Спецназовец. Взгляд снайпера - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но после паузы припрятанные по всему дому микрофоны снова донесли до Юрия голос майора Молоканова, и это означало, что теперь с Зулусом покончено. Каким бы неприятным типом ни казался майор и какие бы грязные дела за ним ни числились, Басалыгин говорил правду, называя его профессионалом – настоящим опером, как он выразился. Взятки, вымогательство, крышевание криминала – все это умеет и всем этим в той или иной степени занимается едва ли не каждый российский мент. Но не каждому по плечу вычислить маньяка, не каждый отважится остаться с ним наедине, и далеко не у каждого хватит духа вот так, прямо в глаза, сказать своему непосредственному начальнику: попался, маньячина! Молоканов оказался на это способен, и за это ему многое можно простить.
В свете того, что Юрий обнаружил на даче, логика майора выглядела безупречной, а доказательства вины Басалыгина – неопровержимыми. Юрий знал, что Павел Макарович пару лет назад овдовел, но то, при каких обстоятельствах умерла жена полковника, стало для него открытием. Да и о том, что приключилось с ее убийцами, Басалыгин ему не рассказывал – надо полагать, из скромности.
В наушнике послышался скользящий лязг отодвигаемого засова, скрипнули дверные петли, что-то щелкнуло – кажется, выключатель. Судя по этим звукам, Молоканов решил осмотреть гараж. При этом он тихонько насвистывал что-то бодрое, жизнерадостное, и Юрию подумалось, что он все-таки чертовски неприятный тип. Басалыгин, перебивший кучу народа и пытавшийся свалить свою вину на человека, который спас ему жизнь, как ни странно, вызывал у Юрия больше симпатии, чем майор, в одиночку изловивший маньяка и фактически снявший с Якушева все обвинения.
Вспомнив об обвинениях, Юрий озабоченно почесал затылок. Больше всего на свете ему сейчас хотелось просто поехать домой, принять душ и хорошенько выспаться, чтобы, встав с постели, начать жить с чистого листа, как будто всей этой поганой истории с отрезанными головами и вовсе не было.
Но вот беда: не считая его самого, о том, что он невиновен, пока что знали только два человека, и оба они в данный момент находились на даче Басалыгина. Изобличенный маньяк в полковничьих погонах почему-то молчал как рыба, не торопясь парировать обидный выпад Молоканова, обозвавшего его идиотом, а сам майор вел себя как-то странно, в силу неизвестных Юрию Якушеву причин не торопясь ставить мир в известность о своем триумфе. Тем более он не торопился объявлять миру о невиновности подозреваемого Якушева, а значит, упомянутый гражданин все еще числился в розыске и мог быть задержан, а то и убит первым же повстречавшимся на пути домой нарядом милиции. Не то чтобы Юрий сильно этого боялся, но это ему вовсе не улыбалось.
Он забросил винтовку за спину и стал спускаться с дерева. В свете услышанного посредством размещенных на полковничьей даче скрытых микрофонов изображать белку было глупо с самого начала. Но береженого Бог бережет: Юрий по-прежнему считал, что лучше часок посидеть на дереве и выставить себя перестраховщиком, так и не дождавшись группы захвата, от которой прятался, чем, положившись на авось, угодить в крепкие, надежные, но, увы, неласковые руки столичного ОМОНа.
Спрыгнув с двухметровой высоты, он отряхнул ладони, почистил одежду и только тогда обнаружил, что, оказывается, забыл на дереве тряпку, в которую была завернута винтовка. Людей на дачах было немного, но они присутствовали, и зрелище, которое являл собой человек в городской одежде с оснащенной телескопическим прицелом и глушителем автоматической винтовкой за плечом, вряд ли могло оставить их равнодушными.
Лезть обратно на дерево ради заскорузлой тряпки не хотелось, нужда в винтовке отпала, так толком и не появившись. Якушев зевнул, почесал в затылке и побрел к своей машине, до которой, по счастью, было рукой подать.
Роса на траве уже высохла, становилось по-настоящему тепло, но сухой, настоянной на сосновой живице духоты, которая частенько царит в лесу в разгар летней жары, не было и в помине. Дышалось легко и свободно; молодые, еще клейкие листья берез поблескивали, как лакированные; под ногами пружинил изумрудный мох, усеянный россыпями невзрачных лесных цветов. Над головой в кронах деревьев перекликались птицы; одна вдруг вспорхнула у Юрия чуть ли не из-под ног и, шумно хлопая крыльями, скрылась в лесу. Она летела низко, строго по прямой и притом с такой скоростью, словно ею выстрелили из катапульты и при помощи крыльев она не разгонялась, а, наоборот, пыталась затормозить.
В наушнике, принимавшем прямую трансляцию из дома Басалыгина, все оставалось по-прежнему: Молоканов насвистывал, иногда даже напевал, что-то передвигал со скрежетом и стуком и даже не думал вызывать подкрепление. «Улики ищет, – подумал Юрий. – Ну, этого добра там сколько угодно! Интересно все-таки, что он сделал с Мамонтом? Стрельбы не было, так неужели зарезал? Да нет, бредятина полная. Скорее уж, гражданин полковник хранит гордое молчание. Обиделся, наверное, не ожидал от несчастного майоришки-лихоимца такого вопиющего нарушения субординации…»
В просвете между деревьями блеснул слегка запыленный борт. Машина, будто маскировочной сетью накрытая подвижной кружевной тенью нависающих над дорогой ветвей, дожидалась Юрия там, где он ее оставил. Сверху опять послышалось жужжание и стрекот механической стрекозы, и, задрав голову, Якушев успел увидеть скрывающиеся за макушками деревьев сине-желтые крылья параплана. Он отпер машину, бросил винтовку на заднее сиденье и, поколебавшись секунду, сел за руль. Спешить не хотелось, но и откладывать непростой разговор с Молокановым вряд ли имело смысл.
«Раньше сядешь – раньше выйдешь», – подумал Юрий и решительно повернул ключ в замке зажигания. Посторонний предмет в ухе раздражал, и, поскольку нужда в нем уже отпала, Якушев вынул наушник и оставил его болтаться на гибком, закрученном мелкой спиралью шнуре. Дав задний ход, он аккуратно вывел машину из ее временного убежища на дорогу и развернул носом в сторону дачного поселка.
Глава 19
Полковник Басалыгин очнулся и с легким недоумением обнаружил, что он мокрый. Вода капала с
