Бесплодные земли - Стивен Кинг

Но как бы там ни было, в городе все-таки были машины, какие-то странные и непонятные механизмы, предназначенные для работ самых разных и даже иной раз – опасных. И, наверное, многие могут работать и по сей день, но близнецы – альбиносы были уверены абсолютно, что в городе не осталось уже людей, которые знают, как их запустить, ибо уже много лет жители Речного Перекрестка не слышали шума машин.

«Дело, скорее всего, поправимое, – сказал себе Эдди, и глаза у него загорелись. – Если, конечно, найдется какой-нибудь предприимчивый молодой человек, смышленный и понимающий кое-что в технике и этих вечных огнях, не дающих тепла. Может быть, нужно только найти кнопку “ВКЛ”. Я хочу сказать, это действительно может быть просто. Или, скажем, у них полетели предохранители… вы только представьте себе, дорогие друзья и соседи! Стоит лишь заменить им с полдюжины предохранителей, и город вспыхнет огнями, как на большом фестивале в Рено!»

Сюзанна толкнула его локтем и тихо поинтересовалось, чему это он улыбается. Эдди тряхнул головой и поднес палец к губам, чем заслужил раздраженный взгляд от своей любимой супруги. Альбиносы тем временем продолжали рассказ, причем когда один умолкал, второй подхватывал повествование с легкостью, достижимой, наверное, лишь между братьями-близнецами, прожившими всю жизнь бок о бок.

Четыре или, может быть, пять поколений назад в городе все еще жило немало людей, и он был тогда местом вполне даже цивилизованным, хотя тогда уже местные жители разъезжали на примитивных повозках и на телегах по широким бульварам, которые древние соорудили для своих легендарных безлошадных карет. В основном в городе жили мастеровые и «фабричные», как называли их близнецы, так что торговля тогда процветала и на реке, и над ней.

– То есть как – над ней? – не понял Роланд.

– Мост над Сендом стоит до сих пор, – пояснила тетушка Талита. – То есть, лет двадцать назад он еще стоял.

– Ага, – подтвердил Си, впервые вступив в разговор.

– Еще лет десять назад старый Билл Маффин с сынком его видели, мост.

– Что за мост? – спросил Роланд.

– Большущий такой, из стальных тросов сплетенный, – отозвался один из близнецов. – Стоит себе в небе, ну прям паутина гигантского паука. – Помолчав, он добавил, стесняясь: – Хотелось бы мне поглядеть на него еще раз перед смертью.

– Он, может, давно уже рухнул, – пренебрежительно отмахнулась тетушка Талита. – И хорошо бы. Туда ему и дорога. Дьявольская работа. – Она повернулась к братьям – альбиносам. – Расскажите им, что случилось потом и почему город сейчас так опасен… не говоря уже о привидениях, там обитающих. А там их немало, готова поспорить! И говорите короче, а то люди хотели уйти сегодня, а солнце уже миновало зенит.

Дальнейший рассказ близнецов представлял собой очередную версию уже известной истории, которую Роланд из Гилеада слышал множество раз. Мало того, он сам был свидетелем или даже участником некоторых событий, эту историю составляющих. Отрывочный и сумбурный, дополненный, без сомнения, бредовыми домыслами и мифами, искаженный последними переменами, произошедшими в мире – как во времени, так и в пространстве, – весь рассказ можно было свести к одной фразе: «Когда-то мир был таким, каким мы его знали, но теперь он изменился».

Старые обитатели Речного Перекрестка знали о Гилеаде не больше, чем, скажем, Роланд знал о Речном феоде, и имя Джон Фарсон – имя человека, который принес беззаконие и хаос в страну Роланда, – для них не значило ничего, но во всем остальном две истории о конце прежнего мира были очень похожи… слишком похожи, решил стрелок, чтобы оказаться простым совпадением.

Триста или даже четыреста лет назад не то в Гарлане, не то еще дальше, в краю, называемом Порла, разразилась война. Великая гражданская война. Постепенно она прокатилась по всей стране – как круги по воде, когда в воду бросаешь камень, – неся хаос и разрушение. Немногим из королевств, если были вообще такие, удалось устоять перед этой кровавой волной. Тень беззакония накрыла и эту часть мира так же неотвратимо и неизбежно, как за закатом приходит ночь. По дорогам маршировали полки и армии. Одни наступали, другие, наоборот, отступали, но и те, и другие – бесцельно, в какой-то сумятице. Прошло какое-то время. Армии постепенно распались, разбились на небольшие отряды, а те в свою очередь выродились уже в шайки бродячих разбойников – лиходеев. Торговля затормозилась, потом просто накрылась. Путешествовать стало весьма затруднительно и опасно, а потом и совсем уже невозможно. Связь с городом постепенно слабела, а лет сто двадцать тому назад прекратилась вовсе.

Как и сотни других городов и поселков, где довелось побывать Роланду – сначала вместе с Катбертом и другими стрелками, изгнанными из Гилеада, потом одному, в погоне за человеком в черном – Речной Перекресток оказался отрезан от мира и предоставлен своей судьбе.

В этот момент, поднявшись со своего места, в разговор вступил Си и сразу же завладел вниманием слушателей. Говорил он глуховатым размеренным голосом прирожденного сказителя – из этих святых глупцов, одаренных с рождения искусством смешивать правду и вымысел в красивые грезы, прекрасные, точно тоненькая паутинка в каплях росы.

– В последний раз мы посылали оброк феоду еще при жизни моего прадеда, – начал он. – Двадцать шесть человек пошли в замок с телегой, груженой шкурами… уже тогда у нас не было твердой монеты, но мы посчитали, что шкуры вполне подойдут. Да и не было больше у нас ничего. Путь их был долог и небезопасен, дорога длиной почти в восемьдесят колес… и шестеро по пути скончались. Половина погибла от рук лиходеев, воевавших тогда против города; остальные умерли от болезней или от бес-травы.

И вот они наконец добрались до цели. Но замок был пуст. Кроме грачей и дроздов, в замке не было никого. Стены обрушились. Двор зарос сорной травой. Там прогремела великая битва – на полях, что к западу от поместья. Повсюду белели кости и алели ржавые доспехи, так говорил моего отца прадед, и демоны перекликались, завывая, как ветер с востока, в истлевающих челюстях павших ратников. Деревню за замком сожгли дотла, а на стенах цитадели торчали колья с человеческими черепами. Больше тысячи черепов. Наши люди оставили шкуры у разбитых подъемных ворот… ибо никто не решился войти туда, к неприкаянным духам и стонущим голосам… и повернули назад – домой. На обратном пути еще десять наших расстались с жизнью, так что из двадцати шести только десять вернулись домой, среди них был и мой прапрадед… но по дороге он где-то себе подхватил лишай и так и не вылечился – до самой смерти. Говорили, что это была лучевая болезнь. Я не знаю… Но после этого больше никто уже не выходил из города. Так вот мы и живем здесь сами по себе.