Сексуальная жизнь в древнем Китае - Роберт Гулик

Мы столь подробно остановились на эротической литературе и цветных гравюрах из Цзяннани, поскольку последующие века уже никогда больше не дадут нам такой полной и подробной картины сексуальной жизни. Мы также обрисовали фон, на котором художественная китайская культура переживала пик своего расцвета.

Цзяннаньские материалы в очередной раз подчеркивают основной принцип китайского отношения к сексу как к неограниченному, радостному приятию самых разных аспектов продления человеческого рода, от мельчайших биологических деталей телесного союза до самой возвышенной духовной любви, залогом и подтверждением которой является этот телесный союз. К сексуальному союзу, воспринимавшемуся как земной аналог космического животворящего процесса, относились с почтением и никогда не связывали его с чувством моральной вины или грехом. Этот космический прообраз как бы освящал плоть, которая никогда не воспринималась мерзостной. Не видели, например, никакой разницы между орошающим поля дождем и семенем, оплодотворяющим лоно, или между жирной, влажной почвой, готовой принять в себя семена растений, и вагиной женщины, увлажняющейся в предвкушении сексуального союза. Более того, в полярной идеологии инь и ян у женщины было строго отведенное место: второе после мужчины — но ровно постольку, поскольку Земля занимает второе место после Неба, а Луна после Солнца. Ее биологическим функциям не приписывалось никаких греховных качеств, напротив, именно благодаря им женщина считалась вратами жизни.

Что же касается тех мужчин в Цзяннани, которые предпочитали считать женщину вратами смерти, они сознательно взяли на себя риск пойти против космического ритма. Но не свидетельствует ли уже сама их беспредельная распущенность о потаенной надежде достичь таким образом окончательного спасения, просветления при помощи «подстилок из плоти»? Даже в самой грубой порнографии того времени ощущается между строк желание сохранить то, что безрассудно проматывалось, остаться с тем, что ими же столь вульгарно отрицалось. В последнем случае грубая чувственность стремится слиться с самым возвышенным мистицизмом, по которому два существа разделены лишь «тонкой завесой, отделяющей жизнь от смерти».

Выше уже отмечалось, что цзяннаньские материалы предоставляют современному исследователю последнюю возможность получить полную картину неискаженной китайской сексуальной жизи. С крушением империи Мин бурные наслаждения этих полнокровных мужчин и женщин поблекли, их жизнерадостный дух улетучился, и секс превратился скорее в обузу, чем в радость. После того как в 1644 г. маньчжуры завоевали Китай, китайцы ушли в себя, заперлись в стенах своих домов и сознаний в отчаянной попытке сохранить после утраты независимости политической по крайней мере свою духовную и культурную независимость. Им и вправду удалось не допустить чужеземных завоевателей в сферу своей частной жизни. Вопрос же о том, не заперли ли они одновременно и еще более опасные элементы, я предоставляю решать исследователям сексуальной жизни при Маньчжурской династии.

Падение династии Мин — хорошая иллюстрация к древней китайской поговорке: «Красивая женщина может сокрушить империю». Ссора из-за одной наложницы привела к конфликту между двумя крупными минскими военачальниками, которые вместе, возможно, предотвратили бы надвигающееся маньчжурское нашествие.

Злоупотребления и поборы коррумпированного двора в Пекине привели к крупномасштабным экономическим бедствиям, недовольство, особенно на северо-западе страны, нарастало. В 1640 г. популярный полководец Ли Цзы-чэн (1606–1645; BD, N 1226) поднял знамя мятежа в провинции Шэньси. Он был великолепным стратегом и вскоре создал прекрасную армию. Ли Цзы-чэн отправился в поход на Пекин, и многие недовольные военачальники стекались под его стяги. Лучшие минские войска под командованием знаменитого генерала У Сань-гуя (1612–1678; BD, N 2342) находились в то время далеко на севере, чтобы противостоять нависшей угрозе вторжения маньчжурских армий. Поэтому двор не смог выставить достаточное количество войск против Ли Цзы-чэна. В 1644 г. он занял Пекин, и последний минский император покончил с собой. Ли Цзы-чэн провозгласил себя императором новой династии.

После того как Ли Цзы-чэн занял Пекин, он убил отца У Сань-гуя, а Чэнь Юань-юань, любимую наложницу У Сань-гуя, взял к себе в гарем. После того как он отказался вернуть девушку, У Сань-гуй решил заключить союз с маньчжурами, чтобы выбить Ли Цзы-чэна из столицы. Последний потерпел поражение от объединенных войск У Цзы-гуя и его новых союзников, бежал из Пекина и в конечном счете был убит.

Оказавшись на территории Китая, маньчжуры вскоре взяли верх над расколовшейся страной. Они с легкостью завладели Северным Китаем и перенесли столицу своего царства из Мукдена в Пекин, готовясь к тому, чтобы сломить упорное сопротивление на юге. В то время, когда маньчжурские войска начали операцию на юге против хранивших верность династии Мин военачальников, в Пекине маньчжурский регент ДоргоН (1612–1650) вместе с У Цзы-гуем и китайскими советниками Хун Чэн-чоу (1593–1654) и Чэн Мин-ся (1603–1654) разработали принципы китайско-маньчжурских отношений на оккупированных территориях. Было решено запретить любые браки между китайцами и маньчжурами, и этот указ оставался в силе в течение всей династии Цин, пока вдовствующая императрица Ци-си не отменила его в 1905 г. В то же время было решено, что китайские мужчины должны принять маньчжурское платье, брить голову и носить косы; нововведения не коснулись одежды и обычаев китайских женщин. С другой стороны, маньчжурским женщинам запрещалось носить китайские одежды или прибегать к практике бинтования ног. Глубоко опечаленные, что им отказано в этом признаке красоты, маньчжурские женщины нашли решение проблемы и стали носить деревянные туфли, нижняя часть которых по форме напоминала «золотые лотосы» китайских красоток.

Вторично столкнувшись с продолжительным периодом иноземной оккупации, китайцы в очередной раз пересмотрели конфуцианский принцип изолированности полов и стали применять его с предельной строгостью. Усиленно стремясь предохранить хотя бы свою частную жизнь от маньчжурского вмешательства, они наложили жесткие запреты на все имеющее отношение к сексуальной сфере и всему, что происходило в женских покоях. Китайские чиновники убедили своих маньчжурских хозяев (которые первоначально не были склонны вводить особые ограничения в вопросах секса) поместить эротические произведения эпохи Мин и предыдущих времен в список запрещенных книг, а с течением времени маньчжурские правители стали более щепетильными в этом вопросе, чем сами китайцы. Так возникла китайская фобия к сексуальным проблемам, которая отличала отношение китайцев к сексу на протяжении четырех последних веков.

Постепенно маньчжурские генералы подчинили себе также и юг Китая, положив начало Маньчжурской, или Цинской, династии, которой было суждено править Китаем до революции 1912 г.

С основанием в 1644 г. Маньчжурской династии мы подошли к концу нашего обзора.

Всякого изучающего Китай в его историческом развитии поражают две отличительные особенности: удивительная устойчивость китайской расы и необычайная цементирующая сила китайской культуры. На протяжении более чем двухтысячелетнего периода мы снова и снова видим частично или полностью находящийся под властью иностранцев или раздираемый внутренними распрями Китай, который возрождается буквально за одну ночь и за удивительно короткое время снова превращается в объединенное, независимое государство с однородной культурой.

Этот феномен поражает иностранного наблюдателя, но он никогда не поражал самих китайцев, которые воспринимали его просто как данность. Китайцы никогда не верили в незыблемость своих императоров и их династий, сохранявших свой мандат на правление только до той поры, пока «Небо наверху и люди внизу» того желали. Но они поддерживали и поддерживают веру в незыблемость своего народа и своей культуры. «Вань суй» («Десять тысяч лет»), освященный временем клич для приветствия императора, был обращен не к божественной персоне, а скорее к человеку, который как primus inter pares в данный момент является символом их народа и их цивилизации. Воздавая почести своему императору, китайцы сознательно воздавали почести себе, своему народу и его культуре. Единственному народу и культуре — в их глазах, — достойным таковыми называться, единственной цивилизации, которая никогда не погибнет.

Те, кто объявляет китайскую цивилизацию статичной, правы, поскольку ее основополагающие принципы в самом деле незыблемы. Отношение китайцев к жизни, исходящее из необходимости жить в гармонии с первоначальными силами природы, сохранялось с поразительным постоянством на протяжении всей их истории. Но уже в силу того, что сама основа является статичной, китайцы в случае необходимости могли идти на радикальные изменения в надстройке или страдать от таких изменений, вызванных посторонними силами. Потому эта статичная в своей основе цивилизация, в сущности, оказалась необычайно динамичной.