Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса - Леонид Васильевич Милов

хранения сена в “зародах”. В частности, в Шенкурском у. зароды были высотою в 4,3 аршина (ок. 3,4 м), а шириною всего в аршин (ок. 72 см)[1220]. Такие зароды имели подпоры и разделялись на секции, называемые “промежками”. В “проме-жок” клали 3–4 волоковые копны. В Архангельском уезде в такие “промеж-ки” длиною в сажень клали от 5 до 7 копен (от 4 пудов и более в копне)[1221]. В Олонецком наместничестве “скошенные сена кладут везде в стоги между воткнутыми рядом жердями и подпирают оные со всех сторон”[1222].

Там, где часто шли дожди, делались всякого рода модификации. Например, в Галицкой провинции в 60-е годы стога формировали на специальных козлах[1223]. В конце XVIII века такая же практика зафиксирована для всех низких мест в Костромской губернии. На колья высотой до 1,5 аршин кладут жерди и хворост, а на них ставят стога. В отличие от других регионов, стога здесь были небольшими (от 70 до 100 пудов). Копны же, как обычно, – 5–8 пудов[1224]. Сено хранили также в сараях, под навесами, в специальных сенниках. Но встречалось это реже и лишь у состоятельных хозяев.

Там же, где размеры скотоводства были настолько велики, что обычные крестьянские постройки не годились, строили специальные загонные дворы. Как правило, эти дворы были крытыми, с настилом помоста. В них содержали и кормили лошадей. Хотя в Острогожской провинции встречались загонные дворы без настилов и даже без крыш[1225]. Короткий зимний период, частые зимы без длительного снежного покрова позволяли некоторым скотоводам вообще держать зимой лошадей и овец под открытым небом. Особенно это бывало в районах, пограничных с Украиной, где, в частности, овец большей частью держали зимой на воле. Отсюда и украинский обычай стричь овец лишь раз в году (весной), в то время как наличие у русских крестьян крытых и сравнительно теплых овчарен позволяло им стричь овец дважды – осенью и весной, что давало более мягкую шерсть[1226].

Господский скот

Содержание скота в помещичьих хозяйствах было совсем иным. Почти всюду в имениях были теплые скотные дворы, с отдельными омшанниками для овец, телят и свиней. Встречались у помещиков и племенные скотные заводы. Один из таких заводов – Е.Л. Цурикова – имел быков и коров английской, голландской и холмогорской породы. Скотский завод был и у В.Б. Голицына[1227]. Лошадей держали в специальных конюшнях с денником, просторными стойлами с двойными дверями (плотными и решетчатыми). Матки и жеребята стояли в отдельных денниках[1228]. Приведем одно из типичных описаний образцовой барской конюшни: “…конюшни и клевы [должны] иметь окнами на восток и в ночь, а дверми на полдень. И ставить головами в ночь покойный, пространный, светлый, с высокими и широкими дверми, с твердыми и немного скатистыми полами и яслями стойл[ы] повыше лошадиной груди. Стойла просторные, в коих бы стоять и лежать [лошадям] свободно было. В середине конюшни – жолоб для стоку мочи. В потолке [строение] пониже, чтоб зимою тепло, а летом холодно было… В темных конюшнях и клевах стоящие лошади часто спотыкаются и всего пужаются, а в светлой – [лошадь] веселая и здоровая. А притом бы вода блиско была. Все клевы и на дворе убить глиною и зделать борозды для проходу воды. А за двором, в пристойном месте – широкую и глыбо-кую яму, и, как в нее навозной сок накопитца, – класть солому и от того будет хороший навоз”[1229].

Уровень плотности населения, сложнейшая система землепользования, сопровождающаяся “черездесятинщиной”, сокращение размеров пастбищ, резкие между ними отличия по ведущим типам трав – все это диктовало необходимость в нечерноземной полосе поднадзорной пастьбы скота, т. е. с пастухом. Этот обычай довольно цепко держался среди русского населения и в южных районах. Так, в оренбургских степях башкирский скот гулял вольно, а гурты и стада скота русских (казаков и крестьян) паслись с пастухами (и лошади и коровы)[1230].

Медовая роса – к падежу скота

Тем не менее поднадзорный выгул скота в условиях Нечерноземья не спасал скот от эпизоотий, которые были столь часты, что нередко приводили к тяжелому ущербу поголовью на громадных пространствах этой зоны. Обилие лесов, низких сырых мест, погодные условия – все это способствовало болезням и падежу скота. Крестьянские традиции скотоводства, идущие издревле, были направлены лишь на создание условий максимальной изоляции пораженного той или иной болезнью скота данной территории от соседних. Но с увеличением плотности населения это имело все меньший успех. Обычное лечение скота – наборы диких лечебных трав (пижма, горошек, глухая крапива, дикая рябина, молодой дубовый лист и др.)» кровопускание, окуривание и т. п., с помощью которых пытались лечить болезни, которые назывались в XVIII в. “мотыльница”, “лихая”, “чилчик” и др.[1231] Успех был, однако, в редких случаях. Часто падежи были от бескормицы в неурожайные годы. Эпизоотии поражали в равной мере и крестьянский, и помещичий скот. Разница была лишь в том, что в ряде случаев более упитанный и крепкий скот помещичьих хозяйств нес меньший урон во время падежа. То же самое было и с дворцовым хозяйством. Известны крупные падежи лошадей и дворцового скота в 1720–1721, 1737–1738 гг. В сороковых годах XVIII в. почти ежегодные падежи (1745, 1746, 1747, 1748, 1749 гг.) нанесли очень большой урон дворцовому коневодству и скотоводству[1232]. Управитель дворцовых костромских и казанских сел в 1749 г. сообщал, что “у крестьян скот выпал уже до последнего”[1233]. Есть сведения, что с 1744 г. падежи шли почти беспрерывно вплоть до 1767 г.[1234] Даже в южной Тамбовской губернии “во всех округах… каждой почти год, невзирая на предосторожности от правительства употребляемые, великое препятствие скотоводству причиняет падеж, а особливо рогатому скоту”[1235]. А.Т. Болотов в 60-е годы вообще пришел к выводу, что почти постоянные эпизоотии вынуждали крестьянство ограничиваться лишь минимумом скота. Отзвук тяжелых неурожаев и скотских падежей видится в инструкции 1794 г. приказчику с. Любашевки Ефремовского у. Тульской губернии: “…как ныне с чувствительною прискорбностью вижу их (то есть пострадавших крестьян, – Л.М.) от прошедших времен изнуренных, что и дворы их в крайнем разорении, а самих – в совершенном изнеможении”[1236].

Хотя черноземные и степные районы также подвергались эпизоотиям, однако ущерб здесь был значительно меньше. Больше всего страдал рогатый скот, меньше всего овцы, крупные эпизоотии которых были в южных районах раз в