Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу - Морли Каллаган

— Нет, конечно. Теннис, лыжи. Ну, а кроме… — Она неожиданно засмеялась. — Не беспокойтесь, я хорошо знаю мир спорта. Очень мужественный, очень увлекательный. Полный коррупции. Все эти верховные жрецы! Ведь это единственная общенациональная религия. И в нем есть своя грубая поэзия. Я хорошо узнала этот мир, живя с отцом.

— С отцом? — удивленно сказал он. Банкир, который сейчас в Лондоне? Но тут он увидел, что по палубе идет мистер Чоун в толстом сером свитере. Его рыжие волосы блестели на солнце. Он выглядел великаном, хотя был среднего роста. Однако могучая грудь, широкие плечи и мощные руки создавали именно такое впечатление. И на палубе он почему-то не казался посторонним. Он не спускал с мисс Биксби напряженного взгляда, но, подойдя поближе и увидев, что она совсем оправилась, ухмыльнулся до ушей.

— Вы, конечно, хотите поговорить с мистером Чоуном, — сказал Айра Гроум. — Не буду вам мешать. — Но он не удержался и оглянулся на них. Он вспомнил, как она прошептала: «Не дайте ему улизнуть», словно служила в полиции. А сейчас Чоун, сияя радостью, протянул ей обе руки. Он засыпал ее вопросами. Она отвечала, и почти сразу же между ними установилась небрежная непринужденность, словно им и раньше приходилось делить другие опасности и невзгоды. «Что между ними такое?» — подумал он, а позже, когда он увидел, что они стоят у левого борта и смотрят на воду, он взглянул на мостик, заметил, что капитан наблюдает за ними, и решил подойти к ним сам.

— Ну что же, мистер Чоун, — сказал он, — вид у вас прекрасный, верно, мисс Биксби?

— С мистером Чоуном справиться нелегко, — сказала она.

— Удивительная вещь сон, — сказал Чоун с легкой улыбкой. — Я человек не суеверный, сэр, но я вдруг проснулся, а кругом бормочут, охают, храпят. Я уж подумал, что угодил в преисподнюю. Ничего понять не могу. Значит, думаю, я в аду, а потом сообразил, что это люди спят кругом в подвесных койках.

Он говорил как оратор, произнося слова чуть-чуть замедленно, чуть-чуть осторожно, словно его специально учили следить за внятностью речи. И он не побрился, оставил свою рыжую бороду. Ему могло быть лет тридцать пять. Однако вокруг глаз залегли морщины, старившие его. Глаза были голубые, настороженные и цепкие. Даже когда он смеялся, его глаза не менялись.

— Ну, вы везучий человек, мистер Чоун, — сказал он. — Может быть, вы нам всем обеспечите везенье до самого конца плаванья.

— А нам потребуется везенье? — спросила она с тревогой. — У меня нервы совсем ни к черту.

— Джина, Джина, нам тепло, мы в полной безопасности, верно? Мы выкарабкались, — сказал он.

— И можно не опасаться немецких подлодок, Джетро?

— Теперь охотники мы, Джина. Это корабль охранения.

— Очень звучно!

— Ну словно тебя подвозят в полицейской машине, — пошутил он. — Верно, сэр? — Но прежде, чем он успел ответить, капитан окликнул с мостика:

— Мистер Чоун…

— Да, сэр?

— Если хотите, можете подняться на мостик, мистер Чоун.

— Благодарю вас, сэр, — ответил Чоун и повернулся к мисс Биксби. — Очень любезно с его стороны, а? — сказал он с полной серьезностью. — Ну, так я поднимусь на мостик.

Он с большим достоинством направился к мостику, неторопливо поднялся по трапу, сказал несколько слов капитану, и они увидели, как он пожал руку штурману. Потом начал смотреть на море — крупный, сильный, внушительный человек.

— Ах, черт побери, — негромко сказала мисс Биксби. — Он и туда залез.

— Он ведь производит очень внушительное впечатление, — сказал он.

— Вы так думаете?

— Ну… то, как он вас оберегал… И довел себя до такого состояния. Я даже не представлял, что человек может настолько замерзнуть.

— Что ж, это, пожалуй, верно. — Она пожала плечами.

— Во всяком случае, он сделал все, что мог.

— Да, конечно.

— Даже отдал вам свое теплое белье.

— Без сомнения.

— Но ведь правда, — сказал он, удивляясь ее холодности.

— Вел себя героически, да?

— Бесспорно, мисс Биксби.

— О, я совершенно согласна.

— Вам можно позавидовать, что о вас так заботятся.

— Еще бы! — И она снова пожала плечами. — Джетро Чоун всегда под рукой.

— И проделывает подобные вещи?

— И подобные, и не подобные. В общем, так оно и идет.

— Простите, мисс Биксби. Конечно, меня это не касается, но…

— Но?

— Видите ли, я как-то не могу себе представить, чтобы банкир проделывал подобные вещи и был, как вы говорите, всегда под рукой.

— Да, — сказала она и заколебалась, потом положила руку ему на локоть. — Ну, если сказать правду… а сказать надо, потому что откуда мне знать, что будет дальше… мой отец не банкир.

— Но в лазарете вы сказали…

— Это семейная шутка. Мой отец шутя называет себя банкиром. Видите ли, он был горным инженером, занялся разведкой, и ему очень повезло… открыл залежи железной руды на северном берегу озера Верхнего. И смог заняться тем, что его всегда влекло. Он игрок. Профессиональный игрок, и очень крупный. Больше он ничем не занимается. Ну, а Чоун? Я только что сказала ему, что вы, по-видимому, принимаете его за финансиста.

— И как он к этому отнесся?

— Засмеялся.

— Ну так кто же он?

— Телохранитель отца.

— Черт побери! — сказал он, повернулся и посмотрел на Чоуна, который стоял на мостике, четко рисуясь на фоне неба. — Хмм, — сказал он. — Должен признать, что охраннику вашего отца на мостике словно бы самое место. И говорить он умеет хорошо. А ваш отец нуждается в охране?

— Большая игра — приманка для больших преступников.

— Ну, меня он полностью провел.

— Его и в самом деле трудно теперь принять за уличного хулигана, — сказала она, пожимая плечами. — Мой отец положил на него немало сил.

Чоун на мостике заметил, что они глядят в его сторону, и поклонился.

— Только посмотрите на него, — сказала она, принимая насмешливый тон. — Ну, каким бы импозантным он там сейчас ни выглядел, он — всегда лишь дешевая копия моего отца. Если бы вы увидели его рядом с моим отцом в нью-йоркском ресторане, вы бы поняли, что я имею в виду.

— Да, наверное.

— Ну, теперь, когда все расставлено по своим местам…

— Вы вернетесь назад в лазарет, мисс Биксби?

— Почему бы и нет? — сказала она. — Примусь за эти старые журналы.

— Да, конечно, — сказал он и, когда она повернулась, взял ее за локоть, чтобы проводить. Но от этого прикосновения словно запульсировало жизнью все ее тело, до которого он дотрагивался, когда она лежала нагая и холодная как труп, а он заворачивал ее в одеяло, — грудь, живот, бедра. Это ощущение было таким внезапным и удивительным, что он не сразу расслышал ее слова:

— …и после войны вы снова вернетесь к ней.

— Вернусь к ней?

— К археологии.

— А-а. Не знаю. Во всяком случае, в другую экспедицию.

— Почему?

— Меня выгнали, мисс Биксби.

— Вас выгнали?

— Вот именно. — Он засмеялся. — Я нокаутировал своего начальника, профессора.

— По-настоящему?

— Ну, не настолько, чтобы на этот матч стоило продавать билеты, — сказал он. — Дюжий такой лысый бородач. Мы выпили, крепко поговорили, и я врезал ему в челюсть. А потому вернулся домой и пошел на флот.

— Вот это и есть археология?

— Нет. Просто два археолога. Две разные точки зрения. — Они остановились у двери лазарета, но она смотрела на него с таким интересом, что он добавил: — В общем-то похвастать нечем. А произошло вот что.

Он рассказал ей, как они вчетвером вели неподалеку от древней майяской деревушки на краю юкатанских джунглей раскопки большого, густо заросшего холма, под которым скрывалась одна из тех низких пирамид, которые строились, вероятно, около двух тысяч лет назад. Ну, а то, что произошло… джунгли тут, собственно, ни при чем. Дело было в близости майяской деревни, в близости майя, которые оставались точно такими же, как две тысячи лет назад — непонятно терпеливыми, полными достоинства, — и исполняли религиозные обряды, давно забыв их смысл, как давно-давно было забыто то, что некогда сделало их великим народом. Но они были рядом. И как-то ночью… может быть, виной была луна, но ему вдруг пришло в голову, что он трудится на погосте, на кладбище, и что черепа, которые они откапывают, развалины, алтари для жертвоприношений — все это ничего не говорит о том, как люди здесь жили тогда, как они относились к жизни и друг к другу. В эту ночь его томило желание увидеть призрак — какой угодно призрак. Он копается на кладбище, а ведь рядом в деревне — живые люди, те же самые люди, и в их памяти погребена былая жизнь.

Ну, и он решил обратиться к ним и познакомился с восемнадцатилетней девушкой, чьи черные волосы падали ниже пояса. Она была полна душевной теплоты и неизъяснимого достоинства. Она говорила по-испански, и он тоже кое-как объяснялся по-испански. Они проводили вместе часы и часы. Профессор, начальник экспедиции, упрекал его за то, что он забросил работу и много пьет. Возможно, так и было. Однако он не мог оторваться от этой девушки: дух и чувства ее древних предков создали две тысячи лет назад эти камни, эти алтари. Когда он держал ее в объятиях, она, казалось, рассказывала ему чудесные вещи о своем народе. Когда она крепко его обнимала, он соприкасался со всеми ее мертвыми предками. Они жили в ней. Даже их камни жили. Это было странное, грозное очарование, и он повторял про себя: «Марина, вспомни, ну, вспомни же! Так или иначе, но вспомни, вспомни».