Город Перестановок - Грег Иган

Анна жалостливо уставилась на него.

– Ой, да что я такого сделала? Задела твои моральные принципы? Я только спросила. Мог бы принести пользу. Забудь. Мне надо было знать, что это для тебя будет чересчур.

Томас подался лицом к её лицу.

– Где ты окажешься через десять лет? В тюрьме? На дне Эльбы?

– Пошёл на хер.

– Где, скажи?

– Можно представить судьбу и похуже, – получил он в ответ. – Например, изображать счастливую семью с банкиром не первой молодости.

Томас швырнул её о стену. Ноги Анны подкосились и, падая, она врезалась головой в кирпичную кладку.

Он присел рядом с ней, не веря себе. На затылке Анны зиял широкий пролом. Она ещё дышала. Томас похлопал её по щекам, попытался открыть глаза – они оказались закаченными под череп. Положение тела было почти сидячим, ноги раскинуты, голова свесилась вдоль стены. Вокруг расползалась лужа крови.

– Думай быстрее. Думай быстрее, – выговорил Томас.

Время замедлилось. Любая деталь комнаты требовала внимания. Свет единственной лампочки на потолке почти ослеплял; край каждой тени резал, словно бритва. Томас на лужайке заёрзал, чувствуя, как о тело трётся трава. Нужно так немного сил, отваги, любви. Это не за пределами вообразимого…

Лицо Анны обжигало ему глаза, сладостное и ужасное. Никогда ещё Томас так не боялся. Он знал, что если не сможет её убить, то он ничто: от него ничего не осталось. Поверить, что он способен её спасти, – значит полностью забыть себя.

Умереть.

Томас заставил себя лежать на траве спокойно: по его телу снизу вверх поплыли волны онемения.

Весь дрожа, он набрал телефон «скорой». Собственный голос удивил его: он звучал спокойно и казался контролируемым. Затем Томас встал рядом с Анной на колени и подсунул ладонь ей под голову. Тёплая кровь струилась по руке, затекая под рукав рубашки. Если она выживет, Томаса могут не отправить в тюрьму, но скандал его наверняка уничтожит. Он выругал себя и приложил ухо к её рту. Она ещё дышала. Отец лишит его наследства. Томас без выражения смотрел в будущее и гладил Анну по щеке.

На лестнице раздались шаги санитаров. Дверь была заперта, и пришлось встать, чтобы впустить их. Томас беспомощно отошёл, пока они осматривали Анну, потом укладывали на носилки. Он вышел следом за ними из подъезда. Один из санитаров, поворачивая носилки на лестничной площадке, встретился с ним холодным взглядом.

– Доплачиваете, чтобы можно было их бить, да?

Томас невинно помотал головой.

– Всё не так, как кажется.

Ему нехотя разрешили сесть сзади. Томас слышал, как шофёр связался по радио с полицией. Он держал Анну за руку и смотрел на неё. Пальцы у неё были ледяные, лицо побелело. «Скорая» повернула за угол, и Томас потянулся к чему-то свободной рукой, чтобы удержаться. Не поднимая глаз, спросил:

– Она поправится?

– Без рентгена не узнаем.

– Это несчастный случай. Мы танцевали. Она поскользнулась.

– Как скажете.

Они неслись по улицам, петляя во вселенной, полной неона и дорожных огней, вынужденные молчать из-за воя сирены. Томас не сводил глаз с Анны. Он крепко держал её за руку и изо всех сил желал ей выжить, но не давал воли желанию молиться.

Предводители Группы Контакта собрались на квартире у Марии. Едва они успели рассесться, как Дарэм объявил:

– Полагаю, прежде чем продолжить, нам следует перебраться на мою территорию. Она расположена по другую сторону центрального узла от территории «Автоверсума», что бы это ни значило. Если расстояние ещё имеет смысл, надо хотя бы попытаться запускать наши модели в надёжном месте.

Марию затошнило. Сам Город находился прямо под «Автоверсумом»: парк развлечений на краю огромной пустыни. Но элизиане в этом общем пространстве не обсчитывались – только здания да пешеходы-марионетки. Она сказала:

– Пирамиды шести других основателей примыкают к «Автоверсуму». Если, по-вашему, есть шанс, что эффекты перельются через границу… Не могли бы вы найти предлог и убедить их переместить своё население как можно дальше? Незачем расписывать подробности. Нельзя говорить ничего, что может увеличить опасность.

Дарэм устало ответил:

– Мне хватило хлопот и с тем, чтобы уговорить тридцать семь преданных исследователей «Автоверсума» заняться проектами, которые уберут их с нашей дороги. Если я начну предлагать Элейне Сандерсон, Анжело Репетто и Тецуо Цукамото перестроить геометрию их вычислительных ресурсов, им потребуется около десяти секунд, чтобы подвергнуть весь «Автоверсум» детальному просмотру в попытках узнать, что происходит. Три остальные пирамиды занимают отшельники, ни разу не показавшиеся после запуска; их мы не сможем предупредить, даже если захотим. Самое лучшее, что мы можем сделать, – справиться с проблемой как можно быстрее и не вызывая подозрений.

Мария бросила взгляд на Доминика Репетто, но тот, по-видимому, твёрдо верил в необходимость держать свою семью в неведении. Мария сказала:

– От этого я чувствую себя трусихой. Удрать на другую сторону вселенной, пока будем на расстоянии ворошить осиное гнездо.

Репетто сухо возразил:

– Не беспокойтесь: насколько нам известно, геометрия ТНЦ может и не иметь к этому отношения. Логическая связь между нами и «Автоверсумом», возможно, приводит к большему риску, чем тесное физическое соседство.

Мария по-прежнему предпочитала делать всё вручную, через «материальный» терминал – никаких окон, плавающих в воздухе, и телепатических контактов с «внешним я». Земански показала, как управляться с не слишком прозрачной утилитой, способной полностью перенести Марию с её территории. На Земле небогатые Копии метались с континента на континент в погоне за дешёвыми КваКСами, а в Элизиуме до сих пор ни у кого не возникало нужды в подобных перемещениях. Дав терминалу подтверждение на последний запрос, Мария представила, как её модель останавливается, разбирается на части и переправляется по трубе сквозь информационный узел в пирамиду Дарэма – несомненно, через миллиард проверок и предосторожностей. Но ведь невозможно узнать, чего даже самые строгие процедуры контроля стоят теперь, когда под вопросом глубинные правила, на которых они были основаны.

В качестве последнего мазка Дарэм скопировал всю квартиру, и они перенеслись – совершенно нечувствительно – в дубликат. Мария выглянула из окна.

– Вы и весь Город скопировали?

– Нет, вы смотрите на оригинал. Я перенёс сюда настоящий вид.

Земански создала на стене гостиной ряд окон-интерфейсов; одно из них показывало регион, в котором работал «Автоверсум», и треугольную поверхность, по которой он граничил с пирамидой Марии, перевёрнутой вверх ногами. Поверх программной карты – тёмно-синего клеточного автомата «Автоверсума», подёрнутого серебряной вуалью сети шпионажа, – она наложила схему ламбертианской планетарной системы с орбитами, странным образом разрезанными и переставленными, чтобы соответствовать разбивке на пять смыкающихся пирамид. Космос был смоделирован отдельно, сам по себе: относительно плоский диск, всего несколько сотен тысяч километров толщиной, зато протянувшийся на пятьдесят процентов за орбиту самой дальней планеты. Большая часть космоса оставалась пустой: во всяком случае не заполненной ничем, кроме света, струящегося от солнца. Однако никакие упрощения не применялись, каждый кубический километр, сколь угодно безликий, был смоделирован вплоть до уровня отдельных ячеек «Автоверсума». От такого расточительства захватывало дух; Мария была почти не в силах смотреть на карту, не придумывая, как получше аппроксимировать вычисления происходящего почти в полном вакууме. Заставив себя прекратить и принять всё таким, как есть, она поняла, что до сих пор не сознавала в полной мере масштаб Элизиума. Ламбертианскую биосферу от планетарного уровня до молекулярного она просмотрела, но то было ничто в сравнении с объёмом субатомных вычислений для Солнечной системы.