Мясник - Мария Барышева

— Я думаю, сейчас тебе лучше пойти спать, — Вита сгорбилась и зазвенела ложкой в пустой чашке. Слова Наташи ей очень не понравились, и у нее вдруг возникло непонятное ощущение гигантского непреодолимого расстояния между ними — она, Вита, копошится где-то внизу, крадет потихоньку, зарабатывает денежки, беспокоится из-за каких-то пустяков, считает иногда себя гением притворства и лжи и очень этим довольна… ну, пусть не гением — генийчиком, но все же значительным. А Наташа где-то наверху, и ее проблемы, беспокойства и размышления для Виты высоки и недосягаемы, как облака. — Поговорим утром. Ты, кстати, готовься — тебе тоже придется уехать, и, пока будешь засыпать, подумай куда. А я пока доскребу твой кофе.

— Хорошо, — Наташа встала. — Если что — диван в комнате широкий, так что не стесняйся. Спокойной ночи.

Вита кивнула в ответ и отвернулась к окну.

В течение получаса она пила кофе, курила и рылась в своей записной книжке. Потом посмотрела на часы и прислушалась — в квартире было тихо, только в ванной тихо журчал подтекающий кран. Она достала телефон и набрала свой домашний номер. Евгений, к ее удивлению, ответил почти сразу и голос у него был почти не сонным.

— Здравствуй, Зеня. Ты что это не спишь? Грехи мучат?

— А-а, слышу глас божий! — весело сказал Евгений. — Поспишь тут, как же! Ларка опять Макса выгнала из дома, а куда Максу сунуться? Только к старому доброму дяде Жене. А у меня уж такой нрав: гостеприимство с самого детства, особливо если гость просвещенный человек.

— Смотри, не пускай просвещенного человека на мою половину кровати, а то ему там понравится. И к музыкальному центру его не подпускай, а то в прошлый раз он пытался напоить его пивом. Жень, у меня к тебе дело.

— Не сомневаюсь. Вряд ли ты звонишь, чтоб пожелать спокойной ночи!

— Во-первых, мне тут придется задержаться дня на дватри…

— Очень приятно! В таком случае, нельзя ли отменить запрет насчет твоей половины кровати? — рядом с трубкой что-то звякнуло и послышалось продолжительное бульканье, в которое ввинтился хмельной голос, что-то невнятно пробормотавший. — Тут Максово тело тебе привет передает — его разум, похоже, уже утонул.

— Старые алкаши! — машинально заметила Вита. — Во-вторых, ты не мог бы мне пробить пару мобильных номеров — есть такие у нас Волжанске или нет?

— Издеваешься? — осведомился Евгений. — А волосы у себя на голове не посчитать?

— Ну попробовать ты хоть можешь? Только сам — никого не проси.

— Что еще за тайны Мадридского двора? Ладно, говори, но я тебе ничего не обещаю.

Глядя в записную книжку, Вита быстро продиктовала ему телефоны. Некоторое время Евгений молчал, очевидно записывая, потом сказал:

— А ну-ка, повтори последний.

Она раздельно произнесла цифры по одной. Евгений снова замолчал, потом буркнул немного удивленно:

— А ты ничего не путаешь? Волжанский телефон? Здесь подключали?

— Не знаю. Думаю, да.

— Так это ж Эн-Вэ номер!

— Ты уверен?

— Чего мне не быть уверенным — я ж по нему звоню почти каждый день!

— Ой-ой, — сказала Вита слегка растерянно и на мгновение отняла трубку от уха. Что ж это получается, Наташе звонил любитель гоголевской прозы? Вот это было плохо. Вот это было совсем плохо. Значит, Эн-Вэ имеет какое-то отношение к тем, кто охотится за Наташей? Может, он сам за ней охотится? Если он узнает, что его подчиненная, которая и так у него на плохом счету, работает на Чистову, за которой он гоняется, то подчиненной придется несладко. Очень даже горько придется подчиненной. Голос Евгения что-то пробормотал, и Вита, опомнившись от минутного замешательства, снова поднесла трубку к уху.

— Что?

— Я говорю, чем ты там занимаешься? Ты что, в одиночку в какую-то фирму влезла?! Не глупи — я тебе тысячу раз говорил, а насчет денег…

— Нет, нет, никуда я не влезла. А второй телефон ты не знаешь?

— Нет. Слушай, ты когда обратно поедешь, предупреди, я кого-нибудь с машиной на вокзал пришлю или сам приеду. Ты же знаешь Эн-Вэ — ему всегда надо знать, кто где и сколько раз! Я сказал, что ты болеешь, так что сама понимаешь — если Эн-Вэ вдруг увидит, что человек с ангиной весело шляется по вокзалу, то даже такой идиот, как он, может слегка недопонять!

— Ну, ясно. А ты меня прикрывай пока. Если что, я еще позвоню.

— Ну, конечно, не сомневаюсь! — иронично заметил Евгений. — Так-то у нас секреты и мы в Волгограде, а как прихватит — ах, Зеня, Зеня. Что я вам тут всем — первый имам на деревне?! Вот уж недаром говорят — мулиер инсидиоза эст.

— И тебе спокойной ночи, — сказала Вита сердито и положила телефон на стол, потом уставилась в свою записную книжку, где ее собственным почерком был аккуратно выписан телефон начальника. Потом взглянула на письмо и скривила губы, точно исписанный лист был чем-то гнилым и противным. От всего этого, вместе взятого и вправду потягивало чем-то гнилым. И опасным.

Ты, знаешь, Вита, мне очень страшно.

— А мне? — сказала Вита дымившейся в пальцах сигарете. — А мне-то?!

А ответить-то было некому.

Открывая тяжелые двери, он в который раз подумал, что «кабинет» — совсем неподходящее название для того помещения, в котором Хозяин принимал избранных, особо близких подчиненных. Больше всего это место походило на музейную комнату. Снаружи ни за что не угадаешь — все прочие комнаты в доме, куда его допускали, были обычными — хорошо и дорого обставленными, но обычными — современными, и казалось, что и здесь должно быть то же самое, а потому огромный «кабинет» всегда поначалу сбивал с ног. Здесь был особый мир — мир вещей, на фоне которого люди сразу же терялись, превращаясь в жалкие тени. Хозяин ценил красивые вещи и собирал их тщательно и каждая вещь находила в кабинете свое, только для нее одной и предназначенное место — и он не раз удивлялся тому, как могли настолько сочетаться друг с другом вещи столь разные. А ведь сдвинь хоть одну из них, и все превратится в дорогую безвкусицу — в склад. Мебель в стиле ампир и барокко, тяжелая, причудливая, пышная. Ломберный столик с мозаичным рисунком в стиле русской классики восемнадцатого века и небольшой малахитовый стол под девятнадцатый век с бронзовыми змеями — и тот, и другой стоили Хозяину бешеных денег, но уж чего-чего, а на вещи он денег не жалел никогда. Большой шкаф с причудливыми и страшными фигурами, заполненный старинными книгами, огромный глобус. Бронзовые канделябры, нарядные золоченые вазы с росписью, гарднеровский и виноградовский фарфор. Часы высотой в полстены, на маятнике которых сидел верхом смеющийся Амур. Картины и великолепные копии известных итальянских скульптур. Почти один в один изготовленная сабля Дмитрия Пожарского. Высокие стены и потолки с росписью и лепниной. Ложные готические окна с витражами, существующие пока только по одну сторону — Хозяин очень жалел, что их нельзя выставить напоказ, дать стеклу почувствовать вкус солнечных лучей. Вообще он мечтал выстроить себе что-нибудь вроде московского «Пашкова дома» снаружи с кремлевскими палатами внутри, но это было невозможно. И этот-то особняк был построен так, чтобы не привлекать всеобщего внимания, ничем не выделяясь на фоне других, и никто бы, глядя на него, ни за что не догадался, что внутри может скрываться такое великолепие. Хозяин был очень осторожен.