Три года в Соединённых Штатах Америки - Александр Абердин

– А окупаемость? – Тут же спросил Георгий Иванович и, погрозив мне пальцем, добавил – Боря, ты мне эти штучки времён военного коммунизма брось. В рассрочку на десять лет, это то же самое, что даром и поэтому я не согласен.

Митрофаныч и Жорка, которым очень понравилась моя идея, горестно вздохнули, но у меня имелся непробиваемый аргумент, который я немедленно пустил в ход, сказав:

– А прокат кузовов другого типа в зависимости от сезона и мгновенная замена сломанных модулей и блоков? Георгий Иванович, к твоему сведению, на этом мы заработаем даже больше, чем на изготовлении самих машин. Уж тебе-то известно, при каких условиях, пусть и с большим трудом, поликарбон можно снова превратить в аморфный углерод. Срок службы этого автомобиля составит где-то пятьдесят лет, а за это время на силовом каркасе можно будет раз десять поменять дизайн обвесов, не говоря уже о дизайне внутри капсулы безопасности. То же самое я предлагаю робить и экспортируя спортивные суперкары. Хотя сборка у нас будет и стапельная, поверь, всего на двухстах пятидесяти стапелях мы запросто сможем изготавливать в год сто пятьдесят тысяч автомобилей. А ведь Митрофаныч и Жора тебе сейчас мигом докажут, что за счёт трёхсменной работы они смогут выкатывать с завода полмиллиона только легковых автомобилей в год. Ну, и как ты собираешься их продавать? Зато продавая их в рассрочку, да, ещё предлагая покупателям множество дополнительных платных услуг, все наши автомобили будут раскупаться с колёс. Но самое главное, наши сервисные центры будут стоять во многих странах Западной Европы, а это самый громкий рупор наших идей, нацеленных сам знаешь на что.

Секретарь крайкома партии пристально посмотрел на Митрофаныча и Жору, кивнул и строгим голосом спросил:

– Мужики, я вчера прошел по всему заводу и у меня создалось такое впечатление, что вы уже можете начать работу. Жорка улыбнулся и съехидничал:

– Так нам же вроде бы приказано достойно подготовиться к приезду государственной комиссии, которая пожалует к нам пятнадцатого июня, Георгий Иванович. А так мы можем начать работу хоть завтра, правда, нужного количества рабочих у нас нет. Георгий Иванович рассмеялся и воскликнул:

– Жорка, шельмец, это совести у тебя нет! Видишь у меня на столе вон ту пухлую, красную папку? Она битком набита телеграммами с просьбой разрешить лучшим рабочим с почти трёх сотен заводов пройти стажировку на «Метеоре». Вам даже зарплату им платить не придётся, ведь это будут служебные командировки. В общем так, мужики, чёрт с ней, с государственной комиссией, пускайте завод, а рабочих вы и на наших предприятиях найдёте, но и от командировочных тоже не отказывайтесь.

То, что завод начинал работу на двадцать дней раньше, меня вполне устраивало, но это не решало судьбу народного автомобиля и потому я угрюмым тоном поинтересовался:

– Это всё замечательно, товарищи, но что вы намерены делать с моими эскизами? Мы будем запускать в серию народный автомобиль или у вас перед глазами одни доллары стоят? Георгий Иванович кивнул и спросил меня:

– Боря, ты подготовил экономические расчёты?

– Лежат в самой верхней папке, Георгий Иванович. – Ответил я – Со всеми выкладками по лизингу как внутри страны, так и за рубежом, причём по всем позициям, включая сельхозтехнику. А ещё у меня есть такое предложение, касающееся уборки урожая. Нам нужно создать в нашем крае мобильный отряд механизаторов, оснащённый мощной уборочной техникой, бросать его на юг и затем он будет продвигаться на север, убирая с полей всё до последнего колоска, початка или картофелины. В этом году мы оснастим его техникой и обкатаем её, заодно разработаем и освоим выпуск быстровозводимых хранилищ с регулируемой воздушной средой, в которых ничто не гниёт и не портится, а начиная с будущего года, начнём убирать урожай по новому. Про это я тоже написал, Георгий Иванович. Первый секретарь с улыбкой сказал:

– Сегодня же беру с собой планшеты, твою папку, Боря, и вылетаю в Москву, а вы, ребята, забирайте остальные папки и начинайте работать ещё и над народным автомобилем.

Отвоевав у Георгия Ивановича четыре планшета, мы поехали на завод. Через час с четвертью в главном сборочном цехе состоялось общее собрание. Митрофаныч показал эскизы народного автомобиля во всех четырёх его ипостасях и сказал:

– Товарищи, предлагаю вам всем немедленно приступить к работе забыв о временных неудобствах. За ударный труд, смекалку, энтузиазм и ненормированный рабочий день, в общем за трудовой подвиг, каждый будет премирован таким автомобилем. А теперь, товарищи, приступаем к работе!

Получить машину хотелось каждому инженеру и рабочему, а потому работа закипела не просто ударными темпами, а как в сорок первом, на Урале. Многие люди даже спать оставались в цехах, притащив на завод раскладушки или просто матрацы. Инженеры-конструкторы и мастера-макетчики работали по двенадцать, четырнадцать часов в сутки, а поскольку Митрофаныч и Жорка уже хорошо знали, как грамотно организовать работу и имели прекрасных помощников, то к приезду государственной комиссии из Москвы на заводском дворе стояло целых пять сотен «Метеоров-Альфа», по столько же супербайков, трайков и квадроциклов, а на спецучастке, в закрытом ангаре, пятьсот армейских квадроциклов, уже прошедших обкатку на заводской трассе. Народный автомобиль уже обрёл форму, то Дмитрию Мироновичу только и осталось сделать, что развести руками. Из-за затоваренности заводского склада, «Союзвнешторгу» пришлось напрячься и поскольку самые хорошие позиции у него были в Бельгии, то именно в Брюсселе и был открыт первый сервис-центр по продаже автомототехники нового советского завода «Метеор». Бельгийцы были поражены, что машины отдавались в лизинг.

Пока в сервис-центр спешно переоборудовали какой-то военный объект, находившийся в черте города, на заводе успели освоить выпуск народного автомобиля «Метеор-Мечта». Как и обещал Митрофанович, все первые четыреста двадцать семь автомобилей разошлись, как премии среди инженеров и рабочих завода. Следующие же семьсот автомобилей были разделены на две части, половину отправили в Москву, а вторую половину в Брюссель, на пробу. За автомобилем «Метеор-Альфа» люди не ленились прилетать даже из Бразилии, но когда на сервис-центр с железнодорожной станции своим ходом приехали советские автомобили сразу четырёх видов и выяснилось, что это всё один и тот же автомобиль и каждый владелец сможет в любой момент либо взять напрокат, либо просто поменять кузов и уехать на уже совсем другом автомобиле, но с всё теми же номерами, началось то, что газетчики назвали «метеорной лихорадкой», по-английски «meteor rush», что было очень созвучно словосочетанию «meteor russian». Русские метеоры наделали шума во всём мире и если просто чудовищно мощный, пятисотдвадцатипятисильный восьмицилиндровый, оппозитный движок «Альфы» просто внушал к себе уважение, то его половинка, миниатюрная, под капотом сразу и не найдёшь, оппозитная, стасемидесятипятисильная четвёрка, вызвала бурю оваций и восторженных криков. Народный автомобиль разгонялся на трассе до двухсот километров в час и имел превосходную приемистость при обгонах. А ещё он был просторным, вместительным, уютным и неубиваемым.

В Брюссель толпами повалил народ чуть ли не со всей Западной Европы, чтобы встать на лист ожидания, так что не мудрено, что уже очень скоро сервис-центры, по типу Брюссельского, начали создавать в Мюнхене, Париже, Риме и других столицах. Европейские же автомобилестроители испытали от такой наглости Советов сильнейший шок. Наши с Бойлом автомобили превосходили лучшие образцы мирового автомобилестроения по всем показателям, но особенно всех убивало то, что из-за почти полного отсутствия трения в паре поликарбон-лонсдейлит, оппозитные двигатели вообще не нуждались в моторном масле, а для охлаждения им вполне хватало элементарного обдува вентилятором на холостом ходу и встречным потоком воздуха во время движения. Перегреть же двигатель, изготовленный из поликарбона и лонсдейлита было практически невозможно. По желанию отдельных покупателей, в спортивный суперкар «Метеор-Альфа» ставили совершенно прозрачный двигатель, целиком изготовленный из лонсдейлита с алыми поршнями и, как говорили многие, это было завораживающее зрелище, смотреть на то, как он работает. Большинство суперкаров и супербайков продавалось, а не сдавалось в лизинг. Так хотели сами покупатели, зато автомобили «Метеор-Мечта», трайки и квадроциклы, наоборот, люди преимущественно брали в лизинг, чтобы потом иметь возможность изменять их внешний вид всего за каких-то час, полтора.

Начина с июля месяца, завод «Метеор» работал в три смены и число рабочих на нём постоянно увеличивалось. Оно и понятно, ведь наш завод быстро набирал обороты, а заодно продолжал строиться, благо места хватало. Как и все прочие рабочие завода, я ведь, как-никак, числился консультантом Митрофаныча, мы с отцом были премированы сразу двумя автомобилями. Отец выбрал себе седан, а я, разумеется, джип. Наша же чёрная «Волга» стала автомобилем для парадных выездов. Ну, а поскольку отец был не только мотогонщиком, но ещё и инженером-энергетиком и гонщиком-испытателем, то никого не удивляло, почему это Картузовым дали две машины. Борька, которому приходилось проводить за рулём то «Альфы», то «Мечты» по десять часов, обкатывая их на трассе, ведь на каждом спидометре при продаже было не менее двухсот пятидесяти километров, тоже был премирован автомобилем. Подумав, он взял себе, как и я, джип и теперь ездил за город с девушками уже на нём. При этом он ещё и успевал принимать участие в мотогонках, вылетая в разные города Союза на самолёте пятницу и возвращаясь в воскресенье.