Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна. Большой сборник - Марк Твен

— Но не проще ли будет, если мы дадим ему гусиное перо?

— Ну, слыханное ли дело, чтобы гуси бегали вокруг тюремной башни! Глупая ты голова! Заключенные всегда мастерят себе перья из какого-нибудь старого железа; а для этого им нужно много времени — недели, даже месяцы, потому что они точат свои перья об стену.

— А чернила? Из чего они делают чернила?

— Многие приготовляют их из ржавчины, разведенной слезами, но это больше подходит для женщин. Настоящие герои пишут кровью. Это же может сделать и Джим. Но когда ему понадобится подать о себе весть, он может написать вилкой на жестяной тарелке и выбросить тарелку за окно. Железная Маска так всегда поступал.

— У Джима нет жестяных тарелок, ему приносят еду в глиняной чашке.

— Это ничего не значит, мы ему достанем тарелку.

— Но кто же разберет, что он там нацарапает?

— Это совершенно безразлично, Гек! Лишь бы он написал и выбросил. Ведь в большинстве случаев узники пишут такими каракулями, что все равно не разберешь ни слова.

— Зачем же портить тарелки?

— Господи, до чего ты глуп! Ведь тарелка не принадлежит заключенному.

— Да не все ли равно!

Он хотел возразить, но мы услыхали звук рога, сзывающий к завтраку, и побежали домой.

Пробегая мимо веревки, на которой сушилось белье, я схватил простыню и белую рубашку и спрятал их в мешок, который тоже подцепил по дороге. Я называл это «взять взаймы». Том сказал, что это просто-напросто воровство. Но так как теперь мы воруем для узника, то в этом воровстве нет греха, и пока мы трудимся для узника, мы имеем право красть все, что понадобится, чтобы освободить его из тюрьмы. Так объяснил мне Том.

Он решил брать положительно все, что мы найдем необходимым для нас. Мне это было наруку, и своим правом я не замедлил воспользоваться. Но каково же было мое удивление, когда Том начал страшно бранить меня за то, что я украл у негра арбуз и съел его! Представьте себе, он заставил меня пойти к негру и заплатить за арбуз, потому что это просто воровство, а мы имеем право брать только то, что нам действительно нужно. Напрасно я старался убедить его, что арбуз мне действительно был нужен, так как я его съел с удовольствием.

— Нет, — говорил он, — ты, очевидно, не понимаешь разницы. Ведь для освобождения Джима арбуз не нужен?

— Не нужен.

— В том-то и дело. Конечно, если бы, например, понадобилось спрятать в арбуз нож, для того чтобы зарезать тюремщика, тогда другое дело, тогда можно.

Я был недоволен таким оборотом дела и перестал понимать, что можно и чего нельзя.

На другое утро, как я уже говорил, мы должны были дождаться, пока все уйдут на работу и двор опустеет. Затем Том стащил мешок с гнилушками в пристройку возле сарайчика, а я покуда караулил дверь. Когда он вернулся, мы уселись на дрова поболтать.

— Ну, теперь все налажено, — сказал он. — Только еще нужны орудия, но это нетрудно достать.

— Какие орудия? — удивился я.

— Как какие? А как ты будешь делать подкопы? Голыми руками? Нет, спасибо!

— Но ведь там есть старые, поломанные кирки и еще другие инструменты, которые можно пустить в дело.

Он посмотрел на меня так грустно, что я чуть не заплакал.

— Гек Финн, — сказал он, — слыханное ли дело, чтобы узники имели при себе кирки и лопаты! Сознайся, Гек, по совести, что у тебя нет ни капли здравого смысла. Уж лучше бы ему попросту отдать ключ — без хлопот!

— Хорошо. Если лопаты и кирки не годятся для этого дела, то что же годится? — спросил я его.

— Два настоящих перочинных ножа.

— Что! И перочинными ножами ты хочешь сделать подкоп?

— Да.

— Том, у тебя совсем ум за разум заходит.

— Все равно, заходит или нет, а так нужно по правилам. Во всех книгах, которые мне приходилось читать, всюду узники роют землю ножами. И заметь, не мягкую, рыхлую землю, а кремневую скалу, которая тверда, как железо. Конечно, такая работа тянется недели и месяцы. Возьми для примера узника, заключенного в башне замка Ифа, у Марсельской гавани. Он рыл, да рыл, да рыл, пока не прорыл себе выхода. А как ты полагаешь, сколько времени он этим занимался?

— Не знаю… месяца полтора.

— Как бы не так! Тридцать семь лет! И очутился он, где бы ты думал? В Китае! Вот это по-настоящему!

— Да ведь Джим никого не знает в Китае!

— Это ничего не значит. И тот никого не знал. Но удивительный ты человек: всегда вдаешься в мелкие подробности и не интересуешься главным.

— Ну, да хорошо! Я думаю, совершенно все равно, куда выйдет Джим, лишь бы он вышел. Но надо же принять во внимание, что Джим уже не молодой человек и не может копать себе выход в продолжение тридцати семи лет. Он и не проживет столько времени.

— Конечно, тридцать семь лет многовато.

— Сколько же времени мы будем рыть?

— Видишь, мы не можем теперь действовать по всем правилам, потому что не сегодня-завтра дядя Сайлас может получить из Орлеана уведомление о личности Джима. При таких тревожных обстоятельствах я считаю самым благоразумным — провести подкоп в два-три дня, но сделать вид, что мы работаем тридцать семь лет. Тогда, при первой же тревоге, мы возьмем нашего Джима и пустимся в путь. Кажется, так будет недурно!

— Вот это я понимаю, — сказал я. — Сделать вид ничего не стоит. Я готов притворяться, что мы копали землю хоть тысячу лет. Мне не жалко. А пока пойду посмотрю, не удастся ли стащить где два ножа.

— Возьми три, — посоветовал Том: — один понадобится, чтобы сделать из него пилу.

— Том, — сказал я, — может быть, это не будет против правил, если мы возьмем старую, заржавленную пилу, которая валяется за пристройкой?

Но он посмотрел на меня с такой тоской, что у меня пропала охота продолжать.

— Нет, — сказал он, — тебя никогда ничему не выучишь! Нечего и стараться. Ты человек отпетый. Поди и позаботься о ножах. Не забудь только — три.

— Не забуду.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Путешествие по громоотводу. — Кража ложек. — Собаки.

Все отправились спать очень рано. Мы спустились по громоотводу, вытащили осторожно из пристройки охапку гнилушек, которые должны были нам светить, и принялись за работу. Том полагал, что теперь мы находимся как раз против кровати Джима. Так как одеяло спадает до самой земли, дыры никто не заметит. Рыли мы, рыли, ковыряли, ковыряли нашими кухонными ножами, устали как собаки, натерли себе волдыри на всех пальцах, а к полуночи только и сделали, что еле заметную ямку.

— Ну, Том, — сказал я, — мы и за тридцать семь лет не справимся с этой работой. Тут работы на все тридцать восемь.

Он ничего не ответил, глубоко вздохнул и перестал ковырять. Я знал, что он размышляет.

Потом он сказал:

— Верно, Гек, этак мы ничего не сделаем. Вот если бы мы были настоящие узники, если бы у нас было много лет впереди, мы ежедневно рыли бы по нескольку минут; так бы проходили незаметно недели и месяцы, и волдырей у нас не было бы на руках, и все шло бы по правилам, как полагается. Но теперь мы не можем мешкать, мы должны торопиться. Если мы еще одну ночь поработаем тут, нам придется отдыхать две недели, чтобы волдыри зажили у нас на руках.

— Что же нам делать, Том?

— Очень просто. То, что я тебе скажу. Положим, это бессовестно, безобразно, неправильно, но у нас нет выбора. Мы должны освободить его как можно скорее, а потому станем работать кирками и сделаем вид, что это не кирки, а ножи.

— Браво, браво, Том! Наконец-то ты одумался! Киркой и нужно рыть, а нравственно это или безнравственно, для меня наплевать. Если мне нужно украсть негра, или арбуз, или книжку и для этого необходима кирка, я и беру ее в дело, а что подумают твои знаменитые узники, это меня не касается.

— Да, — отвечал он, — обстоятельства оправдывают нас. Но не будь такой оказии, я ни за что не допустил бы нарушения правил… Подай мне, пожалуйста, нож.

Возле него лежал его собственный нож. Я подал ему и свой, но он нетерпеливо отшвырнул его.

— Подай мне нож, Гек Финн!

Я стал втупик. В чем дело? Потом вдруг сообразил. Побежал в сарай и из груды разных сломанных орудий вытащил кривую кирку и молча вручил ему; он взял ее и начал работать, не говоря ни единого слова. Вот ведь какой чудак!

Я тоже схватил лопату, и мы принялись дружно работать, только комья грязи летели кругом. Через полчаса мы так устали, что должны были дать себе отдых, зато добрая половина работы была сделана нашими «ножами». Я был счастлив и отправился домой. Я взбежал в комнату по лестнице, думая, что и Том идет за мной, но его не оказалось. Посмотрел я в окно, а он, бедный, карабкается по громоотводу. Но руки у него были в таких волдырях, что он и на вершок не поднялся. Увидя меня, он печально проговорил:

— Что мне делать? Как ни стараюсь, не могу. Что ты мне посоветуешь, Гек?