Том 5. Повести, рассказы, очерки, стихи 1900-1906 - Максим Горький

Истинно мудрый умирает вовремя… Хвала тебе, собака, ибо ты узнала время смерти своей и молча ушла прочь от жизни. Хвала тебе!

Как хотел бы я сказать эту похвалу множеству полумёртвых людей, которые отравляют жизнь нашу циничным запахом гниения своего, как хотел бы я, чтоб они взяли в пример тебя, славная собака!

Они давно уже носят смерть в сердцах своих, но всё ещё стонут, всё ещё говорят, изливая на головы наши смрадный гной мёртвых душ…

Хвала тебе, собака!

Старик

(миниатюра)

…Люди окружили Жизнь тесной толпой, как грязные нищие богатую купчиху на паперти храма, стонали, жаловались и злобно плакали, прося милостыню внимания к себе, болезненно изрыгали хулу друг на друга и на Жизнь, ползая у ног её в судорогах жадности своей, в гнусном бешенстве нищенских желаний.

Извиваясь и прыгая, точно скользкие серые жабы и холодные змеи, лишённые яда по слабости своей, они выли воем безумия и, ослеплённые мелкою пылью желаний своих, не видели солнечного лица Жизни, а оно, источая радужное сияние, наклонилось над ними с мудрой улыбкой, и молчала Жизнь, терпеливо слушая отвратительную музыку стонов и жалоб.

— Ты однообразна, ты бедна! — скучно злясь, говорил ей пресыщенный. Я был всюду на земле, всё изведал — видел все развалины прошлого, знаю тревоги и надежды настоящего — что мне будущее? Я думал, неисчислимы дары твои, неисчерпаемо щедра рука твоя, и вот уже нет на земле ничего, что желал бы я видеть, что хотел бы иметь. Дай мне ещё желаний, укажи возможности, чтобы я захотел достижений, чтобы вновь ожила душа моя многими жаждами! Укажи мне новое, поведи любопытство моё к неизвестному, если безгранично содержимое твоё, как это казалось мне в юности. Но ты вся исчерпана мною. Ты — бедна, ты — нищая!..

Раб умолял её:

— Сделай так, чтобы сильные не попирали волю мою тяжёлыми ногами своими, если ты справедлива! Я истощён трудом невольника, я не имею хлеба, сколько нужно мне, умирают от голода дети мои, и нет ни у кого жалости ко мне. Внуши сильным чувство жалости к слабому, пощади угнетённого, если ты справедлива!

— Зачем ты существуешь? — спрашивал мудрец. — Какой смысл заключён в пёстром хаосе игры твоей? Чего ради мучаются все эти люди? Отвечай, если ты разумна!

— Ты воплощение не разума, а безумия! — вторил мудрецу поэт. — Как дитя — игрушки, надоевшие ему, ты легкомысленно разрушаешь с трудом созданное людьми, о, жалкая раба времени! Ты грубо издеваешься над лучшим из чувств человека, над любовью, которой обязана ты существованием своим, жалкое создание насмешливого дьявола!

— Ты обманула меня! — обиженно гнусавил беззубый, лысый человек с провалившимся носом на жёлтом лице. — Я был юн, всеми силами сердца я любил тебя, всю мощь юности посвятил я любви к женщине, лучшему из воплощений твоих! Но на дно чаши наслаждения ты положила гнусный яд болезни и разрушила сильное тело моё, ограбила ты меня, как разбойник прохожего! Отдай мне здоровье, чудовище, исказившее лицо моё!..

— Укажи мне место на лоне твоём! — горестно взывал неудачник. — Я хотел быть пахарем на нивах твоих и не имею сил для этого, я хотел быть проводником разума, но не знаю — где истина и что могу проповедовать, не вводя людей в заблуждение? И хотел я изображать красками многообразное лицо твоё, но не имею таланта, хотел вести летопись деяний твоих — и нет во мне способности к этому! О, зачем ты создала меня с короткими пальцами музыкантом хочу я быть! Что же делать мне? Научи, если ты мудрая!..

— Почему я слеп? — спрашивал слепой, судорожно искривив мёртвое лицо своё. — Зачем ты слепым создала меня?

И даже глухонемые что-то мычали, быстро двигая пальцами, только дети и пьяные были веселы.

— Гони их прочь! Всех — прочь! — пошатываясь, кричал один пьяный. Такая дрянь… шумят, шумят… Кто напоит человека вином, если он сам не напьется?

Он засмеялся и ушёл.

Женщины, озлобленные горем пола своего, раздражённые несчастиями материнства, разбитые ударами любви своей, женщины голодные — проклинали и плакали в пламенном отчаянии, в диком возбуждении злобы своей.

И множество людей убивали себя: одни — чтобы бросить труп свой на пути тех, кто отказал им в любви, другие — чтобы погасить тление страха пред жизнью в грудях своих, все — потому, что сознали ничтожество своё, и только некоторые — из гордости, но смерть последних проходила не замеченной никем…

Точно стая бесноватых мух, кружились они в пляске злобного раздражения, растравляя боль и раны друг друга едкою горечью жалоб своих. И звучал в хоре стонов истощения, в диких воплях больной жадности беззаботный смех детей, как журчание отдалённого источника, приносившего в жертву Жизни милый смех радостного опьянения силами её.

Сквозь этот рой одиноко шёл старик, направляя медленный шаг свой к солнцу, нисходящему с небес, обливая тёмные одежды земли багряными потоками прощальных лучей. Он шёл спокойно, молча, и шум вокруг не будил его внимания; поглощённый великолепною игрою огненных красок на небе вечера, он смотрел вперёд, и глаза его мягко улыбались.

— Старик! — закричали ему. — Скажи и ты твои жалобы…

Он, отрицая, качнул головой.

— Не имею я жалоб в сердце моём! — сказал он. — Был я всегда другом Жизни и другом её ухожу к закату дня моего. Я черпал полными пригоршнями из океана щедрот её, и душа моя полна любви к ней, доброй подруге дня моего. Красив и богат был день мой, как игра солнца на вершинах снежных гор или звёздное небо в тёплую ночь лета. Я любил, и не раз, и не однажды было тяжко ранено сердце моё, но и страданиями горжусь, ибо искренни и чисты были они, не увеличивал я стонами силу их и злобою на источник боли моей но уменьшал. Во дни скорби — женщины были сёстрами милосердия мне, в годы любви — матерями лучших чувств моих.

Наслаждался я простором степей, и теснота тюрем не мешала свободе духа моего: одиночество — польза человеку, оно укрепляет душу сильного. Был я мятежен, радостно и гневно боролся против злобных, побеждал — и ликовала душа моя, поражён был — и не отчаивался, ибо вера в победу правды крепла во мне и острые зубы несчастий моих не могли сокрушить крепости её. Я понял, что неверие — только незнание, старался познавать и — нашёл в познании неугасимый огонь веры!

Я люблю все цветы и все краски земли, и человек, лучшее её, во все дни мои был для меня чудеснейшею из загадок, и любоваться им не устал я! О нет, не устал!

Видел я тёмное в нём — и болела душа моя гневом и горечью, видел светлое — и радовался. Я боролся с ним, видя злое в нём, и негодовал на неразумие его, но и в гневе не терял уважения к нему! И никогда не искал я внимания людей ко мне, ибо не то ценно, что мне дадут, но только то, что я могу дать, и неважно, что скажут обо мне, но — что я подумаю о человеке. Я жил один, жил внутри себя: то, что всем было нужно от души моей, я всем отдавал искренно; то, что только мне было нужно, — я хранил глубоко в сердце моём, не отягощая внимания близких моих неплодотворной скорбью духа моего в часы уныния и усталости.

И не делился я с людьми слезами и стонами, но всегда отдавал им все богатства смеха и радостей моих. Раны сердца моего не болели долго: я не растравлял их, не подавлял разума моего, ибо знаю я — человек рождается с болью и кровью для матери своей, а душа моя была матерью и восприемницей всех явлений жизни.

И ещё знаю я: всё, что есть безобразного, издохнет, подобно псу прокажённому, издыхает уже, как бесполезное для людей. Всё более ясна на земле бесполезность отвратительного, и всем становится видимо излишество безобразного…

Я взял всё, что мог, от Жизни, и ещё возьму из щедрот её, ибо ещё не угас день, хотя круто наклонился к закату путь мой. Но и во тьму забвения, в глубину вечного молчания я сойду с бодрой улыбкой благодарности, как нисходит в ночь светило это, излившее за день на грудь земли все лучи свои, все силы и радости. Я жил прекрасно, я нашёл свой путь, и некого мне благодарить за это. Прощайте!

Он спокойно пошёл к закату дня своего.

А дети, смеясь и играя, побежали за ним.

Комментарии

Трое

Впервые напечатано не полностью в журнале «Жизнь», 1900, книги XI и ХII, ноябрь, декабрь; 1901, книги I–IV, январь — апрель. Журнальный текст обрывался на эпизоде посещения Лунёвым кладбища (кончая словами: «…он так крепко ударял в землю ногами, точно хотел сделать больно ей…») и был разделён на шесть глав. Конец повести опубликован не был в связи с запрещением журнала. Полностью (без деления на главы) повесть впервые напечатана в собрании сочинений: «М. Горький. Рассказы», том пятый, издание товарищества «Знание», СПБ, 1901.

Повесть «Трое» написана М.Горьким во второй половине 1900 — январе 1901 года.

В журнале «Жизнь», постоянным сотрудником которого был М.Горький, помещал свои произведения В.И. Ленин. В 1899 году здесь была напечатана его статья «Ответ г. П. Нежданову», в 1900 году — «Капитализм в сельском хозяйстве».