Те, кто любит. Книги 1-7 - Ирвинг Стоун

— Я займусь детьми. Спи, пока хочется.

— А ты, Джон? Тебе также нужно поспать.

— Нет. Я слишком счастлив быть дома. Я хочу навести порядок в книгах по юриспруденции, разобрать документы и известить графство Суффолк, что адвокат Адамс вернулся в свою контору и рад принять клиентов.

Абигейл спала до полудня. Когда она спустилась вниз, то увидела несколько человек в гостиной, им не нашлось места в кабинете Джона. Старые клиенты не забыли его. На следующий день появились новые доверители, нуждавшиеся в услугах. Абигейл разместила их в гостиной, подбросила дрова в камин и предложила им по рюмочке.

— Ром собственного изготовления, — гордо сказала она.

— Ко мне обращаются с просьбами отовсюду по поводу самых важных тяжб, — заявил Джон с нескрываемым удовольствием.

— Разве могло быть иначе, адвокат? Ты осуществил мечту своей молодости, став лучшим юристом ассоциации адвокатов Брейнтри.

Джон рассмеялся:

— Даже ассоциации графства Суффолк. Помнишь сообщение в газетах о судне «Лузанна», принадлежащем Элише Доану? Это судно приписано к Кейп-Код, но имело на борту британские документы и поставляло китовый жир в Англию. Оно было захвачено кораблем Нью-Гемпшира и отведено в Портсмут в качестве «приза». Захватившие утверждают, что судно и груз принадлежат теперь им. Доан хочет, чтобы я выступил в его защиту и вернул судно.

— Дело кажется интересным.

— И выгодным. Но это означает, что я буду отсутствовать пару недель, отстаивая дело. — Джон повернулся к старшему сыну: — Джонни, поторопись стать адвокатом, в таком случае ты сможешь обслужить всех клиентов в мое отсутствие.

— Готов, папа.

— А как ты, Нэб, не хотела бы стать первой женщиной-адвокатом в Новой Англии?

— Нет, отец. Будет проще, если я выйду замуж за адвоката.

Джон воскликнул:

— Выйдешь замуж! Сколько тебе лет, молодая леди?

— Двенадцать с половиной.

Джон повернулся к Абигейл и спросил, широко раскрыв от удивления глаза:

— Не рано ли такой юной девице рассуждать о замужестве?

— Замужество — это женская профессия, — ответила Абигейл. — Чем раньше девушка задумывается о ней, тем лучше.

Абигейл проводила дни за чтением и шитьем перед камином. Ежедневно она каталась с детьми на санках с Пен-Хилла. Это был период покоя, удовлетворения присутствием главы семьи дома, снявшего с ее плеч всю ответственность. Дети заметили это, подчеркнув, что никогда не видели ее столь красивой, как сейчас. Абигейл позволила себе роскошь обтянуть новой тканью желтый диван в гостиной.

Это была короткая временная передышка. В середине декабря, когда Джон находился в Портсмуте по делу судна «Лузанна», посыльный из Нью-Йорка доставил ей три письма: первые два от делегатов-друзей Джона — Джеймса Ловелла и Дэниела Робердо, а третье — от Генри Лоуренса, недавно заменившего Джона Хэнкока на посту председателя Конгресса. Она вскрыла первым письмо Ловелла, прочитала несколько строк, и радужное настроение последних дней лопнуло как мыльный пузырь.

«Все обеспокоенные за процветание наших дел во Франции поручили мне настаивать на том, чтобы ты принял поручение, для выполнения которого тебя избрали. Принесенные тобой личные жертвы побуждают надеяться, что ты возьмешь на себя это новое дело… Нас беспокоит преклонный возраст доктора Франклина. Нам нужен безупречно честный человек в посольстве».

Абигейл пошла к освещенному солнцем креслу у окна, выходившего на запад. Что означает это письмо? Дрожащей рукой она вскрыла письмо Робердо.

«В данном случае мы не спрашивали твоего мнения о домашнем счастье, а думали о необходимости, испытываемой страной, использовать в ее интересах твои таланты. Я ожидаю согласия с чувством радости на столь почетное обращение, которое, не сомневаюсь, не окажется столь длительным испытанием для тебя и твоих близких, а для штатов явится благословением… Я посоветовал бы тебе взять с собой книги на французском и французского спутника…»

На глаза Абигейл набежали слезы, когда она вскрывала третье письмо, но и затуманенными глазами она увидела, что это было официальное предложение:

«Сэр, имею честь переслать в этом конверте выдержку из протоколов Конгресса от сегодняшнего дня, подтверждающую ваше избрание представителем при Французском дворе… Позвольте мне, сэр, вместе с друзьями Америки поздравить вас со столь высоким назначением и пожелать всяческих успехов и счастья.

Имею честь быть с глубоким уважением и почитанием вашим покорным слугой

Генри Лоуренс, председатель Конгресса».

Прочитав за пару минут эти строчки, Абигейл впала в глубокое отчаяние. Не прошло и двух недель счастья — и вот новый заговор. Поездка в Европу неопределенна по времени, она сопряжена с риском и опасностью. Ее жизнь превратится в бесконечное одиночество, наполненное тревогой и опасениями.

В остудившейся спальне не горел камин, и у охваченной отчаянием Абигейл не было сил растопить его. Она скинула платье, скользнула с головой под стеганое одеяло и задернула пологи кровати, пытаясь отгородиться от внешнего мира. Но всю ночь продолжалась ее отчаянная борьба против этого мира. Не приходится сомневаться, назначение Джона отвечает общественным интересам. Он входил в комитет, составлявший «План соглашений», написал документы, с которыми американские представители выехали в Париж. Нет, это назначение было логическим следствием его деятельности. Победа в войне должна принести серию соглашений с архиврагом Британии — Францией; они дадут Америке продовольствие, инструменты и машины, чтобы развернуть собственное производство, порох, оружие, артиллерию, деньги, обученных офицеров, инженеров, суда.

В эту мучительную бессонную ночь Абигейл поняла, что оказалась перед самым тяжелым конфликтом. Чтобы доехать до Конгресса, требовалось две недели пути, и всегда под угрозой, что делегатов может перехватить генерал Хау. Но Париж, Париж! Более трех тысяч миль, два — четыре месяца в пути и более для обмена письмами. Разработка соглашений — дело медленное, кропотливое; Джон может уехать на… годы!

Считая себя несчастной, покинутой, Абигейл промочила слезами подушку.

Тихие ночные часы и одинокая постель стали безжалостным полем битвы без поддержки от кого-либо. Измученная, словно заблудившаяся в густом непроходимом лесу, она начала долгий, медленный подъем из болота отчаяния на открытую, пусть и усеянную камнями дорогу к солнцу.

Абигейл никогда не ограничивала мужа, а действовала так, чтобы он был свободен в своих делах. Поручение такой важной и почтенной миссии свидетельствовало о высоком уважении Конгресса к Джону Адамсу. Она сочла бы унижением и ущемлением ее гордости, если бы Джон Адамс отказался от поста из-за того, что его жена против. Это было бы оскорблением самоуправления, которое он стремился утвердить в последние три года. Может ли она перечеркнуть пережитые годы страданий и жертв? Ведь ее основной капитал, улыбнулась она сама себе с грустью, видимо, состоит из принесенных жертв!

Абигейл встала, зажгла две свечи на письменном столе, повернула подсвечник так, что свет падал прямо на Библию. Она взяла увеличительное стекло и быстро отыскала стихи в Книге судей Израилевых:

«Да будет благословенна между женами Иаиль, жена Хевера Кенеянина, между женами в шатрах да будет благословенна!

Воды просил он; молока подала она, в чаше вельможской принесла молока лучшего.

Левую руку свою протянула к колу, а правую свою к молоту работников; ударила Сисару, поразила голову его, разбила и пронзила висок его.

К ногам ее склонился, пал и лежал, к ногам ее склонился, пал; где склонился, там и пал сраженный».

Абигейл осенило, что она — не Иаиль. Она — Сисара. Взяв в правую руку деревянный молоток плотника, она должна нащупать внутри себя и разбить то место, которое выступает врагом ее мужа. Она должна пронзить собственный лоб, чтобы все слабое и корыстное упало к ее ногам; беспомощное, умирающее. Тогда, и только тогда, о ней могут сказать: «Да будет благословенна Абигейл, жена Джона, между женами в шатрах да будет благословенна».

Ощущая в себе новые силы, Абигейл поняла, что путь, на который они вступили как супруги тринадцать лет назад, не имеет конца.

Она разожгла камин, разбила тонкую корочку льда, образовавшуюся в тазике для умывания, ополоснула холодной водой свое воспаленное лицо и лоб. Накинув халат, молча спустилась вниз, посмотрела на напольные часы — было около трех утра, подбросила хворост на тлевшие угли, подвесила котелок над вспыхнувшим огнем. Вода закипела, и Абигейл приготовила порцию чая «Сучонг», привезенного Джоном.

Самопознание дается трудно; признание неотвратимого еще труднее.