Время «Икс»: Пришельцы - Роберт Силверберг

Ну наконец-то и Халиду предоставился случай сказать что-то, имеющее смысл.

— Когда я убил Пришельца в Солсбери, тот, что стоял рядом с ним на платформе, забился в ужасных конвульсиях. На мгновение у меня даже мелькнула мысль, что я застрелил и его тоже, хотя вскоре стало ясно, что это не так. Наверно, ты прав: их разумы связаны между собой.

— Видите? Видите? — ликующе воскликнул Энсон.— Вот вам и подтверждение! Какого черта ты столько времени молчал об этом, Халид? Значит, ты застрелил одного, а другой забился в конвульсиях. Спорю, что Пришельцы во всем мире тоже забьются в конвульсиях, если сразить Главного!

— Все это нуждается в проверке,— вмешался Стив.— В частности, нужно выяснить, наблюдал ли кто-нибудь необычное поведение Пришельцев сразу после убийства в Солсбери.

Энсон кивнул.

— Правильно. И если выяснится, что гибель одного из Пришельцев, причем сравнительно заурядного, так или иначе отразилась на других по всему миру… и если мы сумеем найти и убить Главного… Ну, Халид, ты понял, к чему я клоню? — спросил Энсон.

Халид перевел взгляд на разбросанные на столе бумаги.

— Конечно. Вы хотите убить Главного.

— Точнее говоря, мы хотим, чтобы ты убил Главного!

— Я? — Халид засмеялся.— Ну нет, Энсон!

— Нет?

— Нет. Я не хочу этого делать. Нет, Энсон. Нет.

Такой ответ, казалось, ошеломил собравшихся, словно у них внезапно выбили почву из-под ног. Обычно бледное лицо Энсона побагровело от ярости, Майк пробормотал что-то, обращаясь к Лесли, а потом и Стив зашептал ей на ухо.

Лесли, сидевшая рядом с Халидом, подняла на него взгляд:

— Почему нет? Ты же единственный, у кого в этом деле есть опыт.

— Но у меня нет никаких причин убивать Главного. Если он вообще существует.

— Боишься? — спросил Майк.

— Нисколько. Я, конечно, могу погибнуть в результате этой попытки, что было бы нежелательно, потому что у меня есть маленькие дети, и я хочу, чтобы у них был отец. Но я не испытываю страха. Просто мне безразлично.

— Что тебе безразлично?

— Весь этот проект убийства Пришельцев. Да, я убил одного из них, когда был мальчиком, но на то были особые причины, имевшие значение только для меня одного. Больше этих причин не существует. Это вы хотите убивать Пришельцев, а не я.

— Ты не хочешь, чтобы они покинули наш мир? — спросил Стив Геннет.

— Меня это совершенно не волнует, пусть хоть остаются тут навсегда,— спокойно ответил Халид.— Кто правит миром — не моя забота. Насколько я понимаю, счастья тут не было и до появления Пришельцев, по крайней мере это относится к моей семье. Все они умерли еще до того, как я появился на свет; все, за исключением одного человека. Но теперь у меня есть свои дети, и в этом я нашел свое счастье. Впервые в жизни я ощутил его вкус. Все, чего я хочу, это оставаться здесь и растить своих детей, а вовсе не отправляться неизвестно куда, чтобы попытаться убить какое-то странное существо, ничего для меня не значащее. Может, я уцелею, а может и нет. Почему я должен рисковать? Что это мне даст?

— Халид…— начал было Энсон.

— Я понятно объяснил? Во всяком случае, я старался.

Сорвалось. Халид оказался для них таким же чужим, как сами Пришельцы.

Они отпустили его. Он вернулся в хижину, открыл ящик с инструментами и попросил Джилл встать в прежнюю позу. О том, что только что произошло в штурманской рубке, не было сказано ни слова. Дети порхали вокруг — Халифа, Рашид, Джасмина, Аисса, Халим — обнаженные, прекрасные. При взгляде на них сердце Халида переполняла радость. Аллах добр; Аллах привел его на эту гору, дал ему необычную красавицу Джилл, и она родила ему чудесных детей. После всех перенесенных страданий для него началась полоса расцвета. С какой стати он должен пожертвовать всем этим ради каких-то глупых затей?

— Пришлите ко мне Тони,— попросил Энсон, когда Халид ушел.

Разговор братьев был недолог. Тони никогда не отличался ни глубоким умом, ни многословием. Он был на восемь лет младше Энсона и всегда относился к нему с глубочайшим почтением — любил его, боялся и безмерно уважал. Тони был готов сделать для брата все. Даже это, надеялся Энсон.

Он объяснил Тони, что поставлено на карту и в чем смысл предстоящей операции.

— Я хочу попытаться,— сказал Энсон.— Это мой долг.

— Ты в этом уверен?

— Уверен. Но первый, кто пройдет этим путем, может потерпеть неудачу. Если я не смогу убить Главного, ты готов стать следующим, кто рискнет предпринять еще одну попытку?

— Конечно,— тут же ответил Тони, даже не считая нужным обдумывать этот вопрос и все сопряженные с ним трудности и риск. Широкое, дружелюбное, ясноглазое лицо не затуманилось ни на мгновение.— Почему бы и нет? Все, что скажешь, Энсон. Ты главный.

— Это может оказаться непросто. Наверно, потребуются месяцы специальной подготовки. Или даже годы.

— Ты главный,— повторил Тони.

Спустя некоторое время, когда Халид заканчивал утреннюю работу, к нему подошел Энсон. Он выглядел даже напряженнее, чем обычно,— губы плотно сжаты, брови нахмурены. Они стояли среди галереи обнаженных деревянных Джилл.

— Ты говорил, что безразличен к идее убийства Пришельцев. И по-видимому, был безразличен к ней, даже когда убивал одного из них.

— Да. Это так.

— Как думаешь, Халид, ты мог бы научить кого-то такому же безразличию? Научить очищать свой разум от всего, что способно их насторожить?

— Можно попробовать. Но, боюсь, ничего не получится. С этой способностью надо родиться — так мне кажется.

— Наверно, ты прав. Но если все-таки попробовать?

— Попробовать можно всегда.

— Ты мог бы попытаться научить меня?

Готовность Энсона предпринять эту почти наверняка самоубийственную попытку испугала Халида. Абстрактно такой тип самоотверженности он, в принципе, понимал и допускал. Но Энсон, так же как и Халид, глава большой семьи — у него уже не то шестеро, не то семеро детей, а ведь он еще совсем молод, даже моложе Халида. Рейвен, пухлая маленькая широкобедрая жена Энсона, которую он нашел для себя где-то в окрестностях ранчо, с неизменной регулярностью год за годом производила на свет малышей. О том, что приближается весна, всегда можно было догадаться по появлению у Рейвен очередного ребенка. Неужели Энсон готов отказаться от той радости, которую дают подрастающие дети? Стоило ли терять все ради идиотской попытки убить какое-то ужасное существо из другого мира? Спорить с ним, однако, было совершенно бессмысленно.

— Ты никогда не научишься этому,— сказал Халид.— У тебя не тот характер. Безразличие не относится к числу твоих добродетелей.