Наваждение – книга 2 - Пола Волски

– С вами все в порядке, милые дамы? – осведомился Кинц своим обычным голосом.

– Да, дядюшка.

– Община Божениль? – предположила Флозина.

– О, тут есть о чем вспомнить!

– Дядюшка, как быть с Глориэлью?

– Увы, моя красавица помешает нам быстро скрыться. Сейчас ее придется оставить К ней, в ее теперешнем обличье, никто и близко не подойдет, поэтому с ней ничего не случится, а завтра мы вернемся и заберем ее. Уверен, она нас поймет.

Вот тут-то он чудовищно обманулся. Глориэль решила, что ее бросили.

За спиной у них раздался яростный свист, чародейно преобразившийся в оглушительный, невероятный рев. Этот звук ударил по нервам даже тем, кто знал его обманный характер. Гнев Чувствительницы был непомерен и стихиен, как буря или пожар. Рев нарастал, пока не превратился в пронзительный, непрерывный, невыносимый визг. Зажав уши, Элистэ бросила взгляд через плечо и пришла в ужас. Глориэль, окутанная кровавым сиянием, дрожала и сотрясалась, словно маленький вулкан за секунду до извержения. Ее лопасти бешено вращались, а обманные стальные тросы рассекали воздух и молотили по прогалине. Элистэ невольно поежилась, когда один такой трос прошел сквозь нее. Если б она не видела наваждения, чем бы такой удар мог закончиться?

Однако гравий, которым начала плеваться пришедшая в полное неистовство Глориэль, был самый что ни на есть настоящий, а в скорости и убойной силе полетевших в них камешков не приходилось сомневаться.

Все случилось мгновенно – Элистэ только и успела что… возмутиться. Их настиг гравийный залп, разом поразив всех троих. Элистэ и Флозине крепко досталось – теперь долго придется ходить в синяках, – но гораздо хуже, хотя и по чистой случайности, пришлось Кинцу во Дерривалю. Два камешка, просвистев наподобие пуль, угодили старику прямо в голову: один – в затылок, другой до крови рассадил висок. Кинц коротко вскрикнул и упал как подкошенный. Очки его полетели в кусты.

– Дядюшка! – крикнула Элистэ, бросившись на колени рядом с ним. Кинц лежал неподвижно, залитый кровью. Она боялась к нему прикоснуться. Стиснув зубы, Элистэ тронула его за плечо. Кинц дернулся и посмотрел на нее остекленелым взглядом близоруких глаз. Он пошевелил губами, но не смог издать ни звука.

– Дядюшка… – Элистэ заставила себя говорить спокойно и тихо. – Дядюшка, вам нужно подняться. Давайте, попробуйте, я вам помогу.

Кинц глядел на нее пустыми глазами, она даже не могла сказать, понял ли он ее.

– Дядюшка, попытайтесь!

Никакой реакции.

– Дядюшка Кинц, умоляю, вставайте!

Элистэ подтолкнула его, он в ответ лишь вопросительно хмыкнул, но не пошевелился. В беспамятстве – если не хуже. Она, как ни странно, до этой минуты сохраняла почти детскую веру в неуязвимость своего родича чародея – и была дурой. Кинц ранен, и в этом отчасти виновата она – не нужно было помогать Дрефу сын-Цино втягивать дядюшку в эту историю, так что теперь ее прямой долг – спасти его. Элистэ быстро огляделась, проникнув натренированным взглядом сквозь клубящийся мрак наваждения. На прогалине не осталось ни одного народогвардейца, но сады Авиллака, несомненно, кишели ими. Их крики доносились со всех сторон; враги были повсюду. Каким-то образом ей предстояло протащить Кинца через это окружение. А дальше? Впрочем, она и дядюшка по-прежнему замаскированы под народогвардейцев. Тут ее осенило – почему бы не заставить солдат им помочь? Уж своему-то раненому лейтенанту они не откажут в помощи. Пусть Народный Авангард и спасет Кинца во Дерриваля. Удачный план, он должен сработать, обязательно сработает…

Дядюшка Кинц глубоко вздохнул и закрыл глаза. Шапка черных волос и усы мгновенно исчезли. Мускулистый торс ссохся, военная форма превратилась в серую мантию, он стал самим собой. То же самое произошло и с Элистэ: в мгновение ока она обернулась девушкой с медовыми локонами и в длинном платье. А в нескольких футах от них исчезло чудовищное подобие Чувствительницы, оставив после себя настоящую Глориэль – маленькую, дрожащую, в ореоле беспорядочно мигающих, огоньков, словно запоздалых рыданий по своему создателю, которому она причинила зло. В тот же миг клубы дыма бесследно рассеялись, и все встало на свои места. Средоточие Света и те, кто в нем находились, предстали в их истинном виде.

Умер. Умер? Нет! Узкая грудь Кинца продолжала слабо подниматься и опускаться. Элистэ перевела дыхание.

– Увы, он не может его поддерживать, – произнес невыразительный голос с ярко выраженным ворвским акцентом.

Элистэ очнулась и посмотрела на говорившую.

– Наваждение. Оно исчезло. А жаль – у него дивно получилось.

Флозина. Элистэ о ней напрочь забыла. Почему-то полноватую сестрицу Уисса Валёра с ее грустным взглядом она выпустила из виду – и напрасно: ведь та обладала чародейным даром.

– Вы способны его восстановить? Или хотя бы наши мундиры? – с надеждой в голосе спросила Элистэ.

– Ну… м-м-м… думаю… приблизительно… не так совершенно… но нечто похожее… полагаю… вероятно…

– А вы сами сможете вырядиться под народогвардейца?

– Ну… м-м-м… вырядиться? Вы имеете в виду обман восприятия окружающими по методу Абсолютного Знания во Нескьерра? Что ж… вероятно… полагаю… у меня должно получиться…

– Сколько времени вам потребуется?

– Ну… немного… минут двадцать… быть может, даже шестнадцать…

– Слишком долго!

Флозина виновато потупилась.

– Простите. – Элистэ постаралась взять себя в руки. – Но послушайте, Флозина Валёр, мой дядюшка пришел вас освободить, а теперь ему самому нужна помощь. Если его арестуют, он погиб. Вы сделаете все возможное, чтобы вывести нас из Садов?

– Ну, еще бы… я постараюсь… надеюсь… то есть…

– Раз вы согласны, давайте до возвращения народогвардейцев унесем дядю с этого открытого места и где-нибудь спрячем.

Флозина робко кивнула. Элистэ не знала, дошли ли ее слова до сознания чародейки, но, вероятно, та была гораздо умнее, чем выглядела.

Дядюшка Кинц оказался почти невесомым, и они легко поставили его на ноги. Больше того, в нем еще тлело какое-то сознание и он мог переступать. Женщинам удалось увести его с прогалины, поддерживая под руки с обеих сторон. Они провели его по узкой кривой дорожке и через несколько ярдов свернули, углубившись в тень под деревьями. Шли они медленно, часто спотыкались о корни и камни, но этот участок садов Авиллака выглядел относительно тихим; под сенью старых деревьев народогвардейцев слышно не было. Добравшись до густых кустов, обещающих надежное укрытие, женщины решили остановиться.

Кинца уложили на землю, Флозина тяжело осела рядом. Свет луны едва пробивался сквозь заросли. Опустившись на колени, Элистэ с трудом различала бледное дядюшкино лицо и хрупкие белые руки на черной земле. От Флозины остался всего лишь бесформенный силуэт и едва очерченный смутный профиль. Она нервно переплетала свои короткие пальцы, изготовившись, судя по всему, напустить чары. Элистэ знала, что когда она приступит, прерывать ее нельзя, а ей еще нужно было сказать одну вещь.