Утонуть в крови : вся трилогия о Батыевом нашествии - Виктор Поротников

Две первые дочери, рожденные Феодосией, умерли еще во младенчестве. Третья дочь, Звенислава, ныне сама стала невестой на выданье. Ей недавно исполнилось шестнадцать лет. Звенислава, как и ее мать, блистала красотой. Василий, сын Феодосии, был на год моложе Звениславы. Он появился на свет в год злосчастной для русичей битвы на Калке. Отец Василия так и не увидел своего первенца, сложив голову в сече с татарами.

Чертами лица княжич Василий уродился в мать, у него были нежные щеки и подбородок, на которых пока еще не проступила первая мужественная поросль. Синие глаза княжича, его длинные изогнутые ресницы и красиво очерченные уста были предметом постоянных подтруниваний со стороны Звениславы, которая шутливо замечала брату, мол, телом он — отрок, а лицом — отроковица. Порой это злило Василия, хотя с годами он стал терпимее относиться к беззлобным насмешкам своей острой на язык сестры.

Поскольку разница в возрасте у Василия и Звениславы была совсем небольшая, между ними с детских лет установились доверительные отношения. Звенислава не бывала так откровенна с лучшими подругами, как со своим братом. Даже от матери Звенислава имела секреты, но она никогда и ничего не утаивала от брата. Всеми радостями и тревогами Звенислава прежде всего делилась с Василием.

Вот и на этот раз, услышав, какие разговоры ходят по княжескому терему, Звенислава первым делом разыскала брата. Василий сидел за столом в своей светлице и листал толстую книгу в кожаном переплете. Это было сочинение Прокопия Кесарийского о войнах византийцев с персами, вандалами и остготами, переведенное с греческого на русский язык. Эту книгу подарил Василию его крестный отец Анфим Святославич.

— Глазам не верю! — сердито воскликнула Звенислава, стремительно подойдя к Василию по скрипучим половицам. — Вокруг творятся такие события, а мой братец как ни в чем не бывало книги почитывает!

— Сядь, сестра! — спокойно проговорил Василий, подняв глаза на Звениславу. — Ты так взволнована, словно вот-вот наступит конец Царствию Божию. Успокойся.

Однако для стремительной Звениславы это было выше сил.

— О каком спокойствии ты молвишь, братец! — Звенислава резким движением захлопнула книгу, лежащую на столе перед Василием. — Изяслав Владимирович тянет под венец нашу мать, а ты даже не чешешься! Недоумок, ты же стола княжеского лишишься, ежели Изяслав Владимирович станет законным супругом нашей матери. Не книжки листать надо, братец, а гнать отсюда в шею Изяслава Владимировича! Он же прохвост и негодяй!..

Внезапно скрипнула дверь и в светлицу вступила Феодосия Игоревна в длинном лиловом одеянии греческого покроя, в белом платке и небольшой круглой шапочке из блестящей малиновой парчи. По лицу княгини было видно, что она услышала последнюю гневную фразу дочери. Плотно притворив за собой тяжелую дверь, Феодосия Игоревна приблизилась к столу и опустилась на другой стул. Вид у нее был унылый и потерянный. Прежде чем заговорить, Феодосия Игоревна пристально взглянула на сына и дочь, как бы прося у них прощения за то, что им сейчас предстояло услышать.

— Дети мои, ради нашего благоденствия решилась я сочетаться браком с Изяславом Владимировичем, — с печальным судорожным вздохом промолвила Феодосия Игоревна. — За ним сила и ратное умение, все князья-Ольговичи с ним считаются. Бояре наши признали разумным это мое решение. Хочу услышать и ваше мнение, чада мои.

— Матушка, не выходи замуж за Изяслава Владимировича, — воскликнула Звенислава, обняв мать за плечи. — Он же старый совсем, а ты такая красавица! У вас же разница в возрасте двадцать лет. К тому же Васятку нашего Изяслав Владимирович стола княжеского может лишить. Какое же это благо?

— Неужто все наши бояре горой стоят за Изяслава Владимировича? — спросил Василий, посмотрев в глаза матери. — Не может этого быть.

— Конечно, не все, сынок, — ответила Феодосия Игоревна. — Никифор Юшман выступил против этого брачного союза. Увар Иванович с ним тоже заодно. Ефим Срезень хоть и не был на совете, но мнение свое высказал через сына своего. Не люб ему Изяслав Владимирович.

— Самые здравомыслящие из наших бояр не купились на речи и обещания Изяслава Владимировича, — сказала Звенислава, — а такие, как Матвей Цыба, готовы любому князю кланяться, лишь бы головой не рисковать и мошну свою сберечь. Я и Матвея Цыбу прогнала бы к чертям из Козельска! Коль ему по душе Изяслав Владимирович, вот и пусть проваливает со своим семейством к нему в Путивль!

— Напрасно наши бояре сомневаются в том, что в случае опасности я не смогу возглавить козельскую дружину, — нахмурился Василий. — Мой дядька Гудимир исправно военному делу меня обучает. Я и мечом неплохо владею, и на коне крепко сижу, из лука стрелять умею не хуже моих гридней. А то, что голос мой не слышен среди прочих голосов князей-Ольговичей, так это до поры до времени. Пройдут и мои младые годы, а им на смену придет мое возмужание. На сем испокон веку стоит род людской.

— Верно молвишь, братец! — Звенислава взъерошила своей быстрой рукой светлые кудри на голове Василия. — И Ярослав Мудрый некогда отроком был, но, возмужав, стал прославленным князем на Руси. От него ведут свой род Ольговичи и Мономашичи. На него тщатся походить иные из нынешних князей, завидуя его мудрости и славе. Кто знает, какая судьба уготована Богом нашему Василию? — Звенислава подмигнула матери. — Ведь он, как и Ярослав Мудрый, немало книг прочитал, греческий язык выучил, Ветхий и Новый Заветы наизусть вызубрил. Не пристало нашему Василию делить отцовский удел с Изяславом Владимировичем, который до седых волос дожил, но так и не стал честным и справедливым. Матушка, иль тебе неведомо, что люди говорят об Изяславе Владимировиче?

Звенислава вновь прильнула к матери, прижавшись своей румяной щекой к ее щеке.

— Что ж, дети мои, — после краткой паузы сказала Феодосия Игоревна, — ваши слова упали на самое дно души моей. Наперекор вам я пойти не могу. Ваше мнение для меня весомее мнения моих бояр. Отвечу я отказом на сватовство Изяслава Владимировича. У меня у самой сердце не лежит к нему. Нельзя, переступая через себя, под венец идти.

Встав из-за стола, Феодосия Игоревна сначала поцеловала дочь, потом сына. На ее оживившемся повеселевшем лице явственно проступили оттенки радостного облегчения, словно тяжкий груз вдруг разом свалился с ее плеч.

Звенислава, взвизгнув от радости, заключила мать в крепкие объятия. Василий тоже вскочил, едва не опрокинув стул, обнял сразу и мать и сестру.

Глава третья

Купава

С малолетства подле княжича Василия находились два воспитателя. Один был молодой священник по имени Созонт. Другой был дружинником, его звали Гудимиром. Созонт обучал Василия грамоте и мирским наукам, а Гудимир наставлял княжича в воинском мастерстве. Когда Василию исполнилось пятнадцать лет, его занятия с Созонтом заметно сократились, поскольку к этому времени начитанный священник успел передать своему воспитаннику почти все свои знания. Для постижения новых иноземных языков и наук надлежало ехать в Киев, но княгиня Феодосия Игоревна запретила сыну даже мечтать об этом. За последние пятнадцать лет Киев не единожды подвергался разграблению русскими же князьями, которые пытались силой вырвать друг у друга этот высокий великокняжеский стол.

По настоянию Феодосии Игоревны дружинник Гудимир теперь чуть ли не ежедневно обучал Василия всему тому, что должен знать и уметь опытный воин.

«Времена ныне лихие, — любила повторять сыну Феодосия Игоревна, — от врагов спасет меч, а не книга. Ум ныне не в чести, зато опытных воителей все князья уважают и опасаются!»

После размолвки с Изяславом Владимировичем, который уехал из Козельска глубоко оскорбленным, не добившись взаимности у Феодосии Игоревны, местная знать раскололась на две враждебные группы. Часть бояр во главе с Матвеем Цыбой настаивала на том, чтобы княгиня Феодосия поскорее исправила свою ошибку, либо повинившись перед Изяславом Владимировичем, либо выразив свою полную покорность Михаилу Всеволодовичу.

«Иначе кто-нибудь из них выгадает момент и опустошит Козельск дотла! — молвил Матвей Цыба. — Гордая княгиня Феодосия с огнем играет, сама того не ведая. Не пожелала она делить ложе с Изяславом Владимировичем, так дождется того, что разделит могилу вместе со своим сыночком!»

Самые воинственные из козельских бояр возражали Матвею Цыбе и его сторонникам, говоря, что до сих пор ни одно вражеское войско не смогло взять штурмом их град.

«В былые времена под стенами Козельска стояли враждебные полки многих князей, когда суздальские Мономашичи пытались отнять вятские земли по Оке у черниговских Ольговичей, — заявлял Никифор Юшман. — Однако ни разу Козельск не был взят на щит. Валы и рвы вокруг нашего града сработаны на века! Таких укреплений нет даже в Чернигове! Михаил Всеволодович обломает зубы, коль сунется к нам с враждебным умыслом. Не страшен нам и Изяслав Владимирович, в его полку воинов немногим больше, чем у нас».