Осада (СИ) - Кирилл Берендеев

– Простите, Акио-сан, что вы от нас желаете получить? – немедля спросил Устюжный.

– Понимание ситуации. И помощь вашим же гражданам. Вы сообщили мне, что планируете акцию против властей.

– С целью привлечь внимание Москвы к нашим проблемам, – уточнил Дзюба. Настырность японца начинала ему надоедать. К лапше он так и не притронулся, официант, неловко влезший в беседу, с поклоном удалился, забрав пустую посуду, и принес яблоки в карамели.

– Не только, – тут же вставил свое слово Устюжный. – Прежде всего, нам надо продемонстрировать свою сплоченность и решительность. Без вашей помощи это не будет возможным, – кажется, он начал понимать, что деньги могут уплыть, и потому очень старался угодить – к неудовольствию своего ученика. – Более того, ваша помощь будет означать, что мы не одиноки в этом мире. Жители Приморья и так благодарны вашему правительству за вмешательство в девятом году в наши проблемы. Ведь именно благодаря вам был исчерпан конфликт с правым рулем, – Тикусемо кивнул, вполне удовлетворенный.

– Разумеется, вы не одиноки и всегда можете опереться.

– Глеб Львович, нам надо поговорить, – резко произнес Лаврентий.

– Несколько позже, если вы не против.

– Против. Мне необходимо сейчас.

– Мне покинуть вас на минуту или две? – поинтересовался Тикусемо. Но Устюжный отговорил обоих от их шагов, расшаркавшись перед заместителем консула повторно и задавив авторитетом Дзюбу, в точности, как тот давил авторитетом своих коллег по профсоюзу всего несколько часов назад. Это сравнение и не дало Лаврентию подняться из-за стола. Он только покачал головой и пробурчал что-то себе под нос, не слишком приятное.

Тикусемо продолжил:

– Вы проведете массовые акции протеста в разных городах. Основное требование – это внимание к вашим проблемам и к помощи извне. Со стороны японского правительства, готового пойти навстречу…

– Нам и про северные территории тоже прикажете говорить? – резко спросил Дзюба.

– Нет, этот вопрос будет обсуждаться отдельно с правительством вашей страны. Как я надеюсь. Пока же ваша задача – обеспокоить Москву своими выступлениями и подготовить почву для вмешательства нашего правительства в дела Дальнего Востока.

– Нас просто задавят танками. Через несколько дней сюда будут переброшены два полка внутренних войск. Два полка, вы понимаете?

– На территории вашего края размещена пятая армия. Здесь, во Владивостоке и его ближайших окрестностях. Она сражается против зомби и в целом состоит из ваших же жителей. В Белогорске и окрестностях размещена тридцать пятая армия, которая делает то же самое. Таким образом, на территории Дальневосточного военного округа находится в боевой готовности больше сотни тысяч человек.

– Половина из которых еще в начале августа переброшена на Урал, и рассредоточена вдоль границы с Казахстаном и Китаем. Почему и случился прорыв. Вы понимаете ситуацию Акио-сан: да, у нас половина вооруженных сил страны сосредоточена, но их поддержки мы враз лишились по глупости командования. Что же удивляться прибытию зомби из Китая.

– Да, то, что осталось от войск, едва сдерживает натиск, а граница не закрыта до сих пор, – подтвердил с какой-то злой охотой Устюжный. – Нас же все время кормят обещаниями улучшить ситуацию. Лично министр обороны, он тут частый гость. Но на деле ничего не происходит.

– Это еще один повод пересмотреть прежние договоренности. И сообщить Москве об этом. Народное недовольство, как я успел заметить, пребывая долгое время в вашей стране, очень сильно беспокоит ваши власти. Заставляет их предпринимать шаги. Особенно массовое недовольство. Как в вашем случае. Когда вы планируете акцию?

– Двадцать первого, в воскресенье. Я обзвонил своих коллег, все согласны выступить под одним лозунгом защиты населения от живых мертвецов и обеспечения продовольствием. Не исключено, к нам добавится Якутск и Магадан – северный завоз в эти города даже не начинался.

– Очень хорошо, – первый раз лицо заместителя консула отобразило улыбку. – Значит, господину Маркову будет о чем подумать. Он собирается когда-то прибыть в ваш край?

– Пока планирует в самом конце августа.

– Будет прекрасно, если он передумает и прибудет пораньше. Этот факт может пойти на пользу и ему и вам. Если вы будете управлять ситуацией.

– Разумеется, будем, Акио-сан, – мгновенно ответил Устюжный. – Более того, президент поймет, с какой силой имеет дело. Уверяю вас. Да, мы дадим ему повод посетить наш край. Как раз перед праздником.

– О, у вас праздник. Я забыл. Это очень хорошо, – официант принес зеленый чай. Разговор, прервавшийся на мгновение, снова возобновился – господин Тикусемо интересовался деталями предстоящей акции. Беседа закончилась только через два часа после начала, когда Акио-сан обнародовал схему выделения денег на нужды оппозиции через своих людей во Владивостоке и церемонно откланялся. Оппозиционеры остались одни.

Посидев некоторое время молча, и переглянувшись, Устюжный начал первым:

– Зря вы так напирали, Лаврентий Анатольевич. У нас могло и не выгореть. Японцы народ щепетильный.

– Я заметил. Особенно, как он затрепыхался, когда я о Курилах речь завел. Просто весь из себя вылез.

– А что вы хотите, вы затронули больную тему. Все жители страны восходящего солнца уверены, что Южные Курилы по праву принадлежат им, а Советский Союз незаконно оккупировал их после Великой Отечественной.

– Мне кажется, он делает ставку именно на возврат территорий.

– Это тоже естественно. Все японцы делают на это ставку.

– И вы предлагаете нам сыграть в такую игру?

– Лаврентий Анатольевич, вы в самом деле, умом решились? – резко спросил Устюжный. – С чего нам распродавать собственную страну? Надо просто воспользоваться сложившейся ситуацией в своих интересах и заставить московские власти пошевелиться и принять наши условия.

– Их вам тоже заместитель консула сообщит.

– Решительно, с вами невозможно разговаривать. Будто вы нарочно все это говорите. Будто у нас самих проблем нет, как только торговаться с Москвой за Курилы для японцев. С чего вы так уперлись на этом вопросе.

– С того, что Тикусемо наверняка потребует помощи в этом вопросе.

Устюжный молча посмотрел в окно. Уже давно стемнело на улицах зажглись редкие фонари. Городская администрация старалась экономить на всем, и потому включала освещение только в центре города, да на причале. Спальные районы, особенно, Заря и Вторая речка, вообще погружались во тьму, и только прожекторы на блокпостах да вдоль окраинных дорог освещали дали морские и прибрежные.

В наступившей тишине прогудел протяжно отходивший катер, требуя освободить дорогу. Устюжный отвернулся и задернул штору. Моря он никогда не любил. Еще с детства. Приезжая сюда, рассчитывал пробыть в городе года два как максимум, а потом, на крыльях, вернуться в Москву. Но не случилось, он по-прежнему здесь, по-прежнему живет в старом доме на улице Льва Толстого, откуда не видно и не слышно моря, и старается во время прогулок не приближаться к берегу. Все, как и в почти десять лет назад. Ничего не изменилось, кроме него самого.

А вот Дзюба стал другим, вальяжным, уверенным в себе. Пока еще он не мнит себя главным, но, кажется, все к тому идет. Еще бы, Лаврентий проделал такой путь. Выбился в люди. Научился командовать, принимать решения и отвергать их. Обвинять и призывать. Научился быть услышанным. Ему это далось просто, в отличие от его учителя. Образ которого, как ни печально, все больше блекнет, становясь лишь навязчивой тенью за розовощеким крепким здоровяком, готовым горы свернуть – и сворачивающим их по мере надобности. Придет время… Устюжный вздохнул и поднялся.

– Давайте перенесем наши споры на светлое время суток.  С утра голова лучше думает. Особенно у меня, знаете ли, я ведь не сова, – Устюжный попрощался и вышел из ресторана. Поймал такси, краем глаза отмечая присутствие у входа человека в темном костюме. И отправился домой, поминутно оглядываясь. Но на сей раз привычной слежки не было. Старею, подумал он, действительно старею. Становлюсь никчемным. И устало согнувшись, зашел в подъезд.

55.

Вечер начался с того, что кто-то потрогал колючую проволоку. Андрей Кузьмич, сидевший у торшера, немедленно выключил свет и подошел к окну. Выглянул и побледнел. Обернулся к Татьяне.

Жена уже легла; Иволгин подошел к ней, кажется, заснула. Он спустился в подвал, достал ружье, и долго возился, ища заветный коробок с патронами. Наконец, вышел во двор.

У калитки стояло трое мертвых. С вечера Иволгин привалил ее бревном, так что открыть, даже навалившись, невозможно было. Кажется, они это поняли, и потому один упорно тряс колючку, не обращая внимания на осыпающиеся подгнившие пальцы, а когда тех перестало хватать, отошел и стукнулся в забор.