Новый Мир ( № 11 2004) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лев Лифшиц. Древний Псков и его искусство. — “Наше наследие”, 2003, № 67-68.
С некоторых пор на изумительные иллюстрации в этом журнале (фотографии внутреннего убранства храмов), каждый номер которого, на мой взгляд, — событие в издательско-журнальном искусстве, я смотрю через призму моего впечатления от подвижнической работы фотохудожника Юрия Холдина. Десять лет он фотографировал фрески Дионисия в Ферапонтовом монастыре и к 500-летию этих фресок создал альбом, рассматривая который понимаешь: состоялось приближение к тайне адекватной передачи впечатления, к расширению границ зрительного восприятия. И первое здесь то, что качественные съемки в храмах всегда велись и ведутся ночью, при искусственном освещении; и только Холдин научился снимать прохождение света днем. А это совсем другой эффект. Это не просто красиво.
Неизвестный Паустовский. — “Мир Паустовского”. Культурно-просветительский и литературно-художественный журнал. 2004, № 21.
“Неизвестный Паустовский” — это повесть “Снежный барс” , обнаруженная в архивах Вадима Константиновича Паустовского и представляющая собой написанный в жанре путевых заметок отчет об экспедиции на Памир в начале 30-х годов.
“<…> Через час после того, как мы вышли на ледник, заплакал первый таджик-носильщик. Он полз на четвереньках, слезы текли по его ассирийской бороде и застывали мутными ледяными шариками. Он полз за нами и тихо скулил, — обратного пути ему не было. Мы преодолевали горную болезнь и смеялись, вспоминая рассказы о том, как слоны плачут и падают в обморок при виде мышонка величиной с наперсток. Сумерки застали нас среди льдов, у черных скал. Мы разбили палатку. Бензиновый примус гудел и взрывался, почти не давая тепла”. Какой романтизм, какая поэзия.
В этой же рубрике публикуется фонограмма выступления Паустовского в МЭИ весной 1963 года (одно из последних публичных выступлений писателя). Бесценную запись (в публикации она названа “Вы спрашиваете меня…”) в течение 20 лет хранил звукооператор МЭИ Г. М. Сердобов, который и подарил ее музею Паустовского. Речь шла обо всем и обо всех — и о себе, и о Бунине, и о Бабеле, и о Солженицыне.
“<…> Вот вы спрашиваете меня, встречался ли я с Грином? Я с детства очень любил Грина и писал о нем много, но в жизни я видел Грина только один раз, и то мельком, мы не были знакомы. Просто Грин прошел мимо меня, когда я был в каком-то издательстве. Это был совсем не такой человек, как о нем принято говорить. Единственная тяжесть его жизни была в том, что он пил. Вообще он был любезнейший, между прочим, человек, во что очень трудно поверить. А когда он выпивал, он тогда, конечно, был, как все выпившие люди, немножко смешным. Он, например, молился всегда Богу, чтобы Бог покарал всех его врагов, и давал адреса, точные при этом. Потом молился, чтобы Бог не перепутал и не покарал его жену: „Нина Николаевна Грин, Феодосия, Госпитальная, 14””.
Александр Мелихов. Завал обид на пути к общей сказке. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2004, № 7.
На мой взгляд, очень искреннее и самостоятельное размышление о публицистическом двухтомнике Солженицына, посвященном русско-еврейским отношениям. Пожалуй, самое интересное (и не отвлекающее авторской сверхзадачей уличить, подловить, разоблачить, присоединиться, вознести и т. п.) эссеистическое впечатление от книги, прочитанное мной за последнее время. Это довольно-таки страстное расследование лежит вне поля, на одной границе которого стоит уже выдохнувшийся сатирик-“мифониспровергатель”, а на другой — еще суетящийся хроникер-почвенник.
Марина Москвина. Между нами только ночь. Повесть. — “Знамя”, 2004, № 8.
Тонкая, прелестная вещь. Формально — о попытке автора издать свою книжку под названием “Загогулина” (о детдомовском детстве, о мистической встрече со своим ночным воспитателем, “ночвосом”, а впоследствии издателем — стюардессой Еленой Федоровной; о брате Юрике и подруге Юлии, о гениальном художнике-иллюстраторе Коле, об аквариумных рыбках и бродячих собаках). А на самом деле — о любви, смерти и таинственном братстве всех и вся.
Между прочим, иногда мне кажется, что некоторые писательницы, “проходящие по ведомству детской литературы”, говорят на каком-то своем, но общем — для них всех — наивно-притчевом языке. Есть что-то похожее в интонации.
Я читал повесть в интернет-версии, распереживался, и, дойдя до конца (с катарсисом, конечно!), с изумлением обнаружил отцентрованное: “Марина Москвина. Между нами только ночь. Повесть”. И вещь началась снова. Два экземпляра. Тут ошибка веб-мастера на какое-то мгновение показалась мне частью художественного поведения самой повести, ее личной загогулиной . Забавно и странно.
Александр Стесин. Стихи. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2004, № 7.
Стесина хвалят. Похвалю и я: эти стихи помогают мне осмыслить тот факт, что ростки, пущенные Гандлевским, Кибировым (и отчасти Кенжеевым), дадут еще и будут давать обильные всходы. Музыкально-реминисцентные мотивы иногда побуждают думать и об Александре Еременко. Короче, все здесь сработано здорово, ударно. И все-таки — предсказуемо. “Средь немытых вилок и тарелок / циферблат находишь наугад. / Шесть часов. Вечерний циркуль стрелок, / тикая, садится на шпагат. // Время сникнуть, время сгинуть вовсе, / свой обед, не разогревши, съесть / время есть, и в гусеничном ворсе / пледа мерзнуть — тоже время есть”. Или: “Благодари эту полночь за сон / на пятачке, уже сданном в аренду; / даже за лампы ночной патиссон, / что, перезрев, освещает веранду”.
Не знаю, как вы, а я, читая последние годы стихотворные подборки и поэтические сборники молодых, уже заметил тенденцию. И вот не знаю — радоваться или горевать. Что хуже: концептуальная “вавилонско-энэлошная” филология или это постепенное наследование (незаметно превращающее себя в прием, в похожесть ) славным традициям “Московского времени”?
Роман Тименчик. Руки брадобрея, или Шесть подтекстов в поисках утраченного смысла. — “Новое литературное обозрение”, 2004, № 3 (67).
И снова парикмахерская тема в творчестве Мандельштама, не отпускающая нас в этом сезоне (см. нашу “Периодику” в прошлом номере “Нового мира” и статью И. Сурат в позапрошлом). На сей раз брадобрей Франсуа отдыхает; все внимание к рукам безымянного цирюльника, с которыми великий поэт сравнил отвратительность власти. Гипотеза о (возможно, подсознательном) влиянии на рождение известного образа четырехактной сатирической пьесы товарища Луначарского “Королевский брадобрей” (1906) кажется весьма убедительной. Как и шарж Юрия Анненкова на будущего “начальника культуры”.
Лариса Щиголь. А по-украински — щегол… Стихи. — “Знамя”, 2004, № 8.
Автор семь лет уже как живет в Германии, соредактор журнала “Крещатик” (см.: <http://www.kreschatik.net> ). Стихотворение называется “Дунайские волны”:
А в саду городском, а в саду городском,
Там дорожки посыпаны белым песком,
Небеса источают полуденный зной
И деревья качает дунайской волной,
Золотые тромбоны на солнце блестят,
И мальчишки вдогонку влюбленным свистят,
А сумевшие скрыться под сень колоннад
Из бумажных стаканчиков пьют лимонад.
И пока там обеты дают на века,
И пока там конфеты жуют из кулька,
Их уносит не видимой ими судьбой
За не виденный ими Дунай голубой,
И пока там сгущаются тени, в саду,
Их заносит забвеньем, как тиной в пруду,
И хоронят, хоронят, хоронят живых
Под далёкое эхо музык полковых...
15.12.03.
Мюнхен.
Лена Элтанг. Свойства лавы. Стихи. — “Знамя”, 2004, № 8.
Что ни говори, а Лев Лосев и Алексей Цветков в свое время придали подобной стихотворной речи свое первоначальное ускорение. Очень плотно, очень пестро. С холодком, но виртуозно.
“Я жив, и я вас люблю”. Письма Ф. И. Тютчева к родителям. Публикация, подготовка текста, перевод с французского, примечания Л. В. Гладковой. — “Наше наследие”, 2003, № 67-68.
Ценная публикация к 200-летию со дня рождения поэта помогла, в частности, уточнить день рождения его отца — Ивана Николаевича. В литературе о Ф. И. Тютчеве часто встречается дата — 12 ноября. И вот под детским стихотворением “В день рождения любезнейшего нашего папеньки!” обнаруживаем: “12 октября”: