Лексикон - Макс Барри

Он тоже боролся в юности. Сейчас эта борьба выглядела забавной. Инфантильной. Но он хорошо помнил свое одиночество. Как реагировало его тело, когда ему улыбалась какая-то женщина. Приступ желания толкал его к тому, чтобы соединиться с ней, причем не только в физиологическом смысле, довериться ей и добиться от нее понимания. Желание было настолько сильным, что буквально захлестывало его. И тогда он открыл для себя Бога.

В первое время это страшно тревожило его. Надо же, поэт стал религиозным! Он сам себя шокировал. Однако вера в Бога была для него неоспорима и упрочивалась с каждой неделей. И он уже не считал себя одиноким. Он видел божественное во всем, от осеннего листопада до удачной остановки лифта. Иногда, когда серость каждодневных дел начинала давить слишком сильно, он ощущал присутствие Бога, даже видел фигуру в кабинете. Бог был с ним. Бог любил его. Это было нелепо, но это было так.

Естественно, в этом была повинна опухоль. Олигодендрглиома, новообразование в той части головного мозга, которая отвечает за познавательные процессы. Те чувства, которые она порождала, можно было бы вызвать электрической стимуляцией. Опухоль не смертельная, но ее следовало бы удалить, сказал его хирург, когда Йитс смотрел на черно-белые снимки, потому что она продолжит расти. Со временем его будет все меньше, а опухоли – все больше.

Йитс вышел из клиники в замечательном расположении духа. Он не собирался удалять опухоль. Она была идеальным решением для его дилеммы: как утолить потребность его тела в близости. Конечно, он обманывал себя. Не было никакого высшего присутствия, наполнявшего его любовью. Было только ощущение, что это есть. Но и это было замечательно. Просто идеально. Он никогда не доверился бы Богу, существующему за пределами его головы.

Открылась дверь, и вошла женщина. Она была одета в длинный, до пола, белый халат. Подол был забрызган чем-то черным: это могла быть грязь, это мог быть Фрост. На руках у нее были белые перчатки. На шее – ожерелье, нечто, что вращалось и на что было больно смотреть. Йитс закрыл глаза, слегка нажал рукой на диафрагму, чтобы голос прозвучал правильно, и произнес как можно более властно:

– Вартикс велкор манник вишик! Не двигаться!

Воцарилась тишина.

– Ого, – сказала Вульф. – А больно.

Он ухватился за ручку ящика в письменном столе.

– Это делает тебе честь, Йитс. Я долго готовилась к тому, чтобы услышать от тебя эти слова, и все равно почувствовала их на себе.

Он открыл ящик. Его пальцы сомкнулись на пистолете. Он поднял его и нажал на спусковой крючок. И нажимал до тех пор, пока обойма не закончилась. Потом уронил его на ковер и прислушался.

– Я тут.

На стене позади него висит меч, ему триста лет, но он все еще может рубить. Только вот у Йитса нет для этого навыка. Но, возможно, это не будет иметь значения, если она подойдет поближе. Пусть думает, что это декорация.

– Я пришла убить тебя, – сказала она. – Сообщаю на тот случай, если у тебя остались какие-то сомнения

Йитс глубоко вздохнул. Ему требовалось несколько мгновений, чтобы успокоиться.

– Эмили.

– Вульф, – сказала она. – Сейчас я Вульф.

Интересно. А не изменила ли она свой сегмент? Это вполне возможно. Не исключено, что она не улучшила свою оборону, а просто каким-то кардинальным образом изменила базовые характеристики своей личности. Это можно сделать, если попрактиковаться. В таком случае она становится уязвимой для другого набора слов. Да. Она наверняка отказалась от своей предыдущей сущности, чтобы дистанцироваться о того, что она натворила в Брокен-Хилл. Ему нужно срочно понять, чем она стала.

– Как ты попала сюда?

– Просто пришла.

– Но вестибюль кишит сотрудниками службы безопасности.

– Этими ребятами в шлемах? Ага. Ведь они каким-то образом экранированы, верно? Защищены от компрометации.

– По идее, да.

– Так и есть. Но Фрост-то не защищен.

– А, – сказал Йитс. – Значит, там не было никаких сотрудников.

– Ни одного.

Трудно читать по лицу человека, которого не видишь. Визуальные сигналы очень важны. Но и с этим можно справиться. И он справится. Главное – чтобы она продолжала говорить.

– Как я понимаю, ты считаешь, что я причинил тебе зло?

– Можно выразиться и так.

– Ну, – сказал Йитс, – я не стану унижать нас обоих, делая вид, будто извиняюсь. Но позволь обратить твое внимание вот на что: твои интересы пострадают, если ты убьешь меня.

– Вот в этом я с тобой не согласна. То есть я думала об этом. Прийти сюда со словом, заставить тебя вернуть меня в Организацию – это было бы интересно. Не буду отрицать, это очень привлекательно – превратить тебя в своего раба до конца твоих дней. Но это не выход. У меня, видишь ли, есть одна небольшая проблема. Она образовалась, когда ты отправил меня в Брокен-Хилл, чтобы я запустила этот приказ убивать. Я почти посмотрела на него. Поймала отражение. Глупо. Этого не хватило, чтобы скомпрометировать меня. Оказалось мало. Отражение слова было перевернуто. И не отчетливо. Но, думаю, кусочек в меня пробрался. Я называю его звездочкой. Я его так и ощущаю. Как звездочку в глазу. Не очень приятное ощущение. Она хочет, чтобы я поступала плохо. Однако я нашла способ контролировать ее. Я концентрировалась на мысли, что убью тебя. Когда я это делаю, звездочка не так мучает меня. Я не чувствую потребности убить кого-то еще. Так что видишь, Йитс, вопрос о твоей смерти для меня обсуждению не подлежит.

Йитс был потрясен. Таких деталей он не знал.

– И что потом?

– Прошу прощения?

– После того, как убьешь меня. Что потом?

– А вот это тебя не касается.

– Наверное, нет, – сказал он. – Отлично. Мы пока оставим эту тему.

– Не будет никакого «пока», Йитс. Во всяком случае, для тебя.

– Гм, – сказал Йитс.

Он уже ограничил свой выбор примерно десятком сегментов. Ему очень хотелось опробовать на ней слова, предназначавшиеся для всех, на что потребовалось бы пятнадцать секунд. Однако это было крайним средством. И он опасался ее мгновенной реакции. Поэтому решил выждать и узнать еще чуть-чуть.

– Прежде чем мы пойдем дальше, я кое в чем тебе признаюсь.

– О? – Он услышал, как ее халат чиркнул по полу.

– Ты здесь благодаря мне. Все эти события, до последней детали, срежиссированы мною. Самым сложным было придумать, под каким предлогом я так долго не забираю элементарное слово из Брокен-Хилл. Если честно, я рассчитывал, что ты будешь действовать быстрее. Мне уже стало казаться, что этот спектакль никогда не кончится. Но вот ты здесь. Жаждешь мести, принесла мне слово… Всё по плану.

– Серьезно? – сказала она. – Должна отметить, что отсюда, где я стою, все это действительно выглядит как отвратительный план.