Аромагия - Анна Орлова

- Кто-нибудь дома? – поинтересовалась я с деланной небрежностью, стягивая перчатки.

- Господин Бранд в гостиной, - буркнула она, одергивая накрахмаленный фартук. – А больше никого. Из господ.

- Хм, - сердце мое забилось сильнее, и мне стоило немалых усилий изобразить спокойствие. Как же замечательно, что большинство людей не обладают моими талантами и не способны с легкостью распознавать настроение собеседников! – Можешь идти, я поднимусь к себе.

- Ага, - согласилась Сольвейг, смерив меня взглядом. Ее неприязнь липла, как варенье, и пахла чуть подгоревшей кашей – вроде бы съедобной, но неаппетитной.

По дороге наверх я потихоньку заглянула в гостиную. Господи Бранд меня не заметил. Он увлеченно вязал носок, напевая себе под нос лиричную песенку. Вкусный запах, пропитавший весь дом, исходил именно отсюда – на журнальном столике красовался поднос с апельсиновыми пирожными из булочной господина Эгиля. Румяная выпечка, присыпанная сахаром и истекающая прозрачно-оранжевой начинкой, заставила мой желудок предательски заурчать. Пришлось строго напомнить себе, что в ближайшее время придется обойтись без любимых лакомств, и к тому же я пришла сюда для другого!

Внушение подействовало, и я (не без внутреннего протеста) осторожно прикрыла дверь и направилась наверх.

В кабинете Ингольва пахло жарким имбирем и корицей, шершавой, словно древесная кора. Пряный аромат, горьковатый и острый.

Я перешагнула через порог и остановилась в растерянности. Ума не приложу, что нужно искать?! Списки заговорщиков? Перечень сочувствующих? План кампании? Пожалуй, для начала нужно хотя бы оглядеться.

Прикрыв дверь, я вошла в святая святых мужа. Здесь царила почти казарменная строгость: простая темная мебель, небольшой ковер возле массивного письменного стола, темно-зеленые портьеры. И ни декоративных подушек, ни цветов, ни картин. Если не знать, сколько в Ингойе стоит деревянная облицовка стен и мебель из мореного дуба, можно подумать, что Ингольв ограничивает себя во всем.

Начала я с ящиков стола. В них оказалось множество бумаг, совершенно невинных. Счета, какие-то записки, исчерканные списки обмундирования, неоконченное письмо к сыну...

Я ссыпала обратно ворох корреспонденции и огляделась. Если судить по найденным в столе бумагам, следовало считать Ингольва образцовым гражданином и примерным семьянином. Интересно, где же он прячет более... личную переписку?

Искомое обнаружилось не сразу. Тайник, сделанный в толстенном томе «Наставлений молодежи», был банален, однако среди многочисленных книг найти его оказалось не так-то просто. Выручило меня обоняние: слишком неожиданным казался сладкий пудровый аромат ванили, исходящий от столь внушительного сочинения.

Я осторожно откинула верх обложки и извлекла из вырезанного внутри ларца сладко пахнущую пачку листков.

Развязав ленту, которой были перевязаны послания, я принялась читать... Некоторое время спустя я оторвалась от этого увлекательнейшего занятия, испытывая странную смесь недоумения, брезгливости и сожаления. Письма оказались от Ингрид, тут же были и черновики ответных посланий к ней, и от переполняющей их ласки, любовной чуши и искренней тревоги мне стало не по себе. Сложно вообразить Ингольва в роли нежного любовника, и одновременно дико чувствовать себя чужой для собственного мужа. Чужой и нежеланной.

Кроме любовной переписки в тайнике оказалось всего несколько безделушек. Костяной нож в потертых ножнах, выцветшая голубая лента и крошечный стеклянный башмачок. О происхождении ножа я не имела ни малейшего представления, зато лента и башмачок были мне знакомы.

На ленте я сама вышивала защитные руны, когда носила Валериана. А крошечный стеклянный башмачок мы когда-то купили вместе с Ингольвом. В Хельхейме есть сказка о девушке в ледяных туфельках, потерявшей одну из них на ступеньках дома, где она танцевала на карнавале. Влюбленный в таинственную незнакомку юноша пытался разыскать ее, примеряя туфельку всем встречным девушкам, но с наступлением весны она растаяла, и влюбленные не сумели найти друг друга. Как же сверкали глаза Ингольва, когда он шептал мне, что наша туфелька никогда не растает! Только стекло оказалось плохой заменой льду – не тает, зато слишком легко бьется.

Странно, что Ингольв сохранил эти предметы...

Задумавшись, я держала на ладони хрупкую вещицу, сама не зная, что чувствую. Эмоции бурлили внутри, словно несочетающиеся ноты в духах. То наверх выбивалась брызжущая горечью розмарина память, то камфарно-лимонное недоумение, то трезвая насмешливость литцеи...

Позабыв о том, что привело меня в кабинет Ингольва, я с головой погрузилась в воспоминания, за что и поплатилась: ни шагов, ни скрипа двери я не услышала, а потому недоуменное: «Госпожа Мирра?!» - Петтера заставило меня сильно вздрогнуть.

- Да, Петтер? – с запинкой откликнулась я. Сердце колотилось где-то в горле, и оставалось лишь надеяться, что мне удалось сохранить внешнюю безмятежность.

- Не ожидал вас здесь увидеть, - произнес мальчишка, все так же стоя в дверном проеме.

- Вот как? – отвернувшись, я принялась собирать безделушки, спиной чувствуя внимательный взгляд Петтера. Поставила на полку книгу-тайник, старательно отряхнула платье от несуществующей пыли.

- Господин полковник приказал мне принести кое-какие письма, - сообщил Петтер извиняющимся тоном.

- Пожалуйста, - я приглашающе повела рукой. - Я как раз ухожу.

Он кивнул и направился к письменному столу. А я, сдержав вздох облегчения, устремилась к выходу. Наверное, не нужно пить столько кофе, из-за него я слишком нервозна.

- Госпожа Мирра! – окликнул меня Петтер, когда я уже была в двух шагах от спасительной двери.

- Да? – я с неохотой обернулась. Мальчишка смотрел на меня внимательно и устало. И дымно-сухой запах ветивера – будто тревожный рокот барабанов.

- Здесь нет того, что вы ищете, - словно через силу проговорил Петтер, и, каюсь, сдержаться я не смогла.

- Откуда вы?.. – начала я и осеклась, ругая себя на все корки. Надо же так попасться! Кто знает, как теперь поступит Петтер? Как ни крути, Ингольв – его командир, к тому же мальчишка мог затаить обиду за то, что я не ответила на его чувства.

- Несложно догадаться, - дернув плечом, ответил он и посмотрел мне в лицо. Взгляд его был так чист и прозрачен, что к щекам моим прилила кровь, и я поспешно опустила глаза.

- Значит, это правда, - заключила я со вздохом. Смутная надежда, что вся эта история окажется всего лишь жестоким розыгрышем Исмира, растаяла льдинкой на ярком солнце. – И вы тоже в этом замешаны?!

Мальчишка вскинулся, прикусил губу... И сдержался с явным усилием. Только к гулкой дроби ветивера добавилась низкая басовитая нота кедра.

- Давайте поговорим об этом в другом месте, - предложил Петтер спокойно. И лишь то, как он машинально обхватил пальцами левой руки запястье правой, выдавало его тревогу. – Вы не могли бы подождать меня на улице?

- Конечно, - согласилась я, злясь на саму себя. Сначала затеяла этот глупый обыск, потом принялась болтать, вместо того, чтобы сбежать поскорее, и к тому же едва не заставила мальчишку нарушить клятву!..

Снегопад припустил еще сильнее. Казалось, город изнывал под толстой снежной периной, задыхался, не в силах вырваться из паутины, сплетенной из холода и воды. Заносы местами уже доходили мне выше колен, и вскоре угрожали совершенно парализовать всякое движение по городу. Петтер доехал до дому не иначе, как чудом, и теперь автомобиль, похожий на ленивого тюленя, едва виднелся из-под сугроба. Прохожих почти не осталось, горожане укрылись от непогоды в своих домах и клубах.

Я остановилась на крыльце, против воли любуясь городом. Снег заставлял блекнуть краски, гасил звуки и скрадывал запахи, отчего Ингойя казалась неживой и пустынной. Что-то величественное и безжалостное было в этой ледяной красоте...

Поежившись, я спрятала нос в воротнике шубы и обхватила себя руками. Крепнувший мороз набросился на меня с алчностью оголодавшего вампира. Но уйти, не дождавшись Петтера, я не могла.

О появлении мальчишки возвестил протяжный скрип двери – и горьковато-острое благоухание кофе с имбирем. Исходящий от чашки ароматный парок заставил меня сглотнуть слюну.

- Замерзли? – риторически спросил Петтер, едва заметно улыбнувшись, и ногой закрыл за собой дверь. – Возьмите.

- Спасибо, - искренне поблагодарила я, принимая чашку. – Вы – чудо!

Мальчишка молчал, давая мне допить кофе, и невидяще смотрел вдаль. Мы стояли рядом, и казалось, что город обезлюдел (и, надеюсь, обездраконел), позволяя нам побыть наедине.

- Значит, Ингольв ввязался в заговор? – напрямик спросила я, смакуя последние капли превосходного напитка. Каким-то чудом он совсем не остывал на морозе.

- Я не могу ничего вам сказать, - поддевая носком сапога сугроб, произнес мальчишка тихо. – Я поклялся. Но если вам нужна будет моя помощь – только скажите!