Стоход - Андрей Дугинец

— А мы их заставим связаться! — Миссюра крепко сжал кулак.

— Запроси «Буревестник», знают ли там об этом, — сказал комиссар радистке. — Надо с ними установить контакт. Одним нам тяжеловато, а двумя отрядами мы с этим батальоном справимся. Как думаешь, командир?

— Ты как-то рассказывал про пытку в мешке с красными пчелами… — напомнил Миссюра.

— Ну и что?!

— Такой мешок у нас есть! И в него мы загоним этот «Черный смерч».

— Как? — удивился комиссар.

— А дорога на Кончицы.

— Ну-ка, ну-ка, расскажи, я там не бывал.

И Антон подробно изложил план операции…

Моцак слушал его и с удивлением думал, сколько же скрытых, неиспользованных сил пробудила в этом человеке война. Его находчивости нет предела.

Светало.

Сотня кавалеристов из отряда «Смерть фашизму!» на рысях вышла из лесу и внезапно остановилась на широкой проселочной дороге. Бойцы сняли фуражки, как при виде похоронной процессии.

На широкой поляне, окаймленной лесом, чернели руины деревни, густо пахло горько-соленой гарью. Не уцелело ни одной постройки.

Высоко в небо, словно журавлиные шеи, поднимались черные дымари. Молча отряд подъехал к столбу, на котором значилось:

«Село Глины, 260 дворов».

У дороги одиноко, точно окаменелая, неподвижно стояла маленькая сгорбленная бабуся. Опершись на суковатую палку, молча она глядела на пепелище. Ни на один вопрос командира и бойцов не ответила, словно не слышала и не видела окруживших ее людей. Лишь когда отряд поехал дальше, старушка сказала про карателей. А поняла, что это свои люди, только потому, что они ее не убили. Она указала направление, в котором ушли фашисты, уничтожившие село. А на вопрос, где же люди, она махнула рукой и сказала только одно слово: «Тут».

И все поняли, что жителей села фашисты уничтожили, а потом все сожгли.

Олеся, которая после провала брестской тройки стала медсестрой отряда, ехала на двуколке следом за командиром и комиссаром. Она посадила к себе старушку.

— Едемте, бабуся, с нами. Куда ж вам теперь?..

Карательный батальон «Черный смерч» — так называли себя гитлеровские головорезы — был собран из штрафников. Перед ними поставили задачу: пройти по области и превратить ее в пустыню, в которой нечем было бы жить партизанам. То же самое будет сделано в каждой области Западной Белоруссии и Украины.

Уничтожив село, батальон круто менял направление, чтобы избежать партизанской засады, и потому прошла молва о его неуязвимости. Сами каратели тоже в это верили и надеялись на скорый и успешный конец операции. Ночью они «работали», а днем передвигались, потому что дороги здесь болотистые, неудобные.

Из деревни, возле которой партизаны подобрали старушку, каратели направились в Кончицы, именно туда, куда Миссюра мечтал их заманить. Между этими селами было две дороги: через болото — пять километров и в объезд, густым лесом — десять с гаком. У гитлеровцев был тяжелый груз на бричках. Сами они почти все ехали верхом на добрых, сытых лошадях. Поэтому болотом они не решились ехать и отправились лесом.

Леса в этих местах густые, старые. И только изредка встречаются прогалины, солнечные поляны. На одной такой поляне фашисты провели половину дня. Перед вечером они двинулись дальше.

Головным шел тяжелый бронетранспортер, за ним — повозки с пулеметами. Потом колоннами по трое, по четверо (как позволяла узкая лесная дорога) ехали кавалеристы с автоматами и ручными пулеметами. И в конце двигался обоз с боеприпасами и горючим для поджигания. Замыкали отряд две повозки со станковыми пулеметами, ощетинившимися назад и в стороны.

Командиру карателей Бергеру, ехавшему в бронетранспортере, не нравился хмурый, темный лес, по которому шла узкая, как тоннель, сырая дорога. Раньше, когда он бродил здесь, охотясь на диких козочек, морочанские леса казались приветливей и светлей. Но чем дальше углублялись, лес становился все нелюдимее. Казалось, что он смотрит на карателей с такой же ненавистью, как и люди.

Бергер хотел отдать приказ вернуться, как вдруг со всех сторон в упор по батальону хлестнул автоматный и пулеметный шквал. А перед бронетранспортером внезапно рухнула старая толстая ель и перегородила дорогу.

Бергер сразу понял, что это засада, и приказал развернуть машину. Но не успел водитель дать задний ход, как на дорогу упало такое же толстое дерево. Потом еще и еще.

«Деревья были подпилены заранее. Батальон в ловушке, — мелькнуло в голове Бергера. — Нужно найти лазейку, чтобы хоть самому выбраться целым».

Фашистские пулеметчики, сидевшие на повозках, были убиты партизанскими снайперами первыми же выстрелами. Станковые пулеметы, высоко задрав стволы, бездействовали. Кавалеристы спешились и, укрывшись под возами, отстреливались. Партизан они не видели и палили во все стороны. Но их пули встречали на своем пути только стволы деревьев. Партизаны, укрывшиеся за деревьями, были неуязвимы. Что-то горело, заволакивая дымом весь отряд карателей. По звону брони Бергер чувствовал, что со всех сторон вьюгой летели партизанские пули, точно стреляли не люди, а столетние ели своими бесчисленными колючками.

Один за другим замолкали немецкие ручные пулеметы и автоматы. Стрелял только пулемет из броневика. Машина бессильно ревела, стараясь выбраться из завалов. Наконец чем-то тяжелым ударили в люк. Водитель выключил газ и, безвольно опустил руки. Пулемет захлебнулся.

— Прекратить огонь! — громко скомандовал лежавший на первой бричке за немецким пулеметом партизан в красноармейской форме. — Ловите по лесу убегающих. Не упустите ни одного! А машина пусть постоит, остынет. Теперь она никуда не денется. — Махнув рукой, он встал во весь свой громадный рост.

Бергер сразу узнал Миссюру, поднес пистолет к виску. Но водитель резким ударом выбил оружие.

Миссюра забрался на машину, как на наблюдательный пункт, и продолжал командовать боем.

Олеся, сидевшая с санитарной сумкой за стволом огромной ели, в самый разгар боя заметила, что в засаде появилось много незнакомых ей партизан. Она не знала, что на окружение карателей пришел отряд «Буревестник» и до сотни вооруженных чем попало мужиков из сожженных деревень.

Как только раздавался подозрительный крик или стон, Олеся, забывая об опасности, бежала на помощь. Где-то далеко впереди, там, где действовали соседи, послышался зов: «Врача! Санитарку!»

Олеся хотела спросить командира, идти ли на помощь в другой отряд. Но повторившийся крик подхватил ее, словно волной, и она, придерживая левой рукой санитарную сумку, побежала, местами утопая в воде чуть не до пояса.

За станковым пулеметом, установленным на огромном свежем пне, сидел пулеметчик в рыжей лохматой шапке. Руки и голова его вздрагивали, когда он давал очередь. Не оглянувшись на подбежавшую девушку, он зло крикнул:

— Подними раненого! Захлебнется в болоте! Скорей!

Голос показался Олесе знакомым, но ей даже глянуть на пулеметчика было некогда. Подбежав, бережно подняла голову раненого, чтобы не захлебнулся, и подложила обросшую мхом валежину.

— Он уже умер, — виновато сказала она пулеметчику.

— Умер! — закричал тот. — Дольше бы ползла! Вас ведь не дозовешься! Медики, черт вас…

В этот момент пулеметчик оглянулся и оторопел.

— Олеся! — вскрикнул он и тут же отвернулся, чтобы дать очередь туда, где зашелестели кусты ольхи: там послышался крик и отчаянная немецкая брань.

— Гриша! Гриша! — Олеся всхлипнула от неожиданно прихлынувшей радости и подбежала к пулемету.

О том, что Гриша остался жив и находится в отряде «Буревестник», Олеся знала давно, однако на встречу надеялась только после войны. И вот нежданно-негаданно…

Стрельба прекратилась. Отдельные выстрелы изредка раздавались в лесу, видно, догоняли тех, кому удалось уйти с первой линии огня.

Олеся и Гриша, обнявшись, сидели возле раскаленного пулемета. От юноши пахло пороховым дымом и густым перегаром ружейного масла. Но Олесе казалось, что кругом пахнет медом и цветами, разомлевшей от солнца медуницей, как тогда там, на полянке, где они впервые поцеловались.

— Гриша, переходи в наш отряд, — прошептала Олеся. — Будем вместе.

— Сегодня же попрошусь, — ответил он тоже шепотом, чтобы не привлекать ничьего внимания.

Мотор бронетранспортера давно заглох, но люк не открывался. Могучего сложения партизан, вынув из повозки шкворень, начал лупить им по люку.

— Ты мозги из них выбьешь! — засмеялся Миссюра. — Лучше спереди в дырочку штыком пошуруй.

Партизан полез вперед. И в это время медленно открылся люк. Первым, выбросив два пистолета, вылез водитель и сразу поднял руки. Сказал:

— Я ист только водитель. Рабочий.

— Иди, рабочий! — толкнул его здоровяк.

— А там кто остался? — спросил Миссюра, заглядывая в кабину.