Время секонд хэнд - Светлана Алексиевич

Сначала меня приговорили к расстрелу… Через полгода расстрельную статью заменили на пожизненное заключение. Мать от меня отказалась. Сестра одно время писала, потом перестала. Я давно один… Вот в этой камере под замком я отсидел уже семнадцать лет. Семнадцать лет! Дерево взять или любое животное — они ничего о времени не знают. За них Господь мыслит. Так и я… Поспал, поел, вывели на прогулку… Небо видишь только через решетку. В камере — кровать, табуретка, кружка, ложка… Другие живут воспоминаниями… А что мне вспоминать? У меня ничего не было, я и пожить-то не успел. Оглянусь назад — там постоянная темнота, иногда где-то лампочка горит. Чаще всего мамку вижу… то она у плиты, то у окна на кухне… А дальше везде темнота…

Начал читать Библию… не мог оторваться… Меня всего трясло. Я с Ним разговаривал: «За что Ты меня так наказал?». Человек благодарит Господа за радость, а когда беда, он вопит: «За что?». Нет, чтобы понять смысл посланного притеснения. Вручить свою жизнь Ему…

И вдруг приехала Лена… Приехала и говорит: «Я тебя люблю». Передо мной открылся мир… Я мог представить себе все что угодно… Семью, детей… Из полной темноты я попал в самый яркий свет… я был окружен светом… Ситуация, правда, ненормальная: у нее муж, трое детей, а она признается чужому мужчине в любви, пишет письма. Если бы я был на месте ее мужа… Да я бы! «Ты что — блаженная?» — «Любовь не бывает без самопожертвования. Какая же это любовь?» Я не знал. …Откуда я мог знать, что такие женщины есть? В тюрьме — как? Есть люди, есть суки — и все. А тут попался человек, из-за которого ночью не можешь сомкнуть глаз… Приедет — и плачет, и смеется. И всегда красивая.

Скоро мы расписались. А потом решили повенчаться… в тюрьме есть молельная комната… Вдруг ангел-хранитель посмотрит в нашу сторону…

До встречи с Леной я ненавидел всех женщин, я думал, что любовь — лишь гормоны. Желание тела… А она не боится этого слова, часто его употребляет: «Люблю! Люблю!». Я тогда сижу, не шевелюсь. А все это… как вам сказать… Я не привык к счастью. Иногда я ей верю. Хочу верить, что это правда — меня можно полюбить, разница между мной и остальными людьми только в том, что они считают себя хорошими, но человек себя не знает, познал бы — испугался. Разве я думал о себе, что я могу… Что из меня зверь может выскочить… Никогда! Я думал, что я хороший. Где-то у мамки хранятся тетрадки с моими стихами, если не сожгла. В другой раз… Мне страшно… Слишком долго я жил один, застрял в этом состоянии. Далеко от меня нормальная жизнь. Я стал злой и дикий… Чего я боюсь? Боюсь, что наша история — это кино, а кино мне не надо. Я, может, только жить начал… Хотели ребеночка… Она забеременела. И был выкидыш. Господь напомнил мне о моих грехах…

Страшно… Так страшно, что я хочу то себя убить, то… «Я боюсь тебя», — говорит она. И не уходит… Вот вам кино! Вот вам…

Из тюремных разговоров

— Бред! Бред! Дамочку к психологу надо…

— Я про таких женщин раньше только в книжках читал, про жен декабристов… Литература! А в жизни… Лена единственный такой человек, которого я встретил. И естественно, поначалу и я не верил: «Может, она ненормальная?». А потом вот что-то во мне перевернулось… Иисуса тоже считали сумасшедшим. Да она нормальнее всех нормальных!

— Один раз всю ночь из-за нее не спал. Вспомнил, что у меня тоже была женщина, которая меня сильно любила…

— Это ее крест. Она взяла его и несет. Настоящая русская баба!

— Знаю я Володьку… Жениха! Такой же ублюдок, как и я. Мне страшно за нее. Она не тот человек, который расписался и все, а ты там живи, как хочешь, она будет стараться быть женой. А что он может ей дать? У нас нет возможности чего-то дать. Кровавые мальчики в глазах. У нас единственная возможность есть — не брать, не принимать никакой жертвы. Весь смысл жизни у нас сейчас — не брать. Ну а если ты берешь, то ты опять кого-то грабишь…

— Да она счастливый человек. И она не боится быть счастливой.

— Вот в Библии… Бог не назван ни добротой, ни справедливостью… Он назван любовью…

— Даже батюшка… Приходит и подает мне руку через решетку и как можно скорее ее убирает, ему незаметно, а я это вижу. Все понятно — на моих руках кровь… А она стала женой убийцы, доверилась ему, хочет разделить с ним все. И каждый из нас теперь думает: значит, не все кончено. Если бы я о ней не узнал, насколько бы мне было тяжелее здесь.

— Какое их ждет будущее? Ни одной гадалке не дам ломаного гроша…

— Уроды! Какие могут быть чудеса? Жизнь — это не белый корабль с белыми парусами. Это куча говна в шоколаде.

— То, чего она ищет, чего ей надо, ни один человек на земле не даст — только Бог.

Их венчали в тюрьме. Все было как Лена себе и представляла: блеск свечей, золотые колечки… Церковный хор пел: «Исаия ликуй…».

Священник: «Имеешь ли ты, Владимир, свободное и доброе желание и твердое намерение взять себе в жены сию Елену, которую здесь видишь перед собой?»

Жених: «Имею, честный отче».

Священник: «Не обещался ли другой невесте?»

Жених: «Не обещался, честный отче».

Священник: «Имеешь ли ты, Елена, свободное и доброе желание и твердое намерение взять себе в мужья сего Владимира, которого видишь перед собой?»

Невеста: «Имею, честный отче».

Священник: «Не обещалась ли ты другому мужу?»

Невеста: «Не обещалась, честный отче».

Господи, помилуй…

Через год мы с Ирой Васильевой снова встретились.

Ее рассказ

— Наш фильм показали по центральному телевидению… Пришли письма от зрителей. Я обрадовалась, но… Что-то не так с миром, в котором мы живем. Как в том анекдоте: люди-то у нас добрые, а народ злой. Запомнилось: «Я — за смертную казнь, за утилизацию человеческих отбросов», «Таких уродов, как ваш герой, супермен-убийца, публично четвертовать надо на Красной площади, а в промежутках рекламу сникерса вставлять», «На органы их… пусть на них новое лекарство и химию испытывают…». Если заглянуть в словарь Даля, слово «доброта» от слова «добровать» — жить в обилии, добре… это когда есть прочность и достоинство… А всего этого у нас нет. Зло не от Бога. Слова святого Антония Великого: «Бог не есть виновник зла. Он даровал человеку разум, способность различать добро и зло…». Правда, были… помню и прекрасные письма, как это: «После вашего фильма я поверила в любовь. Кажется, Бог все-таки есть…».

Документ — это интрига… и ловушка… Для меня в документальном жанре есть один, я бы сказала, врожденный изъян: фильм снят, а жизнь продолжается. Мои герои не выдуманные, они живые, реальные люди, и они не зависят от меня — от моей воли, моих представлений или моего профессионализма, мое присутствие в их жизни случайно и временно. Я не свободна так, как они. Если бы могла… Я бы всю жизнь снимала одного человека. Или одну семью. Изо дня в день. Вот ведут ребенка за руку… едут на дачу… пьют чай и разговаривают, сегодня об одном, а завтра о другом… поссорились… купили газеты… сломалась машина… кончилось лето… кто-то плачет… Мы в этом пребываем, но многое происходит без нас. Помимо нас. Поймать момент или проследить какой-то отрезок времени — мне этого мало. Мало! Я не могу… не умею расставаться… Дружу со своими героями, пишу им, звоню. Встречаемся. Еще долго я «доснимаю» материал, перед моими глазами прокручиваются новые картинки. Так у меня «сняты» десятки фильмов.

Один из этих фильмов о Лене Раздуевой. Есть у меня блокнот с записями. Что-то вроде сценария фильма, которого не будет…

…Она страдает из-за того, что это делает, но не делать не может.

…Прошло несколько лет, прежде чем она решилась взять и прочитать его дело. Но она не испугалась: «Это ничего не отменяет, все равно я его люблю. Теперь я его жена перед Богом. Он убил человека, потому что тогда меня не было рядом с ним. Мне надо взять его за руку и вывести оттуда…»

…Там же на Огненном острове сидит бывший районный прокурор, вместе с братом зарубивший топором двух женщин — бухгалтера и кассира. Пишет книгу про себя. Даже на прогулки не выходит, жалеет время. Похитили они совсем небольшую сумму денег. Зачем? Не знает… Или слесарь, убивший жену и двоих детей… Ничего, кроме гаечного ключа, в руках до этого не держал, а сейчас вся тюрьма обвешана его картинами. Каждый из них обременен своими бесами, хочет выговориться. Убийство для палачей такая же тайна, как и для жертв…

…Подслушанный там разговор… «Ты думаешь, что Бог есть?» — «Если Он есть, то смерть — это еще не конец. Я не хочу, чтобы Он был».

…Что это — любовь? Володя — высокий, красивый, а Юра — карлик… Призналась мне, что как мужчина Юра даже больше ее устраивает… Только она должна… Вот муж у нее такой, с ним беда случилась. Надо держать его за руку…