Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу - Морли Каллаган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Поторопитесь, мисс Джина, — сказал он. — Я должен увезти вас отсюда — в Англию, к вашему отцу. Так мне велено, и тут уж мне решать».
«Ах, вот как!» — сказала она. Нет, он напрасно думает, будто может командовать, что и когда ей делать. Да кто он такой, чтобы ее опекать? А если она не хочет ехать в Англию? И вообще она не считает, что ей грозит опасность. Он ничего не сказал и только выжидающе улыбнулся. Она почувствовала, что он берет над ней верх, и начала высокомерно ему выговаривать. Он побагровел, но терпел, убежденный, что другого выбора у нее нет. Она готова была его ударить.
«Сейчас мне надо идти, — сказала она. — Я подумаю. И позвоню тебе в „Уолдорф“».
«Ладно. Но соберитесь, мисс Джина», — сказал он, и она ушла, даже не посмотрев на него.
На третий день утром она встала поздно и направилась по Сорок Четвертой улице в маленькую закусочную «У Луи», чтобы выпить кофе с сухариками. Она была приглашена на деловой завтрак. Когда она собиралась войти туда, машина, которая, по-видимому, выслеживала ее, остановилась, из нее вылезли двое мужчин, тоже направились к двери закусочной, внезапно повернулись, схватили ее и потащили к своей машине. Она закричала. Проходивший мимо старичок, карлик с большой круглой головой, сунул им в ноги трость, и они все трое упали и покатились по тротуару. Из закусочной выбежали посетители и помогли ей встать. Под вопли и ругань двое нападавших на нее мужчин ускользнули. Она дала десять долларов старому карлику, которого на этих улицах все знали, поцеловала его в лысую голову, вернулась в отель и заперлась у себя в номере.
Вскоре после полудня, как она и ожидала, пришел Джетро Чоун, и она призналась, что перепугана насмерть. Он достал машину. Под вечер они поехали на Кейп-Код, где у ее отца был дом неподалеку от Уэлфлита. По дороге до Бостона они почти не разговаривали, но с ним она чувствовала себя в безопасности. В Бостоне они переночевали в отеле. Ему, казалось, нравилась его роль. Она ощущала, насколько он уверен в себе. А с ней он был таким спокойным и мягким, что она перестала бояться. Оттуда они поехали в Уэлфлит. Она всегда любила дюны, сосны, море. Неподалеку жил старый художник, к которому она была привязана, — ей захотелось поговорить с ним, и она пошла одна к его дому через сосняк. Неподалеку от кладбища она увидела между соснами Джетро Чоуна. Он шел за ней и казался огромным, одиноким и разъяренным.
«Бога ради, отвяжись от меня хоть на минуту. Уйди, Джетро. Дай мне время разобраться». — Она говорила с ним так, словно он был слугой ее отца. Ну, да он, собственно, и был слугой. И теперь, и раньше. Однако она пошла с ним назад.
Под вечер к дому подъехал автомобиль. Из него вышли двое и пошли к двери. Джетро Чоун сделал ей знак молчать. В прихожей в медной подставке для тростей стояла тяжелая ирландская палка из терновника с шишковатой ручкой, и когда эти двое подошли к двери, даже прежде, чем они успели постучать, Джетро Чоун распахнул ее и выпрыгнул наружу, размахивая тяжелой черной палкой. Они взвыли от боли, кое-как добрались до своей машины и уехали, а она перестала возражать против того, чтобы уехать к отцу в Англию.
— Ну, теперь вы знаете, кто такие «они», — сказала она, глядя на Айру Гроума.
— Так-так, — сказал он, пытаясь осознать услышанное. — Послушайте, — начал он, — Чоун сошел с ума. Россо и немецкая подводная лодка? Да что вы!
И он поглядел на мостик. Что бы сказал на все это капитан?
— Вам просто непонятен такой склад характера. — Она пожала плечами. — Возможно, Джетро заимствовал свое мировоззрение от моего отца. Вы же знаете, как игроки полагаются на предчувствия и наития. Каждый день им необходимо отыскивать что-то, что подсказало бы, каковы их взаимоотношения с миром. И не просто с миром. С чем-то, что лежит вне их… с чем-то вовне. Приметами им служат и мелочи, и большие события. Россо попытался помешать ему захватить меня. Верно? А нас потопила немецкая подлодка? Верно? Значит, подлодка на стороне Россо, поняли? И война тоже подстроена.
— С точки зрения Чоуна? — сказал он. — Вот, значит, какой он.
— Да, Айра, он такой.
— Пожалуй, вашему отцу повезло, что у него есть подобный человек.
— Везенье тут ни при чем, просто он наш. Душой и телом. — Он поразился мрачности ее тона. Теперь солнце светило ей прямо в лицо. Ее глаза прежде были либо сощурены, либо смотрели в сторону, и сейчас он увидел, какие они темные — карие или черные с зелеными крапинками, цвета тех темных грозных лесов, которые он видел в Центральной Америке. Смутившись, он пробормотал «не понимаю», она заметила его замешательство и неторопливой улыбкой постаралась замаскировать свои чувства.
— Так чего же вы не понимаете? — сказала она.
— Не знаю, — сказал он, глядя на палубу, и вдруг увидел ее босые ноги. Длинные пальцы, крутой подъем, такая белая и изящная стопа, и пальцы — словно пальцы на руке… Вдруг она пошевелила левой ногой, босой и белой! И тут он осознал, что от нее, хотя она была вымыта, выстирана морем, исходит чуть заметный нежный запах женщины. Его поразила мысль, что она знает о темной полоске у корней своих белокурых волос в проборе — и что эта полоска ей нравится. И она хочет, чтобы эта темная полоска была там.
— Ну… — начал он нерешительно. А потом сказал: — Ах, черт! Мне же надо идти! Сейчас моя вахта. — Он увидел, что капитан, глядя в бинокль, что-то встревоженно говорит меднолицему штурману. Капитан был чем-то обеспокоен. Однако, поднимаясь на мостик, он думал только о том, что для Чоуна этой войны словно бы и вовсе нет.
— Как отставшее судно, сэр? — спросил он у капитана.
— Поглядите-ка! — сказал капитан. Отставшее судно как раз изрыгнуло струю дыма. — Какого дьявола они дымят? — раздраженно добавил он.
Однако по небу протянулось только одно это черное перо.
— Так-то лучше, — сказал капитан, опуская бинокль. Теперь он мог уйти к себе в каюту. Может быть, он прикажет стюарду принести ему чаю. Может быть, он предложит Джетро Чоуну стаканчик рома.
— Как вам мистер Чоун, сэр? — спросил Айра Гроум.
— Человек бывалый, это ясно, — сказал капитан. — А если у людей есть деньги, чтобы поместить куда-нибудь, рано или поздно им приходится обращаться к банкиру. Чоун как будто знаком со всеми кинозвездами, про которых мы читаем. Очень интересно. Рассказывал любопытные вещи про Ингрид Бергман. Мне ее картины всегда нравились. А вам? Как вам вообще шведы?
— Я только жалею, сэр, что видел не все картины Греты Гарбо.
— На мой вкус, грудь чересчур плоская. Надо будет спросить Чоуна, знаком ли он с ней.
— А мне все равно жаль, что я не видел их все, сэр, — сказал он вслед капитану, который спускался с мостика. Потом он начал смотреть на море. Джина и Чоун не выходили у него из головы, и он старался забыть про них. Но в тот момент, когда ему это удалось, он начал думать о Риопеле, французском боксере, о том, как мальчик смотрел на свои размозженные руки, и его вдруг удивила мысль, что люди, о которых рассказывала Джина, для него более реальны, чем враги, которые стремятся уничтожить его, и его товарищей, и весь конвой. Он взял бинокль и навел его на отставшее судно, которое несколько минут назад изрыгнуло струю дыма. Оно продолжало отставать.
— Что-то там серьезное, — сказал он штурману. — Не понимаю, почему нам не дают никакого сигнала.
Но, пока штурман вглядывался в отставшее судно, эсминец дал сигнал выяснить, в чем дело. Они повернули назад и вскоре поравнялись с танкером. Он окликнул его капитана, который стоял на мостике.
— Поломка в машине! — рявкнул капитан. — У нашего механика жар, и мы его еле вытащили из машинного отделения. Теперь все в порядке.
Солнце, превратившееся в оранжевый шар, уходило в серую воду, медленно поднимавшуюся по его диску. Горизонт подбирался все ближе, море, дышащее пологой зыбью, стало как полированный графит, и все серые, старающиеся не дымить суда слились с сереющей водой. Он смотрел, как акустик в гидролокационной рубке напряженно вслушивается, ибо море было живым, а вовсе не безмолвным: все эти ахи о безмолвных морях — сплошная чепуха, думал он. Всякий, кто работал с гидролокаторами, знает, что подводные обиталища движутся под волнами с шумом, с особым оглушительным визгливым звуком. Подводные обиталища с собственными вспышками.
Но во время ночной вахты он увидел, как далеко за кормой взмыли ракеты и, точно рой метеоров, пронеслись по небу. Подлодка подобралась к танкеру. На горизонте взметнулось пламя, яркое пламя развернулось на ночном небе, словно тигровая лилия вдруг раскинула оранжевые лепестки на мягком темном бархате, а потом вихрем искр унеслась в вышину.
— Вот и все, — с горечью сказал капитан. — И нет нефти. — Он говорил со сдержанной яростью. — Повернем назад и поищем: может быть, локатор засечет подлодку, — сказал он, не отводя глаз от танкера. — Ну, теперь у нас все время будут провожатые.