Второе открытие Америки - Александр Гумбольдт

Это был торговец черепашьим жиром, который вел дела с индейцами миссий и не испытывал дружелюбных чувств к миссионерам. «Хрупкими судами, – добавил он, – бывают суда каталонцев, если, запасшись разрешением губернатора Гвианы, но не президента миссий, они пытаются торговать выше Атурес и Майпурес.

После того как наши пироги разобьются на Raudales, которые являются ключом к миссиям Верхнего Ориноко, Касикьяре и Риу-Негру, нас отправляют в сопровождении индейцев из Атурес в Каричану и заставляют отказаться от коммерческих операций». Беспристрастный историк посещенных мной стран, я не согласен с этим мнением, высказанным, вероятно, без достаточных оснований.

Теперешний миссионер из миссии близ Raudales не способен на те притеснения, на которые жалуются мелкие торговцы-каталонцы; возникает, однако, вопрос: в чем источник глубокой ненависти к режиму миссий даже в испанских колониях? Если клевещут только на богатых, то миссионеры на Верхнем Ориноко должны были бы избежать злобных нападок.

У них нет ни лошади, ни козы, иногда даже коровы, между тем как их собратья, капуцины в миссиях на Карони, владеют стадами в 40 000 голов. Следовательно, злобу трудолюбивых колонистов вызывает не зажиточность обсервантов, а требование полного невмешательства в их управление, упорное стремление закрыть свою территорию для белых, препятствия, которые они ставят для обмена товарами.

Люди повсюду восстают не только против тех монополий, что оказывают влияние на торговлю и на материальные житейские нужды, но и против присвоения себе какой-либо одной кастой или частью общества исключительного права воспитывать юношество или если не цивилизовать дикарей, то хотя бы управлять ими.

В маленькой церкви в Атурес нам показали кое-какие остатки прежнего богатства иезуитов. Тяжелая серебряная лампада лежала на земле, полузасыпанная песком. Конечно, такой предмет не мог пробудить алчность в дикаре; однако я должен напомнить, к чести индейцев с Ориноко, что они не склонны к воровству, в противоположность значительно менее диким народам, населяющим острова Южного моря.

Первым присуще большое уважение к собственности; они не пытаются красть даже съестные припасы, рыболовные крючки или топоры. В Майпурес и Атурес неизвестны дверные запоры; они появятся, когда в миссиях поселятся белые и люди смешанной расы.

Индейцы из Атурес мягкие, скромные, привычные вследствие своей лени к самым большим лишениям. Понуждаемые в прежние времена к работе иезуитами, они не испытывали недостатка в пище. Миссионеры выращивали маис, фасоль (frisoles) и другие европейские овощи. Вокруг деревни они насадили даже апельсиновые деревья со сладкими плодами и тамаринды; в саваннах близ Атурес и Каричаны им принадлежало от 20 до 30 тысяч лошадей и коров. Для ухода за стадами у них было много рабов и батраков (peones).

Теперь выращивают лишь немного маниока и бананов. Однако почва здесь настолько плодородна, что в Атурес я насчитывал в одной грозди бананов до 108 плодов, а четырех или пяти плодов почти достаточно одному человеку на день. Культура маиса совершенно заброшена, лошади и коровы исчезли.

Часть берега у Raudal все еще носит название Passo del ganado (Скотский брод), между тем как потомки тех самых индейцев, которых иезуиты объединили в миссии, говорят о рогатом скоте как о животных исчезнувшей породы. Плывя вверх по Ориноко к Сан-Карлос-дель-Риу-Негру, последнюю корову мы видели в Каричане.

Монахи-обсерванты, управляющие в настоящее время этими обширными территориями, появились здесь не сразу после иезуитов. Во время восемнадцатилетнего междуцарствия лишь изредка миссии посещали капуцины. Представители светской власти, носившие название королевских комиссаров, управляли hatos, то есть скотоводческими фермами, иезуитов с преступной небрежностью.

Скот убивали, чтобы продать шкуру; много телок было съедено тиграми; еще больше погибло из-за ран, нанесенных летучими мышами с Raudales, которые меньше, но гораздо смелее, чем летучие мыши в Llanos. Во время экспедиции для установления границ лошадей из Энкарамады, Каричаны и Атурес привезли в Сан-Жозе-ди-Марабитанас; туда, на берега Риу-Негру, португальцы могли доставлять лошадей, причем очень плохих, лишь после длительного путешествия по реке Амазонок и через Гран-Пара.

К 1795 году скот иезуитов совершенно исчез; теперь в качестве свидетельства прежней культуры земледелия в здешних краях и трудолюбивой деятельности первых миссионеров остались лишь отдельные апельсиновые и тамариндовые деревья в саваннах, окруженные дикорастущими деревьями.

Тигры, или ягуары, представляющие для стад меньшую опасность, чем летучие мыши, приходят в деревню и поедают свиней несчастных индейцев. Миссионер привел нам поразительный пример игривости этих обычно столь свирепых зверей. За несколько месяцев до нашего прибытия ягуар, по-видимому молодой, хотя и больших размеров, ранил одного ребенка, играя с ним; я не обинуясь пользуюсь выражением, которое должно показаться странным, так как сам проверил на месте факты, представляющие интерес для изучения нравов животных.

Двое индейских детей, мальчик и девочка восьми-девяти лет, сидели на траве около деревни Атурес среди саванны, по которой мы часто проходили. Было два часа дня; ягуар выходит из леса и, приблизившись к детям, начинает прыгать вокруг них; он то прячется в высоких злаках, то бросается к детям, изогнув спину, опустив голову на манер наших кошек.

Маленький мальчик не понимает опасности своего положения; он осознает ее, вероятно, лишь тогда, когда ягуар ударяет его лапой по голове. Удары, сначала легкие, становятся все сильней и сильней; когти ягуара ранят ребенка, и кровь струится ручьем. Тогда маленькая девочка берет ветку дерева и бьет зверя, который бежит от нее. На крики детей прибегают индейцы и видят, как ягуар удаляется прыжками, по-видимому и не помышляя о сопротивлении.

К нам привели маленького мальчика, на вид живого и смышленого. Ягуар содрал своими когтями кожу на нижней части лба. Еще одна царапина была у мальчика на макушке. Что это за приступы веселости у зверя, которого без особого труда приручают в наших зоологических садах, но который в диком состоянии всегда бывает свирепым и жестоким?

Если предположить, что, уверенный в беспомощности своей добычи, он играл с маленьким индейцем, как кошки играют с птицами, у которых подрезаны крылья, то как объяснить терпеливость крупного ягуара, когда он подвергся нападению со стороны девочки? Если ягуар не был голоден, то почему он приблизился к детям? В любви и ненависти животных есть что-то таинственное.

Нам приходилось видеть, как львы убивали трех-четырех собак, посаженных к ним в клетку, а пятую собаку, менее робкую и хватающую царя зверей за гриву, они сразу же принимались ласкать. Здесь мы имеем дело с одним из тех инстинктов, тайны которых люди не знают. Можно подумать, что слабое существо вызывает тем больше интереса, чем больше доверчивости оно проявляет.