Мир приключений № 4, 1959 - Михаил Ляшенко

Похоже, что нейтрид сильно заряжается отрицательным зарядом, но когда мы вытаскиваем нейтридную пластинку из камеры, то никакого заряда нет!.. — Он даже топнул ногой, остановился и снизу вверх посмотрел на меня. — Нет! Если был заряд, то уйти он не мог: нейтрид — идеальный изолятор; если его не было, то почему же отталкиваются мезоны? Какие-то потусторонние силы, мистика, что ли? У нас это происходит уже десятый раз…

— Да, но при чем здесь мезоний? — возразил я.

— Видите ли… — Иван Гаврилович попытался пригладить волосы за лысиной, но они от этого только взъерошились. — Я уже сказал, что мезоний — это цель. Как бы это вам объяснить?.. Знаете, меня всегда мало увлекали те исследования, которые проводятся только ради выяснения какого-то явления, исследования ради исследований, если хотите. Такие эксперименты у меня, откровенно говоря, и получались неважно… Я привык ставить себе цель: что весомого, ощутимого дадут исследования? Грубо говоря: что это даст для людей? Пусть будет далекая цель, но необходимо ее иметь — поиски становятся целеустремленнее, мысль работает живее. Так вот: такой далекой целью — а может быть, и не очень далекой, кто знает? — нынешних наших с Алексеем Осиповичем исследований и является мезоний.

— Что ж, — сказал я, — как мечта — это великолепно! Но как идея для экспериментов — нереально.

— И с этим человеком я когда-то искал нейтрид! — Иван Гаврилович рассердился. — Давно ли нейтрид был нереален? Конечно, против того, чего еще нет, можно привести тьму возражений. А не лучше ли поискать доводы в защиту идеи? По-моему, мы на верном пути: мы облучаем ртуть мезонами и получаем нейтрид. А мезоны родственны ядерным силам, которые действуют внутри нейтрида. Если и можно получить мезоний, то только через нейтрид!..

— Да нет же, Иван Гаврилович! — Меня задело его восклицание, и я тоже начал сердиться. — Рассудите сами: нет и не может быть ни одного вещества, которое естественным образом, само по себе распадалось бы не на нуклоны, а на мезоны! Это принципиально невозможно, потому что распад на мезоны требует несравненно большей энергии, чем распад на нуклоны. Ведь не случайно все радиоактивные вещества распадаются с выделением электронов, нейтронов, протонов, альфа-частиц, — словом, чего угодно, только не мезонов!..

Некоторое время мы шли молча. Парк уже кончался, за желтыми кленами была видна фигурная изгородь, а за ней — шумная, сверкающая автомобилями улица.

— Значит, я напрасно тратил порох! — сказал Иван Гаврилович. — А жаль, мне хотелось увлечь вас этой идеей, хотелось, чтобы и вы поразмышляли. Мне сейчас как раз не хватает человека с исследовательской жилкой, а вы это можете… Значит, вас это не увлекает?

— По-моему, нужно усовершенствовать мезонаторы: нейтрид в них может дать многое, — ответил я. — Как они ни плохи, но это более реальная возможность увеличить выход нейтрида…

Теперь молчание стало совсем тягостным, и я с облегчением увидел ворота парка. Мы вышли на улицу, Иван Гаврилович хмуро протянул руку:

— Ну, мне прямо. А вон ваш троллейбус — спешите. И… знаете что? — Он из-под очков внимательно посмотрел на меня. — Не вырабатывается ли у вас от заводской сутолоки косность мысли, а? Не утрачиваете ли вы способность чувствовать неизведанное? Это плохо для исследователя. А вы исследователь, не забывайте это!.. Впрочем, до свиданья.

Мы попрощались и разошлись. Неловкий разговор получился. Плохие мезонаторы, абстрактный мезоний, опыты по облучению нейтрида… Словом, мы не поняли друг друга.

27 октября. Что-то последнее время меня все раздражает: и непонятливость операторов, и поломки в мезонаторах, пыль на стеклах приборов… Страшно много мелочей, на которые уходит почти весь день. Неужели Голуб прав, и я действительно утрачиваю способность увидеть новое за множеством мелочей?

Нет, все-таки его мезоний — дело нереальное… Но почему же у них нейтрид отталкивает мезонный пучок? Интересно, пробовали ли они измерить его заряд прямо в камере мезонатора, в вакууме? Нужно, когда увижусь, посоветовать.

31 октября. Сегодня мы с Кованько заметили интересное явление.

Мы ремонтировали 14-й мезонатор (который за особую зловредность и склонность к поломкам инженеры прозвали „тещин мезонатор“), отлаживали настройку мезонного луча. И вот через раструб перископа, когда был погашен луч, мы увидели в темноте камеры редкие вспышки — будто мерцают далекие голубые звездочки.

Что это за звездочки? Может быть, на стенках из нейтрида осаждается какое-то радиоактивное вещество? Но ведь нет таких веществ, распад атомов которых можно увидеть простым глазом…

2 ноября. Ну, это что-то невероятное!

Дело вот в чем. Все наши мезонаторы работают по принципу „вечного вакуума“: в самом начале, когда запускали цех, из них выкачали воздух, и в главные камеры воздух никогда не впускается, иначе пришлось бы перед каждой операцией в течение недели снова откачивать воздух, пока давление не понизится до стомиллиардной доли миллиметра ртутного столба. Воздух допускается только во вспомогательные камеры. А то, что может просочиться в главные камеры, непрерывно откачивается нашей мощной вакуум-системой.

Мы настолько привыкли к тому, что стрелки вакуумметров стоят на делении 10–11 мм ртути, что уже больше месяца не обращали на них внимания. А вчера посмотрели — и ахнули: почти на всех мезонаторах вакуум повысился до 10–20 мм ртути!.. Ведь это почти пустота межпланетного пространства! Почему? Насосы этого дать не могут, они даже из собственного объема не в состоянии откачать воздух до такой степени разреженности — такого вакуума не может быть, однако он есть…

И еще: за эти дни мерцания голубых звездочек заметили почти во всех мезонаторах. Почему-то наиболее густо эти звездочки мерцают у основания нейтридных стен камер. И интересно: чем больше в мезонаторе звездочек, тем выше вакуум…

На выход нейтрида оба эти явления никак не влияют: ни мерцания, ни фантастически хороший вакуум.

Но что же это такое? Вероятно, связано с тем, что камеры мезонаторов сделаны из нейтрида. Пожалуй, Голуб прав: мы не знаем что-то очень важное о нейтриде — то, что дает и его эффект отталкивания мезонов, и эти эффекты… Нужно обязательно поговорить с Иваном Гавриловичем».

ВСПЫШКА

Случилось так, что Яков Якин в этот ноябрьский вечер надолго задержался в лаборатории.

За окнами уже синело. Лампочки под потолком лили неяркий желтый свет. Сослуживцы Якова — старик инженер Оголтеев и техник Фрумкин — уже оделись и нетерпеливо посматривали на часы. Только что закончился очередной опыт с нейтридом. Пробоя снова не получилось: голубые ленты мощного коронного разряда огибали будто заколдованную пластинку нейтрида и с треском уходили в землю.