Сделка с вечностью (СИ) - Хай Алекс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Остатки гомона утихли. Императрица подняла вверх руку, собираясь говорить.
— Император Демос Первый пал, защищая город, — начала она. — Ваш правитель сражался рядом с вами и отдал за вас свою жизнь. Меня переполняют боль и ярость, ибо я потеряла не только своего императора. Я потеряла мужа, которого любила. И единственное, что заставляет меня дышать — любовь к моему сыну Ренару. Сыну вашего императора и вашему будущему правителю.
Толпа заволновалась, но Виттория знаком пресекла шум.
— Грегор Волдхард не смог покорить нас, даже объединившись с северянами, даже заручившись поддержкой предателей. Все потому, что Миссолен — величайший город на земле, и в нем живут храбрейшие люди. Я благодарю всех защитников, солдат и ополченцев, юных и дряхлых, жен и мужей. Я благодарю вас за то, что вы взглянули в глаза страху и выстояли. Мы с Ренаром навеки в долгу перед вами, и каждый день до последнего я буду взносить молитвы вашему подвигу. И все же радость наша омрачена. Мы выстояли. Мы победили, но это еще не окончательная победа. — Императрица шагнула к самому краю трибуны. — В темнице дожидается суда Грегор Волдхард, мятежный захватчик. И я клянусь вам, что справедливый суд будет совершен, а король-еретик ответит за всю кровь, что пролил.
Толпа взорвалась ревом.
— Свершится суд, — продолжала Виттория, откинув траурную вуаль с лица. — Но я не остановлюсь на этом. Нас предали, нас предал член императорской семьи, и я добьюсь отмщения. Линдр Деватон, хранитель Амеллона, перешедший на сторону Волдхарда, получит по заслугам! Он уже однажды предал моего покойного мужа, но Демос пощадил его из братской любви. Я ему не сестра и я щадить не стану. К Миссолену уже движется войско из Рикенаара и пятитысячный отряд эннийских наемников. Остаток нашей армии и воины наших добрых союзников из Ваг Рана соединятся со свежими силами и двинутся на Амеллон. Я клянусь вам, что притащу Линдра Деватона в Миссолен в цепях, и вы обрушите на него свой гнев! Я клянусь, что больше не будет пощады тому, кто посягнет на империю и ее жителей. И воспитаю сына достойным преемником Демоса. Прощайтесь же со своим императором, добрые люди Миссолена! И помните: последнее слово будет за нами!
Рев горожан стал таким громким, что последние слова Виттории утонули в шуме. Солдаты били мечами о щиты, ополченцы вскидывали вверх руки со сжатыми кулаками. Симуз заметил, что лишь тогда императрица позволила себе улыбку, и улыбка эта была кровожадной.
— И получит Линдр от своих же требушетов, — мрачно усмехнулся стоявший рядом сотник и перехватил факел. — С удовольствием надеру предателям задницы.
Императрица взяла на руки ребенка и показала толпе.
— Славьте императора Демоса и его сына Ренара! — Хорошо поставленным голосом воскликнул Великий наставник. — Славьте нового императора!
Когда славления поутихли, Виттория с сыном отошли назад, давая дорогу Ласию. Яйцеголовый церковник не надел короны с хрусталем, но облачился в торжественное одеяние, расшитое сотнями сверкающих камней.
— Я, Ласий, избранный Великим наставником, обращаюсь к вам, верные слуги Хранителя. — Он раскинул руки в стороны, призывая тишину. — Война стала испытанием нашей веры, наших ценностей и нашей праведности. Многие годы мы жили по установленному порядку, но эта война многое изменила. Родились новые идеи, появились новые проповедники, гремели жаркие споры об истинности путей. Мы видели, как люди, называвшие себя праведниками, убивали и калечили невинных ради праведных ценностей. Мы видели, как колдуны, которых мы проклинали и боялись, встали на защиту тех, кто их ненавидел. На нашу с вами защиту. Я многие годы служил при Эклузуме и своими глазами видел, сколько хорошего и плохого может дать человеку вера. В чем-то сомневался, в чем-то убеждался или, наоборот, разочаровывался. Но война, которую я увидел, наконец явила мне истину. — Ласий указал на сложенные поленья костров. — Все есть дар Хранителя. То, что мы называем чудом и то, что мы же именуем колдовством, дано нам свыше. Разница лишь в том, как мы применяем этот дар. Демос Деватон явил нам чудо, хотя в прежние годы мы назвали бы это колдовством. В венах императора текла сила, которой мы привыкли страшиться, но эта сила нас спасла. И потому отныне Эклузум не будет преследовать носителей колдовского дара. — Он перевел дух и с улыбкой взглянул на ребра нефа главного собора. — Погибший за веру император Демос Первый отныне именуется Святым покровителем Миссолена Демосом Опаленным. Да славятся его имя и деяния в веках.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Великий наставник подал факел императрице, и вместе с Десарией они зажгли погребальный костер. Симуз улыбнулся.
— Мне точно нравится этот новый парень.
* * *— Славная у тебя темница.
Артанна плотно закрыла за собой дверь и направилась прямиком к небольшому столу у изголовья кровати Грегора. Пленник бодрствовал. Увидев гостью, он сел на кровати и попытался расправить складки покрывала.
— Не думал, что ты придешь.
— И я не думала, — призналась вагранийка и опустилась на табурет. — Но мы с тобой не успели попрощаться.
Она внимательно рассматривала Грегора. Часть лица и бритой головы в шрамах от ожогов, искалеченные руки. Он был одет, но Артанна подозревала, что ткань причиняла ему боль: Грегор старался лишний раз не шевелиться. Глаза, что еще недавно горели яростью, потухли. Грегор Волдхард, прославленный воин и самый известный еретик, был окончательно повержен.
— Когда меня уже осудят? — спросил он.
— Через три дня. Сегодня хоронили Демоса.
— Как прошло?
— Как и должно было. Императрица рвет и мечет. И Линдру Деватону я не завидую.
— Значит, пойдете брать Амеллон?
Артанна пожала плечами.
— Предателей не выносишь не только ты. — Она достала из кармана два яблока. — Будешь?
— Спасибо. Не хочу. Так зачем ты пришла? Насмехаться над калекой?
— Нет, Грегор. Насмешки здесь ни к чему. Ты сам прекрасно понимаешь, в каком дерьме оказался. Но, боюсь, не осознаешь, что именно тебя ждет.
— Не все ли равно? — отозвался Волдхард и отвернулся. — Все, за что я сражался, оказалось ложью, и было ею с самого начала! Меня использовали, сделали моими руками всю грязную работу. А затем бросили на растерзание.
— Ты это заслужил.
— Эта эннийская девица, Десария... Она многое мне рассказала. Но я все равно не могу смириться с тем, что Аристид играл мной, как фигурой на доске.
Артанна выбрала более спелое яблоко и задумчиво вертела его в руках.
— Аристид или Руфал или как там его... Он подтолкнул тебя, местами вынудил на некоторые решения. Но в итоге ты сам решил лить кровь. У тебя было много возможностей отступиться. Но ты не стал.
— Я и не оправдываюсь, — тихо ответил Грегор.
— Значит, гордость задета?
— А тебе было приятно ощущать себя игрушкой, когда ты поняла, что мы с Даншем договорились за твоей спиной?
— Было обидно, — согласилась Артанна. — И больно.
— Я ведь тогда тоже сыграл на твоей жажде мести. Как видишь, месть — хорошая пища для безрассудства. Что будет дальше?
Вагранийка вытащила из ножен небольшой кинжал и принялась очищать яблоко от кожуры.
— Точно не хочешь?
— Да провались это яблоко! Что будет дальше?
— Суд. Казнь. С большим позором. На милосердное отсечение головы можешь не рассчитывать. Тебя казнят как простолюдина.
Грегор понимающе кивнул.
— Милосердия я и не жду. Как меня убьют?
— Сперва публичная пытка дыбой, затем четвертование. И сожжение.
— Так казнят убийц и еретиков.
— А ты и есть еретик и убийца. — Артанна отрезала ломоть и отправила в рот. — Я с таким решением не согласна, но воля не моя. Мое слово ничего не стоит против слова Виттории.
— Значит, пора готовиться. А прах? Прах позволят захоронить в Эллисдоре?
— Если твоя сестрица согласится. Рейнхильда не приедет на суд.
— И хорошо. Нечего ей на это смотреть.
— Насчет праха спрошу, — пообещала Артанна. — Но больше ничем не могу тебе помочь. И не хочу. Я давно разочаровалась в том, кем ты стал. Поначалу хотела отомстить, заставить тебя признать ошибки, даже думала попытаться переубедить... Но не успела остановить тебя, и ты перешел черту. — Она подняла на него единственный зрячий глаз. Грегор молча слушал ее, отчего-то пряча обезображенные руки. — Со временем дурные воспоминания немного стираются. И в какой-то момент я поняла, что предпочитаю помнить Грегора Волдхарда мальчишкой, который гонял гусей в замковом дворе Эллисдора, дрался деревянными палками и очень меня любил. Я хочу запомнить тебя таким, а не изрубленным на куски чудовищем, опозорившем имя своего отца.