капитализм достигает своей цели – медленного, но верного увеличения численности населения планеты, что позволяет достичь экономического роста и обеспечить приемлемую доходность инвестиций. Единственная альтернатива этому – экофашистская идеология, как у Савитри Деви, или примитивистская, как у Качинского, приверженца концепции антироста, причем их синтез тоже вполне допустим. Эти движения также можно считать родственными нигилизму в том смысле, что они, прежде всего, стремятся к воцарению хаоса, в результате которого, полагают они, возникнет новый мир, обязательно лучше прежнего; нигилистам тоже было необходимо в определенный момент пойти на чудовищные поступки, вызывавшие единодушное осуждение – на убийство детей, например, – для того чтобы отделить истинных борцов от простых попутчиков.
– Честно говоря, я не уверен… – возразил Мартен-Рено, который тоже еще толком не проснулся. Ситбон-Нозьер – специалист по нигилистам, поэтому не удивительно, что нигилисты мерещатся ему повсюду, но он уже и впрямь начинал сомневаться, правильно ли поступил, взяв на работу выпускника Эколь Нормаль. – С интеллектуальной точки зрения это не лишено смысла, – признал он, – но сколько их наберется в мире? Человек десять? Двадцать?
– В данный момент их необязательно должно быть много, – ответил Ситбон-Нозьер. – Благодаря интернету горстка компетентных и решительных людей может добиться впечатляющих результатов. Брейвик действовал в одиночку, а теракт на острове Утойя получил резонанс во всем мире. Сегодня, как никогда прежде, власть зиждется на интеллекте и знаниях, и такие ультраминоритарные идеологии с наибольшей вероятностью привлекут выдающиеся умы. Представьте себе какого-нибудь современного Качинского тридцать лет спустя, который так же хорошо разбирается в информатике, как тот Качинский в математике: он способен сам по себе нанести колоссальный ущерб. Для некоторых терактов, разумеется, необходимо финансирование, но при желании его удается найти. Например, нападение на датский банк спермы сильно навредило всем биотехнологическим фирмам, работающим над репродукцией человека; на каждом конкретном рынке игра на понижение может быть не менее, а иногда и более прибыльной, чем игра на повышение, это классическая финансовая стратегия. Те, кто своевременно продал свои акции этой датской компании, наверняка неплохо заработали, а чужой пример заразителен.
Мартен-Рено бросил на него обеспокоенный взгляд, он уже окончательно проснулся. Биотехнологии – это одно; но для тех, кто играл на понижение внешней торговли Китая, прибыль должна была быть огромной; и ему уже попадались на жизненном пути финансисты, которые, не колеблясь, согласились бы организовать такую операцию. Если его сотрудник прав, то их ждут гораздо более страшные угрозы, чем все, что они до сих пор могли себе вообразить.
– А значит, это обернется, на мой взгляд, – продолжал Ситбон-Нозьер, – тактическим союзом между людьми, у которых есть желание спровоцировать хаос и имеются технические навыки для его достижения, с одной стороны, и теми, кому это выгодно и кто может профинансировать оперативное исполнение. Кроме того, теперь гораздо проще нарушить функционирование системы. Например, транспортировщикам скоро наверняка будет не нужна судовая команда, разве что для захода в порт. При угрозе столкновения экипаж все равно ничего не может сделать, инерция судов слишком велика; спутниковая система наведения более эффективна и куда более экономична, а если используешь такую систему, появляется и возможность ее взломать.
Он замолчал, и они какое-то время поразмышляли над этой перспективой. Мартен-Рено, погруженный в мучительное созерцание футуристического пейзажа из стекла и металла, открывавшегося из панорамного окна, подумал, что его подчиненный прав: средства нападения развиваются гораздо быстрее, чем средства защиты; обеспечить порядок и безопасность в мире станет еще труднее.
К тому моменту, как Поль в семь утра вошел в свой кабинет, Брюно уже успел созвониться с министром внутренних дел, премьер-министром и президентом; они в свою очередь поговорили с зарубежными коллегами. Если коротко, то все склонялись к идее международной траурной церемонии вблизи от места затопления.
– Хорошо хоть, что это в открытом море, обойдемся без их блядских свечек… – с досадой проговорил Брюно; это замечание удивило Поля, которого во времена исламистских терактов тоже воротило от капающих свечей, воздушных шариков, стихов и прочих “Вы не добьетесь от меня ненависти”[48] и т. д. Он считал, что ненавидеть джихадистов вполне законно, равно как и желать, чтобы их поубивали в большом количестве,
