Шолохов. Незаконный - Захар Прилепин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Бывают странные сближения там, где, казалось бы, и не могло их быть.
Однако в той неприязни, что испытывали аристократы и разночинцы белой эмиграции к Шолохову (а заодно к «звериной простоте» казачьего быта – цитата из рецензии К. Зайцева), – мы в очередной раз видим причины, по которым Шолохов принял сторону красных, а не сторону белых.
Это ведь не конкретный Набоков презирает Шолохова, так же как Шолохова презирал, например, Бунин и даже брезговал шолоховское имя произносить вслух Борис Зайцев. Это русская аристократия презирает корявое простонародье, неизвестно где и как выучившееся писать. И тем обиднее аристократии, что оказавшийся за пределами России народ – рядовые воины Белого движения, казаки, простолюдины, – если и добирались до библиотеки, то предпочитали им Шолохова.
Всевеликий атаман Войска Донского Пётр Краснов, – один из героев «Тихого Дона», и не сказать, чтоб с почтением описанный автором – и тот зачитывался романом взахлёб.
А Набокова Краснов, может, и не читал вовсе.
* * *
К январю 1930 года экранизация «Тихого Дона» была готова.
Зимой фильм мог бы появиться в кинотеатрах, но что-то по кинематографическому ведомству тормозилось.
Никакой официальной документации о запрете фильма к показу не сохранилось: быть может, сработал эффект личного пожелания или просьбы. Стоит напомнить, что Александр Курс долгое время занимал самые серьёзные позиции в мире кино, возглавляя «Советский экран» и зная всю эту среду лично. Любая, даже в форме намёка поданная рекомендация от председателя Совнаркома РСФСР Сырцова была бы, как минимум, учтена.
Экранизирована была только первая книга романа – Сырцова там ничего не могло задеть, – однако появление в кинотеатрах, как тогда называли, фильмы «Тихий Дон» опосредованно означало легализацию романа. Если фильм идёт по всей стране на экранах – значит, следует ожидать продолжения публикации романа в печати.
Преображенская и Правов никак не могли понять, что же влияет на задержку выхода их работы. Кто-то запустил слух, что это Шолохов не желает появления фильма. С Преображенской и Правовым у него были отношения исключительно деловые, но даже со стороны было заметно, как он реагирует на Эмму Цесарскую. Режиссёры попросили актрису написать Шолохову: правдивы ли слухи?
Шолохов в том же январе ответил ей: «Письму знаешь, как был рад? Во! Ни одну самую хорошую книгу не читал с таким восторгом и удовлетворением. Что касается “Тихого Дона” и того, что я будто бы способствовал или радовался его запрещению, – чушь! До таких вершин “дипломатии” я ещё не дошёл. Разумеется, приеду, и, разумеется, буду делать всё от меня зависящее и возможное, чтобы “Дон” пошёл по экрану. Но знаешь ли, мне не верится во все эти слухи, по-моему, это очередная инсинуация московских сукиных сынов и дочерей. Ну, да чёрт с ними!»
Шолохов, как мы видим, считал, что роящиеся вокруг него слухи и чередующиеся один за другим скандалы имели одну среду происхождения.
«Московские сукины сыны и дочери» запустили слух о плагиате, но не сбили Шолохова на взлёте. Затормозили издание романа в «Октябре», но он не сдался. Пустили ещё один слух о плагиате – и тоже без толку. Теперь тормозили фильм и при этом на него же и наговаривали. Закончил он ответ так: «Письмо задержали поездки по колхозам, но и в колхозах скучно без тебя, лихо ты моё, песня моя!»
Отношения их с Цесарской были несколько ближе, чем просто дружеские, однако никак не становились близкими настолько, как Шолохову желалось. Он оказывал ей в Москве знаки внимания, она реагировала доброжелательно, но не более того. Он имел возможность назвать её «песней» и написать «скучно без тебя». И ещё сказать: «лихо моё» – потому что кто же ещё, если дома ждёт беременная вторым ребёнком Маруся?
Воплотившаяся Аксинья, она дразнила то ли самого Гришку, то ли его создателя, в чём-то с Мелеховым уже неразличимого.
* * *
Фильм у Преображенской и Правова получился любопытный.
Конечно же, там наличествует неизбежное для кинематографа той эпохи актёрское акцентирование эмоций: герои много жестикулируют и таращат глаза. В силу того что фильм был задуман как немой, действие упрощено до некоторой почти пародийности.
Хозяин мельницы там не Мохов, а – Коршунов, тесть Гришки. На мельнице работают не Котляров с Валетом и Давыдкой, а большевик Гаранжа. Гаранжа уходит с Гришкой Мелеховым на фронт. Ранит Гришку Степан Астахов – выстрелом в затылок. Пуля пройдёт вскользь. Гришку вытащит с поля боя опять же Гаранжа, тоже раненый. В больнице он разагитирует Мелехова, упирая на то, что казачество служит царской власти и разгоняет демонстрантов. Раненые демонстранты окажутся на лечении в одной палате с Мелеховым и Гаранжой. В палату явится представитель царской фамилии – вручать награды. Но всё это обычные кинематографические условности, которых и в последующих экранизациях будет с избытком.
Зато даже спустя сто лет есть в фильме вещи, которые впечатляют.
Бесподобен вещественный мир. Единственно, что в куренях отчего-то слишком высокие потолки. Зато – улицы со строениями, крытыми камышом, донская природа, одежда и манеры людей, сами лица – всё это предельно органично. Персонажи кажутся воистину ожившими. Многие картины выглядят документалистикой: скажем, драка Астахова с братьями Мелеховыми. Свадьба Григория и Натальи по сей день способна закружить и увлечь: это результат отличной операторской работы Дмитрия Фельдмана и Бориса Эпштейна. Стопроцентно актёрское попадание в образ Пантелея Прокофьевича: его сыграл Николай Подгорный – не просто большой артист, но и влиятельный театральный деятель того времени (не путать с его тёзкой, украинским партработником).
Наконец, слепящая красота Цесарской в 1930 году была очевидна не только Шолохову. Годом раньше германская «Дерусса», одна из дочерних компаний «Межрабпомфильма», примеривалась к экранизации «Пышки» Мопассана: ставить должен был Абрам Роом, а на главную роль прочили именно Цесарскую. Несколько лет спустя кинопродюсеры сразу трёх стран – Германии, Франции и Англии – официально пригласят Цесарскую на роль Грушеньки в совместной постановке романа «Братья Карамазовы». Снявшуюся к тому времени в пяти фильмах, её полюбила страна. Она стала первой советской кинозвездой – ещё до Любови Орловой, которая хоть и была старше Цесарской на семь лет, но до её кинодебюта оставалось ещё четыре года.
Цесарская стояла на пороге европейской славы и могла себе позволить не откликнуться на ухаживания ещё совсем молодого, хоть и очень
