Гламорама - Брет Эллис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я читаю: «Семтекс производится в Чехословакии». Я читаю: «Семтекс — пластическая взрывчатка без цвета и запаха». Я читаю: «В распоряжении Ливии имеются тонны семтекса». Я читаю: «Для того чтобы взорвать пассажирский самолет, требуется шесть унций». Я читаю заметку о новой пластической взрывчатке под названием «ремформ», которая производится и распространяется в США только «подпольно» и на настоящий момент недоступна в Европе. Я читаю список, в котором приводятся все плюсы и минусы ремформа. Я читаю вопрос, который Бобби накорябал на полях страницы: «Лучше, чем семтекс?», — а затем три слова, на которые я пялюсь до тех пор, пока они не заставляют меня пройти на кухню с целью налить себе чего-нибудь выпить: «…необходимо провести испытания…»
Когда ты накачан под завязку ксанаксом, нет ничего проще, чем сконцентрироваться исключительно на приготовлении коктейля «космополитен». Наливая клюквенный сок, «Quantro» и лимонный сок в шейкер, наполненный льдом, который ты наколол сам при помощи ледоруба, ты не думаешь больше ни о чем, а затем ты разрезаешь лайм пополам и выдавливаешь из него сок в шейкер, а затем наливаешь коктейль через ситечко в огромный бокал для мартини, а затем возвращаешься с ним в гостиную, и моя прическа закреплена лаком Makeup, но я не могу прекратить все время думать о том, чем там занимаются Джейми и Бобби наверху в спальне, и я смотрю на потолок, прихлебывая «космополитен», и тут только замечаю стикер от альбома Пола Маккартни и группы Wings, который Бобби наклеил на обложку блокнота.
— Мы не натыкались друг на друга в Серифосе? — спрашивает меня парикмахер.
— Нет, мы не натыкались друг на друга в Серифосе, — говорю я, а затем добавляю: — Ах да!
Я пытаюсь читать интервью, которое Джейми дала в среду «Le Figaro», но я не в состоянии связать в нем ни слова, пока на середине чтения до меня не доходит, что я не умею ни читать, ни говорить по-французски. Я почти не обращаю внимания на ручную гранату, лежащую рядом с автоматом на столе, на котором стоит мой бокал. Значительно проще думать о том, зачем на моем блокноте наклеен стикер от альбома Пола Маккартни и группы Wings. Члены съемочной группы дискутируют на тему, удался ли U2 их последний альбом, пока режиссер не призывает их к молчанию.
Бобби вплывает в гостиную. Я отрываюсь от своих занятий, как их ни назови, холодно гляжу на него, а он говорит мне:
— Хорошо выглядишь.
Я смягчаюсь и улыбаюсь ему в ответ.
— Что ты пьешь? — спрашивает он.
Мне приходится посмотреть на цвет напитка перед тем, как ответить:
— «Космополитен».
— Можно попробовать?
— Конечно, — я протягиваю ему бокал для мартини.
Бобби отпивает глоток, и, просияв, улыбается:
— Великолепный «космо», чувак!
Следует очень долгая пауза, во время которой я ожидаю, что он вернет мне бокал.
— Спасибо… за комплимент.
— Послушай, Виктор, — начинает Бобби, становясь на колени передо мной.
Я слегка напрягаюсь и закидываю ногу на ногу, отчего номер «Le Figaro» соскальзывает с моих коленей и падает на пол.
— Большое спасибо тебе за то, что присматривал за Джейми, и…
— Послушай, чувак, я…
— …я просто хотел, чтобы ты был в курсе…
— Послушай, чувак, я…
— Тсс, остынь!
Он делает вдох и внимательно смотрит мне в глаза.
— Слушай, если я иногда наказываю тебя, если иногда кажется, что я… — он выдерживает драматическую паузу, — …чересчур жестко предостерегаю тебя, чтобы ты не забывал своего места, то я делаю это только для того, чтобы ты выглядел достойно. — Он снова выдерживает паузу, продолжая при этом смотреть мне прямо в глаза. — Я доверяю тебе, Виктор, серьезно. — Снова пауза. — Серьезно.
Долгая пауза, на этот раз — моя.
— Что должно произойти, Бобби? — спрашиваю я.
— Ты пройдешь подготовку, — говорит Бобби. — Тебе объяснят все, что тебе полагается знать. Тебе дадут ровно то количество информации, которое тебе необ…
Кто-то наверху хлопает дверью, Тамми что-то кричит, а затем вновь наступает тишина. Кто-то протопал по коридору, ругаясь на ходу. В комнате Тамми начинает громко играть Prodigy. Бобби морщится, затем вздыхает.
— Похоже, однако, что ситуация выходит из-под контроля.
— Что за дела? — неторопливо спрашиваю я.
— У Тамми роман, который имеет исключительно большое значение для нас, и Брюс должен соответственно к нему относиться.
Бобби вздыхает, по-прежнему стоя на коленях передо мной.
— А он не относится. И это начинает становиться проблемой. Брюс должен взять себя в руки. Немедленно.
— А в чем, — говорю я, глубоко вздыхая, — проблема-то?
— Проблема… — Бобби строго смотрит на меня, но потом улыбается. — Проблема эта тебя не касается. Мы с ней успешно справимся в ближайшее время.
— Угу, — говорю я, отпивая из бокала.
— С тобой все в порядке, Виктор? — спрашивает Бобби.
— Насколько это… — я делаю глоток. — …возможно.
— А я надеялся, что лучше, чем возможно.
— В смысле? — спрашиваю я, внезапно оживляясь.
— Я считал, что ты прекрасно приспособился к новым обстоятельствам.
Долгая пауза, и я наконец отзываюсь шепотом:
— Спасибо.
Брюс спускается по винтовой лестнице: на нем черный костюм от Prada и оранжевая водолазка, в руках он держит гитару и бутылку минеральной воды «Volvic». Игнорируя нас обоих, он плюхается на пол в углу комнаты и начинает перебирать струны, вновь собираясь исполнить песню группы Bread, которая называется «It Don't Matter To Me», и вся съемочная группа замирает в ожидании.
— Послушай, — говорит Бобби. — Я знаю, что ты хочешь сказать, Виктор. Мы подкладываем бомбы. Правительство устраняет подозреваемых.
— Угу.
— На совести ЦРУ больше пролитой крови, чем на совести ООП и ИРА, вместе взятых.
Бобби подходит к окну, отодвигает черную кружевную занавеску и смотрит на уличную толпу, на силуэты, которые переговариваются между собой в уоки-токи, бродят в тумане или ждут неподвижно.
— Правительство действительно враг народа. — Бобби поворачивается ко мне. — Боже мой, Виктор, тебе ли уж этого не знать.
— Но Бобби, я не занимаюсь… политикой, — невнятно бубню я.
— Все ей занимаются, Виктор, — говорит Бобби, вновь отворачиваясь от меня. — И с этим ничего не поделаешь.
На это заявление мне нечего ответить, так что я молча допиваю остатки «космополитена».
— Тебе следует серьезно заняться своим мировоззрением. Твое мировоззрение вызвано недостаточной информированностью.
— Мы убиваем безоружных людей, — шепчу я.
— В прошлом году в нашей стране совершено двадцать пять тысяч убийств, Виктор.
— Но… но я-то не совершил ни одного из них.
Бобби терпеливо улыбается, вновь возвращаясь к тому месту, где сижу я. Я смотрю на него с надеждой.
— Лучше держаться от всего этого в стороне, Виктор?
— Да, — шепчу я, — наверное, лучше.
— Но это невозможно, — шепчет он в ответ. — Вот что ты должен понять.
— Но, чувак, я же… я же… я же…
— Виктор.
— …чувак, мне было так трудно в последнее время, это меня в какой-то степени оправдывает…
Я смотрю на него взглядом, полным мольбы.
— Тебе не за что оправдываться, чувак.
— Бобби, но я же… я же американец, правда?
— Ну и что, Виктор? — говорит Бобби, глядя на меня сверху вниз. — Я тоже.
— Но почему именно я, Бобби? — спрашиваю я. — Почему ты мне доверяешь?
— Потому что ты думаешь, что Сектор Газа — это название ночного клуба, а Ясир Арафат — имя черного рэпера, — говорит мне Бобби.
Затем вновь повисает пауза, которую нарушает телефонный звонок. Бобби снимает трубку. Брюс прекращает играть на гитаре. Это звонят люди из внешней съемочной группы, чтобы сообщить, что они готовы. Бобби говорит им, что мы выходим. Внутренняя съемочная группа собирает оборудование. Режиссер, судя по всему довольный результатом, совещается с Бобби, который кивает то и дело головой, не сводя при этом глаз с Брюса. По знаку Тамми Бентли и Джейми спускаются вниз по винтовой лестнице, и тогда внешняя съемочная группа трижды снимает нашу проходку от двери дома до черного «ситроена» — мы все смеемся, Бентли идет впереди, Джейми и Бобби «игриво» держатся за руки, а мы с Брюсом сопровождаем Тамми, которая держит нас обоих за руки и глядит на нас счастливыми глазами, поскольку в том кино, что снимает эта группа, я по сюжету влюблен именно в нее. Джейми отправляется в «Natacha» в черном «мерседесе», поскольку на ней платье, которое стоит 30.000$.
В «Natacha» MTV снимает вечеринку на верхнем этаже, где все девушки удолбаны и шикарны, а парни все как на подбор красавцы, и все сплошь в темных очках и ждут, чтобы ассистенты поднесли им прикурить, а внизу еще одна вечеринка, где Люсьен Пелла-Фине проводит время с дизайнером головных уборов Кристианом Лиагре, а Андрэ Уолкер появляется под ручку с Клаудией Шиффер, которая облачена в комбинезон, отделанный перьями, покрашена в рыжий цвет и подстрижена под пажа, а у Галлиано на голове — фетровая шляпа, и Кристиан Любутин наигрывает «Je t'aime» на фортепьяно, в то время как Стефани Марэ, пристроившись рядом, поет за Джейн Биркин, а мы принимаем комплименты от поклонников, развалившись за столиком, и люди толпятся вокруг нас, перешептываясь, охая и ахая; как и следовало ожидать, икра остается нетронутой на серебряных тарелках, и кругом — настоящая площадка молодняка, и у всех прекрасное настроение, и тут появляются Ральф и Рики Лорен, и все говорят сегодня вечером о непереносимой легкости бытия, и все как везде и всегда, но почему-то откуда-то доносится, разливаясь по всей комнате, едва уловимый запах дерьма.