Яд Минувшего. Часть 1 - Вера Камша

— Подсудимый, — предупредил гуэций, — имейте в виду, что Высокий Суд может расценить ваши последние слова как скрытую угрозу.

— Как вам будет угодно, но я имею обыкновение предъявлять ультиматумы в очевидной форме.

— Вам был задан вопрос о причинах вашего возвращения, — не принял вызова гуэций, — вы сослались на видение, в котором разыскивали своих вассалов.

— Разыскивал, — подтвердил подсудимый, — причем в на редкость неприятном месте. Сначала мне показалось, что это Ноха, но там, по крайней мере раньше, не было плесени. Еще любопытней вышло с вассалами, потому что вместо них я нашел нынешнего герцога Эпинэ.

— И вы хотите убедить Высокий Суд, что вернулись в столицу из-за данного сна?

— Милейший, — поморщился Алва, — я уже давно ничего не хочу, но в Олларию я вернулся именно поэтому.

— Вы не знали, что маркиз Эр-При находится в Агарисе?

— Местонахождение Робера Эр-При меня не волновало, — Алва задумчиво свел брови, — но мне захотелось убедиться, что в Нохе нет плесени.

Глава 9. РАКАНА (Б. ОЛЛАРИЯ)

400 год К. С. Вечер 17-го дня Зимних Скал

1

Лабиринт оживших, сужающихся стен, низкое небо, черно-серо-зеленые пятна на грязной, разбухшей штукатурке, сливающиеся в грубое подобие лошади… Он это видел! Видел, когда умирал и не умер. Пятна плесени обернулись пегой кобылой, но Алва вытащил его из сжимающегося тупика. Нет, кобыла появилась раньше…

— Монсеньор!

— А, это вы, Карваль. Что-то срочное?

— Не очень, Монсеньор. — Никола позволил себе улыбнуться. — Учитель вашей кузины найден.

— Где он?

— Я приказал проводить его к кузине Монсеньора. Я был прав?

— Безусловно. Вы нашли Инголса?

— Да, он принял приглашение и в девять будет у вас.

Значит, Марианне опять придется ждать, ее «висельники» не подскажут, как сорвать процесс, и не справятся с солдатами. Инголс важнее, мэтр готовился к схватке и знает, что делать, так пусть научит! Но в девять уже темно.

— Карваль, — еще немного, и он станет шарахаться от кошек, — вы слышали, что вчера сказал Алва? Не хотелось бы, чтоб мэтра Инголса вытащили из Данара.

Взвизгнули дверные петли. Двери Бронзового кабинета распахнулись — то ли Высокий Суд покончил с легкими закусками раньше, чем рассчитывал Робер, то ли он сам замечтался. В любом случае отступать некуда.

— Монсеньор… — Маленький генерал покосился на цвет Великой Талигойи и отчеканил: — Вчера я принял меры к охране… видных законников, покинувших Ружский, простите, Гальтарский дворец до конца заседания.

— Мой дорогой Эпинэ, — шедший в авангарде Берхайм горел любопытством, — куда вы исчезли? А мы все думаем, что имел в виду Алва? Он намекал на вас?

— Не знаю. — Намекал или предупреждал? О чем, о зеленой луне в колодце? — Боюсь, я был не слишком внимателен. Старые раны… дают о себе знать в самый неподходящий момент.

— Здесь удивительно душно, несмотря на холод. — Придд, как всегда, был сер и любезен. — А духота способствует бреду. Я бы не стал полагаться на сделанные в таких обстоятельствах признания.

— Кэналлиец бредил, — важно кивнул Карлион, — его слова нельзя расценить иначе.

— В таком случае вы, граф, прожили в бреду всю свою сознательную жизнь, — предположил Спрут, — иначе с чего бы вам более сорока лет называть себя бароном. Господин Первый маршал, я пришлю вам кэналлийского. В вашем состоянии оно необходимо.

— У вас осталось кэналлийское? — пошутил Берхайм. — Теперь понятно, почему вы никого не принимаете.

— Я в трауре, — напомнил Придд, — и не только я.

— Конечно, — Маркус натянул на физиономию скорбное выражение, — все мы потеряли близких. Я лишился дяди, но нет победы без потерь.

— С этим трудно спорить, — согласился Придд, — хотя лично я не назвал бы Дору победой.

— Монсеньор Эпинэ. — Кортней был озабочен, как Клемент, пытающийся влезть в сахарницу. — Вы плохо выглядите, не стоит подвергать себя риску.

— Я не могу допустить, чтоб из-за меня перенесли процесс. — Если его не перенесут, он заболеет. Серьезно заболеет. Смертельно.

— О, господин Первый маршал, — гуэций избавился от венка, но след на лбу остался, — впереди сущие пустяки — заслушать показания Штанцлера и свидетелей защиты, буде таковые объявятся, и выяснить, где меч Раканов. Вы смело можете не появляться. Самое позднее к полудню все закончится, и я тотчас же отбуду с докладом во дворец. Приезжайте прямо туда. Высокий Суд собирается в три часа пополудни, к этому времени вы будете знать все.

Не хочет допрашивать Штанцлера в присутствии Эпинэ, а придется. Старому мерзавцу полезно лишний раз вспомнить о пистолете…

— Вы очень любезны. Если лекарь посоветует мне остаться в постели, не стану с ним спорить.

— Это разумное решение, — обрадовался гуэций, — ваше здоровье принадлежит Талигойе.

— Вне всякого сомнения, — подтвердил Спрут. — Герцог, вам следует немедленно отправиться домой и лечь.

— Вы правы, сударь. Господа, прошу меня простить.

Как же здесь холодно, чего удивляться, что фрески пошли плесенью, но в Нохе никаких пятен нет, они были только во сне. Плесень, спящий всадник, девочка за его спиной…

«Папенька, я выбрала!..» Щербатая улыбка, глаза-светляки, бледный язык облизывает губы — в Алати тоже была она! Как он мог забыть?! Взлетающую Лауренсию, два сцепившихся огня, бешеную скачку помнил, а оскалившаяся дрянь соскользнула с памяти, как вода с вощеной тряпки.

— Что-то случилось? Вам не нужна помощь?

— Скажите, Валентин, вам не попадалась на глаза девочка лет шести, щербатая, в короне и со шрамами вот здесь? — Робер коснулся щеки и только тут сообразил, что несет. — Вам, вероятно, кажется, я брежу.

— Неприятный ребенок. — Повелитель Волн и не подумал удивиться. — Мои люди пытались ее поймать, но она сбежала.

— Где вы ее видели?

— В Доре, — задумчиво произнес Валентин, — у фонтана. Ей там было не место.

Значит, хотя бы в Доре маленькая гадина не была бредом… Если только Спрут не издевается, хотя откуда ему знать?

— Вы ее хорошо запомнили?

— Даже слишком. — На породистом лице мелькнула гадливость. — Чудовищный костюм и чудовищное создание… Признаться, я рад, что вы о ней заговорили. Это доказывает, что я нахожусь в здравом уме и твердой памяти, а ведь одеяния судей свидетельствуют об обратном.

— Вы правы, — попробовал улыбнуться Эпинэ и неожиданно для себя добавил: — Сударь, могу я попросить вас об одной любезности?