Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 2 - Вальтер Скотт

Полковник, который к тому времени уже узнал Дэнди, подошел к нему, приветливо поздоровался с ним и сказал, что после его благородного поступка в Эдинбурге он в своей грубой куртке и охотничьих сапогах с честью мог бы занять место в любом из залов королевского дворца.

- Нет, нет, полковник, мы ведь люди простые, деревенские. Конечно, я рад был бы услыхать, что у капитана все переменилось к лучшему, а уж я знаю, что все на лад пойдет, коли мистер Плейдел за дело взялся...

- Верно, Динмонт, ты просто как Горный оракул говоришь, ну, а теперь помолчи. Кажется, наконец все сели. Выпьем по бокалу вина, а потом уже я начну допрос по всем правилам моего катехизиса. Теперь скажите нам, дорогой мой, сказал он, обращаясь к Бертраму, - а сами-то вы знаете, кто вы такой?

Несмотря на свое замешательство, наш неофит при этих словах невольно рассмеялся и ответил:

- Прежде я всегда думал, что знаю, но последние события заставляют меня в этом усомниться.

- Тогда расскажите нам, кем вы себя считали раньше.

- Я привык считать и называть себя Ванбестом Брауном, вольноопределяющимся *** полка, которым командовал полковник Мэннеринг. Полковник меня знает.

- Все это совершенно верно, - сказал полковник. - Я могу подтвердить, что это действительно мистер Браун, и добавить то, что он, по своей скромности, вероятно позабыл: он зарекомендовал себя как человек способный и храбрый.

- Тем лучше, - заявил Плейдел, но это общие положения. Скажите мне, мистер Браун, где вы родились?

- Насколько я знаю, в Шотландии, но где именно, сказать не могу.

- А где выросли?

- Ну, конечно, в Голландии.

- А у вас не осталось никаких, воспоминаний о годах детства, проведенных в Шотландии?

- Только самые смутные. Но я хорошо помню, что в детстве меня и любили и баловали, и, вероятно, это воспоминание еще отчетливее оттого, что потом со мной обходились очень сурово. Я смутно припоминаю красивого мужчину, которого я звал папой, и болезненную женщину, должно быть мою мать, но воспоминания эти очень неясные и путаные. Я помню еще какого-то высокого, худого и доброго человека, он ходил всегда в черном, учил меня читать и гулял со мной, и, кажется, в последний раз-Тут Домини не мог уже больше сдерживать себя. С каждым словом, которое он слышал, он все больше убеждался, что видит перед собой сына своего благодетеля. Ценою огромных усилий, он не давал воли своим чувствам, но когда, перебирая в памяти образы детства, Бертрам дошел до своего учителя, он уже больше не мог утерпеть. Он вскочил, сложил руки и, весь дрожа, со слезами на глазах, громко закричал:

- Гарри Бертрам, посмотри, неужели ты меня не узнаешь?

- Да, - воскликнул Бертрам, вставая с места, будто свет озарил его вдруг, - да, Гарри, так меня действительно звали! И это действительно мой милый учитель, я узнаю его и по голосу и по виду!

Домини бросился в его объятия; он несчетное число раз прижимал его к груди, охваченный буйным восторгом, от которого сотрясалось все его тело, безудержно всхлипывал, а потом, как выразительно говорится в Библии, возвысил голос и громко зарыдал.

Полковник Мэннеринг тоже взялся за платок; Плейдел морщился и протирал очки, а добряк Динмонт два раза громко всхлипнул и сказал:

- Это же просто черт знает что! Такого со мной ни разу не бывало с тех пор, как я старуху мать похоронил.

- Ну довольно, довольно, - сказал наконец адвокат. - Тише, суд идет. Нам еще много всего предстоит сделать; надо, не теряя времени, собрать нужные сведения; придется, по-видимому, кое-что предпринять сейчас же, не дожидаясь утра.

- Я велю тогда оседлать лошадь, - предложил полковник.

- Нет, нет, успеется. С этим можно еще подождать... Только знаете что, Домини, довольно. Я уже дал вам излить ваши чувства. Время ваше истекло. Позвольте мне продолжать допрос.

Домини привык повиноваться всем, кто этого требовал. Он снова плюхнулся в кресло и покрыл лицо клетчатым носовым платком, воспользовавшись им, как некогда греческий художник - покрывалом. По сложенным рукам можно было догадаться, что он погрузился в благодарственную молитву. Он то выглядывал из-за своего покрывала, как будто с тем, чтобы удостовериться, что радостное видение не растаяло в воздухе, то опускал глаза и снова благоговейно молился про себя, пока наконец внимание его не привлекли вопросы адвоката.

- А теперь, - сказал Плейдел, после того как он тщательно расспросил нашего героя о самых ранних воспоминаниях детства, - а теперь, мистер Бертрам, - я думаю, мы должны уже называть вас вашим настоящим именем, - сделайте милость, расскажите подробно все, что вы припоминаете о вашем отъезде из Шотландии.

- События этого дня, сэр, действительно были так ужасны, что оставили в памяти неизгладимый след, но, должно быть, именно этот ужас и смешал в одно все подробности виденного тогда. Помню, я где-то гулял, по-моему это было в лесу...

- Ну да, это было в Уорохском лесу, мой мальчик!

- Молчите, мистер Сэмсон, - прервал его адвокат.

- Да, это было в лесу, - продолжал Бертрам, в памяти которого давно прошедшие и смутные образы начали укладываться в каком-то порядке, - и кто-то там был со мной, по-моему вот этот почтенный и добрый человек.

- Ну да, конечно, Гарри, да благословит тебя господь, это был я.

- Тише, Домини, не мешайте ему рассказывать, - остановил его Плейдел. Итак, что же дальше? - обратился он снова к Бертраму.

- Так вот, сэр, - продолжал Бертрам, - все перемешалось, будто во сне, и мне показалось, что я еду с ним на лошадь.

- Нет, нет, - вскричал Сэмсон, - никогда я не подвергал такой опасности ни тебя, ни себя!

- Честное слово, это просто невыносимо! Слушайте, Домини, если вы еще хоть слово скажете без моего позволения, я произнесу три заклинания из книги черной магии, проведу тростью над своей головой три круга, развею все чары сегодняшней ночи, и Гарри Бертрам снова превратится в Ванбеста Брауна.

- Почтенный и достойный сэр, - простонал Домини, - я покорнейше прошу извинить меня, это было просто verbum volans[326].

- И все-таки, nolens volens,[327] не распускайте язык, - сказал Плейдел.

- Прошу вас, помолчите, мистер Сэмсон, - сказал полковник. - Для вашего вновь обретенного друга очень важно, чтобы вы дали мистеру Плейделу спокойно продолжать допрос.

- Я нем, - отвечал усмиренный Домини.

- Вдруг, - продолжал Бертрам, - на нас кинулись несколько человек и стащили нас с седла. Больше я ничего почти не помню, кроме того, что началась отчаянная схватка, я хотел убежать и попал в руки очень высокой женщины, которая вышла из-за кустов и меня защищала. Остальное спуталось в памяти, но все дальнейшее было ужасно. Я только смутно помню морской берег, пещеру, мне дали там выпить чего-то крепкого, и я тут же уснул и долго спал. Словом, дальше все скрывается в каком-то мраке, и потом я помню себя уже юнгой на корабле, где со мною очень жестоко обращались и морили голодом, а потом школьником в Голландии: там меня взял к себе один старик купец, который ко мне благоволил.

- А о вашей родне он вам ничего не рассказывал?

- Рассказывал, но очень мало, и просил больше ни о чем не спрашивать. Меня уверили, что отец мой занимался контрабандной торговлей на восточном берегу Шотландии и что он был убит в схватке с таможенными, что судно его голландских сообщников стояло в то время у берега и что команда судна принимала участие в схватке. Когда эти люди увидели, что я остался сиротой, они пожалели меня и увезли с собой. Став старше, я понял, что эта история никак не вяжется с моими собственными воспоминаниями, но что мне было делать? Я никак не мог разрешить моих сомнений, у меня не было ни одного друга, которому я мог бы рассказать их, чтобы с ним потом все обсудить. Дальнейшая моя жизнь известна полковнику Мэннерингу. Я поехал в Индию и сделался там конторщиком одного голландского торгового дома. Но их дела пошли плохо, и я поступил на военную службу, где, смею думать, выполнял свой долг с честью.

- Вы славный малый, я за это ручаюсь! - воскликнул Плейдел. - И раз вы столько лет были сиротой, я хотел бы сам иметь право заменить вам отца. Ну, а это дело с молодым Хейзлвудом?

- Простая случайность, - сказал Бертрам. - Я просто путешествовал по Шотландии и, погостив с неделю у моего друга, мистера Динмонта, с которым я познакомился дорогой...

- Это мне прямо-таки счастье подвалило. Без него я совсем бы пропал, когда на меня эти два стервеца кинулись, - сказал Динмонт.

- Вскоре после того, как мы расстались в городе.., воры украли у меня все мои вещи. Живя в Кипплтрин-гане, я случайно встретился с Хейзлвудом - в то время как я подошел поздороваться с мисс Мэннеринг, которую я знал еще в Индии. Взглянув на мою одежду, Хейзлвуд решил, должно быть, что я какой-нибудь бродяга, и довольно высокомерно приказал мне отойти. Это и послужило поводом к столкновению, в котором я имел несчастье его ранить. Теперь я ответил на все ваши вопросы, и поз-, вольте мне...