Стоход - Андрей Дугинец

— Тоже из города хочешь выбраться? — спросил незнакомый.

— Да, — как-то просто доверившись, ответил Гриша.

— Тебя как зовут?

— Гриша.

— Меня — Алексей. Бежим, Грыць, пока паника, — предложил парень и первым бросился по скверу.

Они бежали, охваченные радостью. Ни стрельба зениток, ни вой сирены и паровозных гудков, ни трассирующие пули, летевшие невесть откуда вдоль и поперек улицы, — ничто их не страшило, они радовались самолетам, каждой бомбе, завывавшей над головой, каждому взрыву, поднимавшему на воздух все, что было заготовлено для убийства советских людей. Только теперь, по взрывам и пожарам, Григорий понял, как много в этом городе было военных складов.

— Еще! Еще! Давай им! Давай! — непрерывно кричал Григорий сквозь рев и грохот, точно командовал бомбежкой.

— Здорово! Молодцы! — вторил Алексей, размахивая кулаком.

Они бежали мимо изуродованных немецких автомашин, мотоциклов, убитых солдат, полицейских. Вдруг Григорий остановился возле небольшого, похожего на наш «газик» грузовика. Машина левым передним колесом висела над кюветом. Колесо это кружилось то в одну, то в другую сторону.

— Что ты остановился! — крикнул ему Алексей.

— А ехать не хочешь? — с лукавинкой спросил Гриша, подходя к машине.

Услышав, что мотор работает, он заглянул в кузов. Там какие-то ящики, аккуратно составленные в два яруса. Открыв дверцу кабины, увидел убитого немецкого офицера. Водитель, видно, убежал. Обойдя машину, Григорий открыл вторую дверцу. Немец сам вывалился из кабины. Григорий забрался в кабину. Присмотрелся, пытаясь угадать, куда повернуть рычаг скорости, чтобы отъехать назад, от кювета. Наконец, положив руку на холодный шарик рычага, потянул на себя и нажал на педаль. Машина, тяжело загудев, рванулась назад. Теперь уже смелее переключив скорость, Григорий направил автомобиль вперед. Алексей на ходу вскочил в кабину. Быстро набирая скорость, машина помчалась в восточный конец города.

А самолеты наседали и наседали. Земля гудела от непрерывных взрывов.

Вот и шлагбаум. Справа будка, из которой беспрерывно палила в небо скорострельная зенитная пушка.

Здесь их остановят. У Григория мелькнула мысль: «А что, если направить машину на фашистов, а самим спрыгнуть. Надо только сделать так, чтобы машина продолжала двигаться без водителя. Вот если бы придавить чем-нибудь тяжелым педаль». В ногах Алексея увидел домкрат. Вот это и нужно. Там же лежала длинная ручка, которой заводят мотор. Попросил Алексея вставить ее в рулевое колесо так, чтобы руль находился в одном положении.

Разогнав машину и направив ее на зенитную точку, Григорий махнул Алексею: «Прыгай!» — и сам кубарем скатился в кювет. В той стороне, куда умчалась машина, раздался грохот, потом частые взрывы, похожие на орудийную стрельбу.

Зенитка умолкла. Григорий выбрался из кювета на картофельное поле и пополз по борозде. Картофельная ботва высокая, листья широкие, лопушистые. С дороги едва ли кто заметит. Осторожно, с опаской выглянул из-за картофельного куста.

На месте будки курилась глубокая яма, машины не было и в помине. Лишь далеко в стороне лежало отброшенное взрывной волной колесо.

«Видно, ящики в машине были с взрывчаткой или снарядами», — догадался Григорий и, улыбнувшись удаче, тихо свистнул:

— Алеша!

— Я здесь. Ползем скорее от дороги!

— Мало проехали! — виновато потирая затылок, сказал Гриша и быстро пополз. — Будка помешала…

— Что ты! За такую будку я согласен ползти тысячу верст, — быстро работая локтями, говорил Алексей. — Завидую тебе…

— Ты почему убегаешь из города? — спросил Григорий.

— Кокнул гестапака! — Алексей хлопнул себя по оттопыренному карману.

— Пистолет? — обрадовался Григорий.

— Семизарядный. Две обоймы запасных!

— Ну, с этой штукой мы не пропадем, — кивнул ему Григорий.

Кончилось картофельное поле. Пригнувшись вбежали в кустарник и углубились в лес.

Прошло минут десять, как Гриша рассказал все, что произошло с ним в Бресте, а все молчали. Ефремов как сидел, низко склонившись над столом, так и не шевельнулся. Гриша с нетерпением ждал, что он скажет. Ждал и Александр Федорович, сидевший напротив Ефремова.

…Вчера, придя в отряд Миссюры, Гриша рассказал, как ему удалось выбраться из Бреста, и тут же начал умолять командира и комиссара поскорее отозвать Ивана Петровича, иначе гестапо схватит и его. Но Александр Федорович как-то не реагировал на Гришино опасение, а по нескольку раз спрашивал об одном и том же: какого числа пришел в ресторан Волгин и через сколько дней арестовали Гришу. И когда Гриша отвечал, что все произошло в один день, то Миссюра и Моцак недоуменно пожимали плечами. Наконец они сказали, что́ именно их удивляет. Об аресте Гриши Олеся сообщила в отряд. Правда, в радиограмме говорилось: Гриша расстрелян. Но дело не в этом. Командира и комиссара удивляло другое: Охотник, как они называли Волгина, сообщил, что он Гриши в ресторане уже не застал, что прибыл он в город через два дня после расстрела Надежного. Ну, а сам Гриша утверждает, что видел Охотника и даже боится за его судьбу. Вечером радистка попросила Анну Вацлавовну повторить все, что ей было известно об аресте Гриши и приходе в город Охотника. Радиограмма поступила точно такая же, как первая. Вдобавок Охотник передал сообщение о важном поезде, направляющемся по дороге на Барановичи. Он даже предупреждал, что впереди эшелона будут пущены два состава с балластом, которые проследуют на расстоянии одного километра один от другого.

Долго совещались в этот вечер Моцак и Миссюра. Наконец решили посоветоваться с Ефремовым. Связались с ним по радио. Сергей Николаевич попросил комиссара прийти с человеком, прибывшим из Бреста.

И вот они, Крук и Моцак, в областном штабе. Всё рассказали, ждут решения начальника штаба. А он молчит.

Гриша, глядя на Ефремова, размышлял: «Каким этот человек был до войны? Неужели таким же молчуном и тугодумом? Чего тут особенно думать! Это же ясно, что надо немедленно вызвать Ивана Петровича, и Анну Вацлавовну, и Олесю. А может, уже поздно? Или Ефремов что-то об, этом знает и молчит?..»

— Вы, товарищ Крук, пока поживите в отряде «Буревестник». Вам кем хочется быть?

— Пулеметчиком, — чувствуя, что краснеет, ответил Гриша и встал, неумело вытянув руки по швам.

— Есть у них замечательный учитель этого дела. Он вас обучит. Пленный чех. А товарищ, с которым вы бежали, пусть остается в вашем отряде.

Ефремов открыл дверь и сказал дневальному, стоявшему возле землянки:

— Степан, отведи товарища Крука к Спишаку, пусть за неделю сделает его первоклассным пулеметчиком. — С этими словами Ефремов положил руку юноше на плечо и улыбнулся.

Гриша благодарно кивнул, попрощался с Александром Федоровичем и ушел. И всю дорогу до землянки пулеметчиков удивлялся этой неожиданной улыбке Ефремова. Глубокие морщины, которые окаймляли его рот, как-то изогнулись, приподнялись вверх, на щеках вдруг прорезались ямочки. И получился веселый, добродушный человек. Даже не верилось, что одно и то же лицо может так измениться.

— А как думает комиссар? — оставшись вдвоем, спросил Ефремов.

— Много лет я знал Ивана Петровича Волгина. Миссюра знает его еще больше. Ну а Гриша молился на этого человека — он спас его отца, чуть не на руках принес из немецкого плена после гражданской войны, — сказал Моцак и, вздохнув, развел руками: — А теперь я ничего не понимаю, да и Миссюра чешет в затылке. Этот непонятный увоз его на «оппеле» из имения в начале войны… Как жаль, что Гриша мне тогда не сказал, что видел его в такой машине!

— Да, этот Крысолов умел великолепно маскироваться. Двадцатилетний стаж разведчика обязывал к этому.

— Не может быть! — Моцак отшатнулся.

— Мы связались с Москвой. Оказывается, о нем наша разведка уже в сороковом году кое-что знала, да война помешала вывести господина Бергера-Волгина на чистую воду…

— Тогда… — потирая вспотевший лоб, Александр Федорович нахмурился, — тогда нам надо срочно менять базу и отозвать связную.

— Анну Вацлавовну отзовем сегодня же. На ее место пошлем другого связного, а насчет перемены базы ты прав, — кивнул Ефремов. — Вам и «Буревестнику» надо передислоцироваться. Кстати, вашу резервную базу кто строил?

— Егор Погорелец и двое погибших, Омар и Санько Козолуп.

— Кто в отряде знает об этой базе?

— Только трое: Погорелец, я и Миссюра.

— Вот это хорошо! Как вернетесь, сразу же перебирайтесь, — распорядился Ефремов. — Второе… Тех двоих, что направил к вам Крысолов, немедленно арестовать и под усиленным конвоем доставить сюда.

— В доме Крысолова есть еще женщина. Как с нею? — спросил Моцак.

— Она, возможно, ценнее этих двоих. Обязательно возьмите ее. А дом тщательно обыщите, там должна быть рация.