Sindroma unicuma. Finalizi (СИ) - Блэки Хол

     Шла и думала: имею ли право убиваться и скорбеть больше, чем дядя Радика? Кто дал мне такое право? Его дал Радик - мой друг.

     Придя в швабровку, закрылась на замок и упала на кровать.

     И обвинила Радика. Трус, трижды трус! Почему он сдался? Почему опустил руки?

     Мы с ним сильные и справились бы с любой проблемой.

     Нет, Радик - не слабовольная рохля, - убеждала себя. Он не мог поддаться сиюминутному решению.

     Оставалось уповать на правильность вывода скоротечного следствия: юношу скрутила сильная головная боль, и сознание помутилось. Он потерял ориентацию и выпал из окна.

     Ага, случайно пришел на чердак, случайно открыл створки и высунулся подышать свежим воздухом.

     Да, я обвиняю Радика в трусости!

     Совершая свой поступок, он не подумал о тех, кому дорог: о матери, поседевшей от горя, о дяде, тянувшем племянника в люди и заботившемся о нем. Не подумал обо мне.

     Он нужен мне, черт побери! - зло ударила подушку. И сбежал. Как Алик.

     Для того были важнее собственные интересы, нежели задохлая девчонка, прятавшаяся за его спину.

     Мэл не ушел. Наверное, он обретался у Капы, свалившись к нему нежданным гостем.

     К обеду в наш закуток притопала тётка-вехотка и передала повестку из Первого департамента. "Папене Э.К. явиться такого-то и во столько-то по указанному ниже адресу". Она долго стучала, а я отказывалась открывать, решив, что это Мэл, и лишь услышав голоса за дверью, оторвалась от созерцания потолка и выглянула в коридор, где комендантша громогласно общалась с моим парнем.

     - Тебя вызывают из-за драки в "Вулкано". Наверное, кто-то упомянул твою фамилию на дознании. Не бойся, это не допрос, - поспешил успокоить Мэл. - Стандартный разговор для протокола.

     Не боюсь я ничего. Мне не страшно. Моему зверю наплевать.

     А Мэл уже разговаривал с кем-то по телефону и договаривался о встрече, вышагивая по швабровке.

     Потом мы поехали в Первый департамент, и бойкот джентльменству Мэла продолжился. Он может сколько угодно кичиться воспитанием и манерами - меня теперь не купить дешевыми трюками.

     Вытянутые искривленные проемы окон и дверей департамента уже не казались причудой гениального архитектора, они напоминали лица, искаженные ужасом. Разве кто-то приходил туда по доброй воле?

     Меня начало потряхивать. Видимо, Мэл сообразил, что в любой момент я сорвусь и устрою публичную истерику. Он взял крепко за руку и сказал: "Будь сильной. Так надо", упреждая попытку вырваться. Мэл не догадывался, но его слова подействовали как красная тряпка на быка. Никто не смеет называть меня слабой! Мой зверь силён, - так сказал Радик.

     Мэл повел по коридорам, набитым людьми, и по пути опять общался с кем-то по телефону. Перед кабинетом нас встретил мужчина в годах и с легкой сединой на длинных бакенбардах.

     - Наш адвокат, - сказал на ухо Мэл. Разве меня в чем-то обвиняют?

     Как оказалось, никто не собирался ничего вменять, но адвокат, зачитав мудреные статьи, настоял на своем присутствии и присутствии Мэла при беседе. Дознаватели не особо препятствовали. Они вымотались, опрашивая сотни свидетелей и участников ЧП в клубе.

     В итоге говорил Мэл, а мне доверили кивать, поддакивая.

     Да, я и Егор Мелёшин посетили в воскресенье ночью развлекательный центр "Вулкано". Да, я стала свидетелем массовой драки. Да, я пришла в клуб с молодым человеком Петром Рябушкиным, с которым посетила ранее прием "Лица года". Да, Рябушкин участвовал в бою на ринге, и мы потеряли друг друга. Да, Егор Мелёшин помог мне выбраться из начавшейся суматохи. Создал ovumo* и вывел, подняв на техническом лифте, после чего отвез в общежитие.

     Слова Мэла запротоколировали. Сначала отпечатанный текст прочитал адвокат, затем Мэл, и после этого я поставила подпись в трех экземплярах. Когда мы вышли из кабинета, Мэл по-дружески распрощался с адвокатом, пожав ему руку.

     По приезду в общежитие я опять спряталась в своей норке, отгородившись от действительности, и погрузилась в радужные воспоминания.

     Радик в архиве, Радик у книжного магазина с шарфом в инее, улыбающийся Радик, наши обеды и ужины, рассказы о зверях и о "грязности", смущенный Радик, хвалебные оды колбасе, расспросы о житье-бытье, об учебе и сессии. Будничное и безыскусное общение, но каждая фраза паренька, отложенная в памяти, светилась искренностью и непосредственностью.

     Если бы не авария, Радик мог остаться слепым, но судьба уготовила ему шанс стать личностью в обществе висоратов. С каким восторгом парнишка делился успехами в видении волн и рассказывал, как дядя гордится им! Радик верил людям, как верил в то, что мир прекрасен и совершенен. А циничный висоратский мир пережевал доверие наивного юноши и выплюнул.

     Странные у нас стали отношения.

     Несчастье, произошедшее с Радиком, отрезало и обрубило всё, чего мы достигли в отношениях с Мэлом. Меня отбросило на месяц назад, в то время, когда между мной и столичным принцем сохранялась дистанция. За небольшой разницей: теперь Мэл был рядом, лишь руку протяни, но не мог достучаться. Я огородилась высокой стеной и покрылась толстой коркой безразличия. Молчала из упрямства, игнорировала, демонстративно вырывала ладонь или сбрасывала его руку.

     Мэл прописался в общежитии. В первую ночь он уехал домой, когда я заперлась в швабровке и, как малый ребенок, не отвечала на его звонки и стук в дверь, на просьбы открыть и поговорить. Но уже следующим утром, продрав глаза и отправившись по гигиеническим делам, натолкнулась на Мэла, выходящего из душа. Парень вырулил в трикотажных штанах и с голым торсом, вытирая влажные волосы полотенцем.

     - Доброе утро, Эва, - сказал обыденно, как будто сталкиваться по утрам при выходе из душа - нормальное явление. Все бы ничего, но дело происходило в общежитии и в моем закутке.

     - Как это понимать?

     - Очень просто. Мелёшин здесь живет, - сказала выглянувшая из пищеблока Аффа и ткнула ложкой в дверь по соседству со своей, объясняя таким образом, что Мэл занял помещение, приготовленное для некоего столичного охламона из богатеньких.

     - Значит, эта комната числилась за тобой? - изумилась я. Для меня Мэл и общежитие считались несовместимыми понятиями.

     Парень развеял сомнения:

     - Нет, но отдана во временное пользование.

     Выходит, тетка-вехотка сдалась под напором и обаянием Мэла и выделила ключи от пустовавшего жилья.

     - Хочешь посмотреть? - пригласил Мэл, открыв дверь.

     Я дернулась и с грохотом закрылась в швабровке.

     После трагедии с Радиком это был первый раз, когда мы поговорили.

     В тот же день в коридоре послышался шум, это грузчики затаскивали холодильник из квартиры Мэла в наш пищеблок.

     - У меня разнеженный желудок, - пояснил Мэл соседке, и та скривилась.

     - Тогда вешай замок на свой холодильник, - заявила я агрессивно. - Никто не виноват, что еда вываливается наружу и мешается под ногами.

     Мэл моментально скорефанился с Капой, и основным мотивом приятельских отношений стала опять же пища. Сосед вел полуголодное существование, поэтому щедроты Мэла повалили его самолюбие на спину.

     - Зачем ты это делаешь? - спросила я у Мэла, когда он отправился к Капе с ворохом продуктовых упаковок. - Потребуешь с него вернуть долг за съеденную оленину в вине?

     - Не люблю оленину, - сморщился Мэл. - А с Капитосом мы общаемся.

     Ну-ну. Уже не безымянный сосед или Чеманцев, а Капитос.

     Уж не знаю, как общались парни, но они поочередно заседали друг у друга, и из их комнат не доносилось ни звука.

     Мэл заставлял питаться и меня, но терпел неудачи, потому что аппетит пропал напрочь, и пища вызывала неприятие. Ну, еще и потому, что забота Мэла была не нужна даром.