Акт бунта - Калли Харт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Рада слышать, что ты такого высокого мнения обо мне, — говорю я. Эта боль никуда не делась. Стало еще хуже, и поэтому мои слова ощущаются как лезвия бритвы, когда я их произношу.
Я отвожу взгляд от Пакса, уставившись на свою колоду таро на тумбочке и на мой маленький зеленый ловец снов на стене у кровати, но Пакс берет меня за подбородок и поворачивает мое лицо обратно к нему.
— О чем, черт возьми, ты говоришь?
— Честно говоря, я немного устала, Пакс. Если хочешь трахнуть меня, тогда нам следует поторопиться. Мне еще предстоит кое-что сделать, и я планирую вычитать свою главу, прежде чем отправить ее тебе. Так что.
Мягкость в его взгляде становится жестче прямо у меня на глазах. Я смотрю, как оно ползет по бледному серебру его радужек, как лед по бездонному озеру.
— Круто, — говорит он. И это слово очень подходит, потому что все в нем внезапно становится действительно очень крутым. Его руки работают быстро, разрывая мою одежду. Мышцы его челюсти напряжены, когда парень раздевает меня догола. Ровно через три секунды он прижимает меня к стене моей спальни, обхватив рукой за горло, и я извиваюсь под ним, тяжело дыша, ненавидя себя, потому что неважно, насколько сильно задел этот тупой, неуместный комментарий и насколько никчемной я себя чувствовала в тот момент, я гребаный раб этого человека.
Я принадлежу ему.
Одно его слово, и мое сердце бешено колотится.
Одно движение его языка, и я становлюсь податливой.
Один кивок его головы, и я на своих чертовых коленях…
Пакс целует меня, и я чувствую его гнев. Его зубы острее, чем обычно, губы жестче, неистовее. Его ярость изливается на меня, когда он заставляет мой рот открыться и углубляет поцелуй. От его горячего дыхания у меня кружится голова, и целую минуту я только и могу, что удерживаться на ногах. Он хмыкает, удовлетворенный и воинственный, когда проводит пальцами между моих ног, раздвигая складки моей киски, и обнаруживает, какая я влажная.
Его хватка на моей шее усиливается. Немного откинувшись назад, он прищуривает глаза, оценивая меня.
— Скажи мне кое-что. Это ты меня ненавидишь? Или себя? Мне чертовски трудно разобраться в этом.
Ох.
Это задевает так же сильно, как и его другой комментарий. На самом деле, даже больше. Потому что то, как Пакс смотрит на меня сейчас, сильно отличается от того, как он нежно смотрел на меня тогда, на кровати. На его лице написано отвращение. Стыд пронзает меня, когда парень подносит пальцы ко рту и посасывает их, пробуя меня на вкус. Его глаза прикованы к моим. Он не отводит взгляд…
Врррннн. Врррррррррррнннннн.
В кармане Пакса жужжит телефон. Он достает его и читает только что пришедшее сообщение со скучающим выражением на лице.
Вздохнув, кладет телефон обратно в карман и отходит от меня, ослабляя хватку на моей шее.
— Похоже, нам придется решить эту маленькую головоломку в другой раз, Чейз. Я должен быть в другом месте. Спокойной ночи.
Парень подходит к окну, открывает его и вылезает наружу, даже не оглянувшись на меня. Я смотрю, как он спускается на крышу, а затем исчезает из виду, и мой пульс колотится по всему телу. Чувствую его в ушах, на губах, в кончиках пальцев. Глубоко внутри меня, между моих ног, где я больше всего нуждаюсь в нем, черт возьми.
Что, черт возьми, только что произошло?
Мое дыхание вырывается короткими, резкими рывками, когда я смотрю в окно ему вслед, в темноту. Мне так грустно, и я чувствую облегчение, и напряжение, и возбуждение, что ложусь на кровать и ласкаю свой клитор, пока не кончаю по-настоящему сильно дрожа, когда оргазм разрывает меня на части. А потом я поворачиваюсь на бок и плачу в подушку, потому что все это было хреново.
То, как он смутил меня до чертиков.
То, как смотрел на меня.
Говорил со мной.
Жестоко обращался со мной.
То, что он заставил меня почувствовать.
Все это.
Дерьмо.
ГЛАВА 39
ПАКС
Рэн: Джона Уиттон, подтвердил посадку на рейс AAL1 в Лос-Анджелес из Нью-Йорка. Он возвращается домой.
Это все, что мне нужно было услышать. Очевидно, Чейз не хотела, чтобы я был в ее комнате. Хотя ее тело хотело. Она хотела, чтобы я трахнул ее, но не хотела брать в руки ничего из того дерьма, которое я выкладывал, и это было чертовски отстойно.
Так что я сбежал.
В тот момент когда прихожу в Бунт-Хаус, я врываюсь на кухню, выхватываю бутылку виски, которую держит Дэш прямо из его гребаной руки, а затем бросаюсь наверх и запираюсь в своей комнате.
И не выхожу в течение двадцати четырех часов.
Время от времени я слышу стук за оглушительно громким дэт-металлом, который играет, но я игнорирую тех, у кого хватает наглости стоять по другую сторону двери моей спальни.
По воскресеньям я бегаю один. Весь гребаный день. Я беру упаковку с большим количеством воды и тонну протеиновых батончиков и пробегаю в общей сложности семьдесят километров по невыносимой жаре, взбираясь и спускаясь по горам, пока меня не тошнит. Только когда поскальзываюсь на каменистом участке и скатываюсь на сотню футов вниз по крутому склону, поцарапав правый бок, я вприпрыжку возвращаюсь домой, лелея свое отвратительное настроение.
В понедельник, вторник и среду мы с Чейз обмениваемся главами друг с другом, но не разговариваем. История принимает приличные очертания. Это превращается в эпическую сагу, которой могли бы гордиться греки. Мой персонаж все еще конкурирует с персонажем Чейз. Они припираются и ссорятся, постоянно спорят, но суть истории, проблемы и физические испытания, с которыми они сталкиваются для достижения своих целей, прочны. Я все больше и больше впечатляюсь написанием Чейз, а также ее способностью соответствовать моему тону и логично продвигать историю вперед каждый раз, когда она отсылает мне следующую часть истории. Я ненавижу ее за это.
В четверг я целенаправленно сбегаю с Экономики, как только звенит звонок, чтобы избежать общения с Чейз.
В пятницу она пишет мне сообщение и прямо спрашивает, что, черт возьми,
