Щит Времени (сборник) - Пол Андерсон

Меч описал дугу и выпал из руки Лоренцо, блеснув, как струя водопада. Рыцарь пошатнулся, обмяк и рухнул на землю.

– Ванда, как ты там? – прохрипел Эверард.

– Нормально. Я не ранена. Что с ним?

Они подошли к Лоренцо. Рыцарь, скрючившись, лежал на земле, недвижимый, с широко открытыми глазами, обращенными к небу. Рот зиял ужасающей впадиной, язык вывалился на выбитую скулу. Голова была неестественно вывернута.

Эверард присел на корточки, осмотрел Лоренцо, выпрямился.

– Мертв, – медленно сказал он. – Перелом шеи. Я не хотел. Но он убил бы тебя.

– И тебя! О Мэнс! – Ванда прижалась головой к его окровавленной груди. Он обнял ее левой рукой.

– Мне нужно вернуться на базу, чтобы меня подлатали, пока я не потерял сознание, – сказал он, немного помолчав.

– Ты можешь… взять его с собой?

– Оживить и вылечить? Нет. Слишком опасно во всех отношениях. Пережитое нами не должно было случиться. Согласись, это настолько невероятно… Но поток времени… словно нес его, стремясь сохранить извращенное будущее. Будем надеяться, что мы наконец-то сокрушили источник всех наших зол.

Эверард нетвердой походкой направился к темпороллеру. Слова его падали отрывисто. Губы стали бледными.

– Если тебе это поможет, Ванда… Я не предупредил тебя, но… в мире Фридриха… отправившись в Крестовый поход, Лоренцо умер от инфекционной болезни. Полагаю, это случилось бы и здесь… Жар, рвота, понос, беспомощность. Достойная ли это смерть для рыцаря? По-моему, нет.

Эверард с помощью Ванды забрался на аппарат. Голос его немного окреп.

– Тебе придется доиграть до конца. Беги к слугам, кричи. Скажи, что на вас напали грабители. Кровь… Он ранил одного-двух воров. Поскольку ты сбежала, разбойники решили, что им тоже лучше скрыться. Люди в Ананьи воздадут должное его памяти. Лоренцо умер как рыцарь, защищая даму.

– М-да.

«А Бартоломео добьется своего и вскоре женится на опечаленной невесте героя».

– Подожди минутку! – Она подобрала с земли меч, подошла к Эверарду и приложила клинок плашмя к его забрызганной кровью одежде. – Кровь бандитов.

Эверард слабо улыбнулся.

– Умница!.. – прошептал он. – Торопись!

– Давай, трогай!

Она поспешно поцеловала его и пошла прочь. Роллер и человек исчезли.

Ванда осталась одна с мечом в руке над трупом Лоренцо.

«Я тоже запятнана кровью», – подумала она отстраненно.

Стиснув зубы, Ванда сделала два надреза на ребрах с левой стороны. Никто не станет пристально обследовать ее раны и задавать вопросы. Криминалистика принадлежит далекому будущему, ее завтрашнему дню, если он существует. В доме де Конти печаль вытеснит мысли, пока гордость не облечет ее в стойкое смирение.

Ванда, склонившись над телом, вложила эфес меча в пальцы Лоренцо и хотела закрыть ему глаза, но передумала.

– Прощай! – прошептала она. – Если Бог есть, надеюсь, Он воздаст тебе.

Поднявшись на ноги, она пошла к поляне, навстречу делам, которые еще ждали завершения.

1990 год от Рождества Христова

Он позвонил ей в родительский дом, где Ванда проводила очередной отпуск. Она не хотела, чтобы Эверард заезжал к ней. У нее уже не осталось сил лгать родным. Встреча состоялась на следующее утро в деловой части города в роскошно-старомодном вестибюле отеля «Святой Франциск». Некоторое время они стояли молча, не разнимая рук и глядя друг на друга.

– Тебе, наверно, хочется уйти отсюда, – наконец вымолвил Эверард.

– Да, – согласилась Ванда. – Не могли бы мы побыть где-нибудь на воздухе?

– Хорошая идея. – Он улыбнулся. – Вижу, ты тепло оделась и захватила жакет. Я тоже.

Его машина стояла в гараже на Юнион-сквер. Они почти не разговаривали, пока двигались в плотном потоке автомобилей и пересекали мост Золотые Ворота.

– Ты совсем поправился? – решилась спросить Ванда.

– Да-да, – заверил он. – Давно уже. Несколько недель ушло на всякие организационные дела, прежде чем меня отпустили отдохнуть.

– История вернулась на круги своя? Везде и во всех временах?

– Так мне сказали, и пока все виденное мною подтверждает нормальное течение событий. – Эверард взглянул на нее, на мгновение отвлекшись от руля. – Ты заметила что-то необычное?

– Нет, ничего. Хотя я и приехала сюда… с неспокойным сердцем, в страхе.

– Полагая, что вдруг, например, твой отец – алкоголик, а сестра вообще не появилась на свет? Тебе не стоило волноваться. Континууму не требуется много времени для восстановления структуры вплоть до мельчайших деталей.

Слова эти, произнесенные по-английски, теряли смысл, но по молчаливому согласию они избегали темпорального языка.

– И первооснова случившегося, всех тех событий, которые мы предотвратили, лежит в прошлом, восемь веков назад.

– Да.

– Не слышу радости в твоем голосе.

– Я… я рада и признательна за то, что ты появился на моей временной линии так скоро.

– Ты ведь сообщила дату приезда. Я решил, что дня два тебе нужно побыть с семьей, отвлечься от служебных забот. Похоже, у тебя это плохо получилось.

– Могли бы мы поговорить позже? – Ванда включила радио. Салон заполнила мелодия Моцарта.

Была середина недели в начале января, промозглого и облачного. Когда они добрались до скоростного шоссе номер один, их машина оказалась почти единственной, мчавшейся на север. В Олеме они купили на ленч бутерброды и пиво. У станции Пойнт-Рейес Эверард свернул к океану. За Инвернессом начинался огромный пляж, в этот сезон безлюдный. Он оставил машину у воды, и они побрели вдоль берега. Ванда взяла Эверарда за руку.

– Что не дает тебе покоя? – спросил он, нарушив молчание.

– Ты сам знаешь, Мэнс, – отозвалась она. – Ведь ты видишь гораздо больше и глубже, чем показываешь.

Ветер унес ее слова, произнесенные тихим голосом. Он пронзительно выл и гудел над недовольным ропотом прибоя, студил лица холодными брызгами, присыпал губы солью, развевал волосы. Чайки кружили высоко в небе, роняя перышки. Прилив только начал накатывать на берег, и они шли по твердому и темному от воды песку. Изредка под ногами хрустели ракушки или лопались пузырчатые бурые водоросли. Справа, впереди и позади них, на сколько хватало глаз, тянулись дюны. Слева из бескрайней дали накатывали гривы волн. Вдали от берега виднелся одинокий корабль. Весь мир окрасился в белый и серебристо-серый цвет.

– Нет, я просто старый бесчувственный чурбан, – сказал Эверард. – А чувства – это твой удел. – Немного помолчав, он спросил: – Тебя беспокоит Лоренцо? Первая насильственная смерть; может, вообще первая смерть человека, которую ты видела своими глазами?

Она кивнула. Тяжесть в душе не уходила.

– Я так и думал, – продолжил он. – Это всегда страшно. И особенно отвратительно, когда дело касается насилия, заполняющего экраны в наши дни. Люди упиваются этими зрелищами, подобно римлянам на боях гладиаторов. Но зрители забывают реальный смысл. Быть может, продюсеры слишком глупы или у них совсем нет воображения. Похоже, они просто не осознают, что такое смерть. Ведь каждый раз это жизнь, интеллект, целый мир ощущений, уничтоженные навсегда и безвозвратно.

Ванда содрогнулась.

– Тем не менее, – продолжал Эверард, – мне приходилось убивать раньше и, видимо, придется и впредь. Боже, как бы я хотел, чтобы все происходило иначе, но события развиваются по-своему, и порой я просто не могу позволить себе отвлеченные размышления. Как и ты. Уверен, ты привязалась к Лоренцо. Я тоже. Мы хотели пощадить его, верили, что сумеем. Но события вышли из-под контроля. И нашей первой задачей было выполнить долг перед теми, кого мы по-настоящему любим. Да, тебе пришлось пережить ужасные события, но ты вела себя с честью, и ты достаточно сильна духом, чтобы оставить теперь тот день позади.

Она уставилась в бесконечное пустынное пространство, уходящее к горизонту.

– Я знаю, – ответила она. – Я стараюсь забыть.

– Но?..

– Но мы не просто убили человека – или стали причиной его гибели, или оказались причастны к его смерти. Сколько сотен миллиардов жизней мы уничтожили?

– А сколько вернули к жизни? Ванда, те миры, которые мы видели, никогда не существовали. Мы и кое-кто еще из Патруля храним воспоминания о них, у кого-то остались шрамы на память, кто-то потерял там жизнь. Но как бы там ни было, того, что мы помним, никогда не существовало. Мы не уничтожили те варианты будущего. Это неверная фраза. Мы всего лишь предотвратили их появление.

Ванда крепче сжала руку Эверарда.

– Вот это-то меня и страшит, – тихо произнесла она. – Поначалу это была теория, которую преподают в Академии среди прочих предметов – как правило, более понятных. Но теперь я почувствовала все это на себе. Если все случайно и беспричинно, если не существует твердой реальности и есть только математический театр теней, где все меняется, меняется, меняется до бесконечности, сметая нас самих, словно сны…