40 лет Санкт-Петербургской типологической школе - В. Храковский

Существуют некоторые классы слов, которые состоят из ограниченного числа элементов, но слова, входящие в эти классы, обладая многими признаками служебных, в любом контексте могут легко быть заменены другими словами того же класса. Таковы, например, модальные глаголы (могу пойти — хочу пойти), простые числительные (в русском языке, правда, с некоторыми оговорками, касающимися первых четырех). Отмечу также интересную, но не изученную группу слов русского языка, куда входят такие слова, как впереди, позади, внутри, снаружи, вблизи, вокруг, напротив, мимо, и некоторые другие. Традиционно их причисляют к предлогам. Однако они отличаются от «обычных» предлогов тем, что, во-первых, могут употребляться и без управляемого слова (собака бежит впереди охотника — собака бежит впереди), во-вторых, довольно свободно заменяют друг друга (бежит впереди/позади!вокруг/мимо). Когда они употребляются без следующего имени, они представляют собой свободные формы и считаются наречиями. Слова со сходной семантикой и частично со сходными свойствами хорошо известны в агглютинативных языках, где их (иногда с оговорками) включают в число послелогов. Так, в турецкой грамматике А. Н. Кононова они названы послелогами-именами в отличие от обычных послелогов-частиц [Кононов 1956: 63, 312–313, 328–329]. Употребителен также термин «служебные имена», введенный Н. К. Дмитриевым [1948: 228–233]. Слова этих классов, пожалуй, не следует считать служебными.

Много общего со служебными словами имеют местоимения (и, шире, все слова-заместители); китайская традиция относит их к «пустым словам». Во всяком случае, они образуют закрытые списки. Но они представляют собой свободные формы, и большинство их не является монофункциональными (кроме, по понятным причинам, заместителей наречия, т. е. таких слов, как там, тогда, так и т. п.).

Дмитриев Н. К. Грамматика башкирского языка. М.; Л., 1948.

Касевич В. Б. Элементы общей лингвистики. М., 1977.

Кононов А. Н. Грамматика современного турецкого литературного языка. М.; Л., 1956.

Маслов Ю. С. Введение в языкознание. М., 1987.

Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1956. Русская грамматика. М., 1980.

Степанова М. Д. Словообразование современного немецкого языка. М., 1953.

Холодович А. А. Глагол в современном японском языке // Проблемы грамматической теории. Л., 1979.

© Авторы, 2004

© Знак, 2004

Примечания

1

Зиндер Л. Р., Маслов Ю. С. Л. В. Щерба — лингвист-теоретик и педагог. Л., 1982. С. 69.

2

Подробнее см. в [Бондарко 1987].

3

Данный факт заметала и Э. И. Коротаева [Коротаева 1971: 156], но сделала при этом странный вывод о том, что «коинцидентные» деепричастные обороты «имеют чисто видовую функцию». Ложность такого вывода вытекает из того, что именно видовые функции глаголов, образующих деепричастия, для того, чтобы выполнять функцию коинциденции, должны нейтрализоваться. См. об этом ниже.

4

Отчасти эти условия были сформулированы еще Ю. С. Масловым [1984 (1948)]. Они уточнялись с конца 80-х гг. представителями московской аспектологии и лексикологии (ср. самое последнее изложение в [Зализняк, Шмелев 2000: 46 и сл.]).

5

Они относятся к нетривиальным отличиям в рамках видовой пары. См. об этом, например, [Гловинская 1982; Breu 1996; Lehmann 1999].

6

Более детальное обсуждение этой проблемы и ее подробное обоснование см. в [Вимер 2001].

7

Список условных обозначений классов глаголов (по [Breu 1996; 1997; 2000]) приведен в конце статьи.

8

Разве только для глаголов smerkti => pasmerkti «осуждать/осудить», а также reikšti «значить, обозначать» => pareikšti «заявить, обозначить» (лексическое тождество последней пары, однако, можно оспорить, в частности потому, что в ней наблюдается частая «замена» референциальных свойств первого актанта).

9

Отметим еще, что в парах ISTA и TIER, по-видимому, преобладает префиксальное образование «парного» глагола, в то время как среди глаголов класса GTER встречается преимущественно суффиксальное образование «парных» глаголов.

10

Этот корпус общедоступен по адресу URL: http://donelaitis.vdu.lt/. Особенно хочется поблагодарить Руту Марцинкевичене и Аурелиюса Груодиса за их любезную помощь.

11

Представляю их список: (pa)aiškinti «пояснять, выяснять», aiškintis/išsiaiškinti «выяснять (что-л.) про себя, объясняться», (pa)dėkoti «благодарить», (ра)klausti «спрашивать», klaustis/pasiklausti «осведомляться», (ра)prašyti «просить», (ра)minėti «упоминать», (ра)sakuti «говорить (что) (=сказать)», (ра)siūlyti «предлагать», (ра)sveikinti «поздравлять», sveikintis/pasisveikinti «здороваться», (ра)teisinti «оправдывать», teisintis/рateisinti «оправдываться», (pa)vadinti «давать имя, название», vadintis/pasivadinti «называться», (pa)žadėti «обещать».

12

Ср., например, [Valeckienė 1998:180 и сл.].

13

Переводя примеры на русский язык, я старался максимально сохранять их синтаксическую структуру, даже если это входило в противоречие со стилистическими соображениями. Однако даже при таком подходе принципиально невозможно было везде отразить «подтекст» оригинала, создаваемый именно за счет полупричастий и дающий возможность двух или нескольких конкурирующих прочтений.

14

Согласно данным, полученным нами от иноформантов, grąžinti в этом примере интерпретируется скорее всего как сказуемое, обозначающее завершенное событие (т. е. «вернули»). Попутно добавим, что глагол grąžinti может соответствовать то СВ вернуть, то НСВ возвращать, хотя существует его дериват который можно признать эквивалентом уже только СВ вернуть. Этот факт характерен для литовской глагольной морфологии, и как раз систематический характер таких фактов не позволяет говорить о грамматическом виде в литовском языке.

15

См. [Van Valin, LaPolla 1997: 274]: «<…> grammatical relations (syntactic relations) exist in a language only where the behavioral patterns of a language give evidence of a syntactic relation independent of semantic and pragmatic relations; that is, only where the behaviorial patterns are not reducible to semantic or pragmatic relations can we say there is evidence of syntactic relations».

16

Поэтому в референциально-ролевой грамматике ему и приписывается статус «privileged syntactic argument». Эта привилегированность отражается еще в целом ряде других явлений, как, например, в

17

Работа выполнена при финансовой содействии гранта Президента РФ для поддержки ведущих научных школ (грант № НШ-2325.2003.6).

18

V. Nedjalkov and S. Jaxontov [1988: 6] define the notion of resultative in the following way: «The term resultative is applied to those verb forms that express a state implying a previous event». In the case of objective resultative, the underlying subject of the state is co-referential with the underlying object of the previous action [ibid.: 9].

19

In Bulgarian, unlike Russian, the corresponding form also occurs in cases where the state, a direct outcome of an action, is obliterated by a subsequent action [Maslov 1988: 77].

20

Автор выражает искреннюю благодарность В. Ю. Гусеву за серьезную и содержательную критику настоящей статьи в процессе ее подготовки.

21

Следует оговориться, что я рассматриваю только те предложения, где имя является сказуемым с точки зрения семантики, то есть, содержит новую информацию, а глагол, там где он есть, выполняет только связочную функцию. Из рассмотрения исключаются бытийные — локативные, посессивные, экзистенциальные предложения: в них соотношение наличия и отсутствия бытийного глагола выглядит по-иному за счет того, что присутствие глагола является зачастую значимым именно с семантической точки зрения.

22

В хакасском языке причастия могут выполнять и функцию отглагольного имени, употребляясь в актантной позиции.

23

4 — Глоссирование данного примера (а также примера (23)) сохранено в том виде, в каком оно представлено в цитируемой грамматике.

24

Элемент бол, глоссированный в данном примере как «быть», не является формой бытийного глагола в том смысле, что он не выражает никаких категорий — это застывшая основа глагола, которая функционирует как служебный элемент (данную точку зрения подтвердила и И. Николаева в устном сообщении).

25

Разумеется, мы не можем обсуждать здесь философский вопрос об определенной условности самой по себе грани между материальным и идеальным.