Дыхание осени - Наталья Ручей

— Ты — искренняя, — говорит Яр, щекоча горячим дыханием шею.

Я с сомнением смотрю на псину, но она только трет лапой лоб, видимо, пока еще не составила своего мнения, присматривается.

— Ты так раскрашиваешь настоящее, что в нем хочется жить, — говорит Егор, ловя мою ладонь и пожимая ее на весу. А приподнявшись, захлопывает мне пальцами рот.

— Интересно, а как это я раскрашиваю настоящее? — спрашиваю, чтобы отвлечь их от своих красных щек. — А, поняла, — дурачусь вместо Егора, — я же сказочница!

Но моя шутка производит странный эффект. Егор рассматривает меня как экспонат в музее. Собака, собиравшаяся уйти, видимо, устав от моего самоедства, оглядывается и громко шлепается на зад. А Яр оголяет все мои нервные окончания легким (случайным) касанием языка моей мочки и шепотом в самое ухо:

— Нет, ты не сказочница, Злата. Ты — сказочная.

А я так и сижу, поджав ноги и не оборачиваясь, чтобы никто не заметил, как я дрожу. И не понял, как странно мне слышать такие слова.

Милая, хорошая, умница — простой набор для всех девушек помню, а чтобы именно для меня…Не было, как и чувств…

Егор, поднявшись, с усмешкой закрывает мне рот.

— Не забывай про муху, — говорит, бросая меня с братом наедине, — сегодня у нас день сострадания, было бы жаль насекомое.

И псина, гавкнув в знак согласия, сбегает за ним. Дверь в комнату закрывается. Ну, вот… собственно… а мы расселись вдвоем на диване…

— Вы сделали фотографии? — хвалю себя, что ловко придумала, как разбавить затянувшееся молчание.

— Да, — потянувшись через меня, Яр достает фотографии. Оказывается, все это время они лежали на тумбочке, справа от дивана, и их никак нельзя было достать, случайно не задев моей спины длинными пальцами.

— А рамочки купили? — спрашиваю важно.

— Ты во мне сомневаешься? — и снова, потянувшись, Яр задевает мою спину и с тумбочки достает рамочки для фотографий. Самые простые, как я и просила, чтобы их потом не жалко было выбрасывать.

— Может, вставим? — Пытаюсь выбрать из горы снимков хоть один удачный, но то акцент на фингал Егора, то на царапины на лице Яра, то на мои неестественно круглые глаза. — И вставить-то нечего. Даже не знаю, что и делать… Может, так?… Ох, хоть бери и задом переворачивай… Просила же попроще…. Чтобы раз — и вошел, а здесь… Я уже и запыхалась… Нет, в этом определенно нужна практика! Ты ничего не хочешь сделать?

Оборачиваюсь и… прикипаю к темному взгляду. Цвет сини словно растворился, одни зрачки, пожирающие меня алчно, долго и в свое удовольствие.

— Хочу, — чуть хрипло отзывается Яр, но не берет снимки, а легким движением отправляет их на пол. — И да, ты права, тебе определенно не мешает возобновить практику…

И прежде чем я успеваю пискнуть, губы Яра нежностью давят мое сопротивление, но оставляют до того, как я сквозь сладостную дымку начинаю строить планы броска мужчины через балкон.

— Еще хоть раз… — шиплю ему возмущенно.

— Еще не раз… — улыбаясь, обещает он и я, уверена, с наслаждением, любуется моими раскрасневшимися щеками.

— Послушай…

— Успокойся, Злата, — потягивается, умудряясь задеть горячими пальцами уже не только спину, но и грудь, — я поцеловал тебя не для того, чтобы соблазнить.

— Нет?

— Нет, — невинный взгляд. — Я поцеловал тебя, чтобы ты не шарахалась от меня при матери.

— Подожди! Она что, будет смотреть как мы целуемся?!

— Сомневаюсь, что она попросит это продемонстрировать, — утешает Яр, — но вдруг придется, исключительно для правдоподобности.

Его слова меня остужают не более чем морось — бушующий пожар.

— Я укушу твой язык, — предупреждаю его.

— Соблазнительно.

— Сильно укушу.

— Я никогда не был приверженцем БДСМ, но если ты настаиваешь попробовать…

— Яр!!!

— А что еще, кроме ультразвука, входит в эти игры? — спрашивает, потирая свое ухо. — Может, выберем что-нибудь другое?

Пытаюсь высказать ему все, что думаю: все, без прикрас, но эмоции захлестывают, слов — океан, и в итоге я издаю только грозный рык.

— О, нет, — притворно шарахается Яр. — Зоофилию я не одобряю!

Я на пределе, а балкон так соблазнительно близок…

— Послушай, Злата, — Яр медленно встает с дивана, и отступает к комнате брата, — сегодня же такое событие… праздник… новый член в доме…

— Хорошо, что напомнил, — говорю я, следуя по хрустящим фотографиям за намеченной жертвой, — ты мне сейчас не только за поцелуи, но и за собаку ответишь!

— Я, вообще-то, имел в виду себя, — говорит он, уже практически придвинувшись к спасительной двери. — Злата… Злата… ты перевозбудилась… Это очень даже хорошо… я всегда за… только… может, используем это как-то иначе, мм?

Я наступаю. Я так близко к нему, что снова чувствую легкую волну дыхания. Еще один шаг и…

— Сегодня день сострадания! — напоминает он.

Я не ведусь. У него только два выбора: сдаться мне или спрятаться в комнате Егора. Уверена, он не будет впутывать в наши разборки ребенка, и прелюбопытно, как же он выкрутится?

Его глаза сверлят мои, дыхание греет лоб и макушку, потому что смотрю на него, задрав подбородок. Все, он в ловушке.

— Привет, — говорит Яр, растягивая губы в улыбке и прижимаясь ко мне непозволительно близко, — попалась.

Руки его складываются за моей спиной в надежный замок, а большие пальцы рисуют непонятные иероглифы. Жарко. Холодно. Снова бросает в жар. И как можно было подумать, что я льва загоняю в угол? Он — хищник. Он играет со мной. Ну а я не боюсь, не дрожу, не бегу и не вырываюсь.

Захотелось тебе поиграть?

Ну давай, поиграем, большой непослушный котенок…

Прячу взгляд, прикасаюсь грудью к его, приноравливаясь к дыханию, дышу в унисон. Его сердце так громко стучит… Как мое… Интересно, мое он слышит?..

— Яр… — мои пальцы медленно спускаются от его уха вдоль шеи, ощущая как ускоряется пульс. — Помнишь, что я тебе говорила?

Прислоняется ртом к моим волосам на макушке, делает вдох, словно скучал, словно не виделись вечность, словно пытается вспомнить. Только вспомнить-то нужно другое…

— Яр, — обнимаю одной рукой, а второй глажу его от ключицы к ключице. — Помнишь, что я предупреждала тебя? Трижды. Помнишь?

Он целует мой лоб, он губами спускается к уху — это очень опасно, это больше того, что я смогу выдержать. Позволяю понежиться себе только секунду, дарю один стон сожаления о невозможном и… как папа меня на днях научил, нажимаю всего на одну точку, и едва успеваю подхватить тело Яра, чтобы кулем не грохнулся на пол.