Империя Леванта. Древняя земля тлеющего конфликта между Востоком и Западом - Рене Груссе

Сын и преемник Жака I король Жанюс (1398–1432) тоже долгое время прожил заложником в Генуе, и даже его имя, производное от названия города, было проявлением сервильной угодливости перед надменной Синьорией. Он был красив, умен, прекрасно образован, чист нравами, но с умом, помраченным бедами времени, а его царствование оказалось болезненным. Не в силах забыть традиции семьи, он в 1402 г. попытался освободиться от генуэзской опеки и вернуть Фамагусту. Безуспешная попытка. Генуя, помимо своих эскадр, располагала тогда помощью Франции, под покровительство которой она себя отдала. 7 июля 1403 г. Жанюсу пришлось подписать с маршалом Бусико, губернатором Генуи, договор, сохранявший генуэзские позиции и монополию. Признанием вреда, причиняемого этой монополией кипрской экономике вообще и процветанию Фамагусты в частности, служит для нас датированное 21 января 1449 г. постановление совета Синьории Генуи, призванное бороться с обезлюдением города, некогда полного жизни, а теперь оставшегося в стороне от торговых путей.

Египетская агрессия 1426 г. Пленение короля Жанюса

К тяготам генуэзской экономической опеки скоро добавилось мамелюкское вторжение. Мамелюки, по-прежнему хозяева Сирии и Египта, были естественными врагами Кипрского королевства. Очевидно, они не забыли разграбления Александрии Пьером I в 1365 г. Во всяком случае, в том состоянии слабости, в каком пребывало островное королевство, в его интересах было избегать любых провокаций в адрес грозных соседей. Однако кипрские корсары не упускали случая проявить активность на мусульманских землях, в первую очередь на побережье Сирии. В 1425 г. мамелюкский султан Барсбей, дабы наказать киприотов за эти набеги, отправил эскадру разграбить Лимасол (август 1425 г.). В следующем году произошло настоящее вторжение: более крупный экспедиционный корпус под командованием эмира Тенгриберди Махмуда высадился к югу от Авдиму и при Кирокитии наголову разгромил кипрскую армию из 1600 рыцарей и 4000 пехотинцев (5 июля 1426 г.). Франки сильно выродились и оказались недостойными своих предков со Святой земли, потому что их неподготовленность можно сравнить разве что с их паникой во время сражения. Детали, сообщаемые по этому поводу Махерой, печальны. Греко-киприотский хронист не упускает возможности также подчеркнуть высокомерие латинского рыцарства по отношению к пехтуре из местных… Это было Креси и Азенкур[216] — бесславное, но и без больших потерь. Король Жанюс попал в плен. Мамелюки стрелой домчались до Никосии, ворота которой были предательски открыты проживавшими в ней венецианцами, как уверяет Махера, разграбили ее богатства, в том числе сокровища двора (10–12 июля 1426 г.). Потом они вернулись к себе с добычей и 3600 пленниками, которых провели по улицам Каира с королем Жанюсом во главе.

Можно оценить степень деградации королевства Лузиньянов всего за шестьдесят лет. В 1365 г. Кипр был достаточно силен, чтобы напасть на Египет и разграбить Александрию. Его эскадры хозяйничали от дельты Нила до берегов Малой Азии. Анатолийские эмиры боялись его, а мамелюки оказывались бессильны покарать за провокации. И вот в 1426 г. он не смог оказать никакого сопротивления вторжению тех же мамелюков. В сражении при Кирокитии его армия обратилась в бегство, так что невозможно было признать в этих беглецах потомков баронов Святой земли, а его король находился теперь в плену в Египте.

Греческое население, терпеливо сносившее на протяжении 235 лет латинское владычество, не обманывалось относительно разгрома при Кирокитии. Латиняне, до сих пор слывшие непобедимыми, отныне потеряли лицо. Греческие крестьяне тут же восстали. Это была одновременно и жакерия[217], каких немало знало Средневековье, и массовое национально-освободительное движение коренных жителей против иностранных захватчиков, против французских и итальянских помещиков, против латинского духовенства. Крестьяне выбрали себе вожаков в различных центрах восстания — Лефке, Лимасоле, в горах, в Перистероне и Морфе; они даже избрали себе в Лефконике василевса — бывшего пастуха по имени Алексей. Разумеется, крестьянские повстанцы не могли устоять против латинского рыцарства, и восстание было жестоко подавлено кардиналом Югом, архиепископом Никосии и братом короля Жанюса. «Капитанства», созданные восставшими крестьянами, были уничтожены, а избранные ими «капитаны» повешены, или им отрезали носы. Василевс Алексей, схваченный в Лимасоле, тоже был торжественно повешен в Никосии (12 мая 1427 г.)[218].

Итак, восстание было легко подавлено, как все аналогичные социальные движения в Средние века. Тем не менее оно при первом представившемся случае продемонстрировало неприязнь широких масс греческого населения к их франкским господам. Здесь, как и в Морее, францизация была чисто поверхностной. Рассматривая завоевание Кипра османами, мы вновь увидим то же отсутствие солидарности между греческими подданными и франкскими господами.

В тот самый день, когда был повешен вождь греческого восстания, король Жанюс, отпущенный мамелюками, высадился в Киринее. Но ради освобождения ему пришлось признать сюзеренитет султана. Никосийский двор стал всего-навсего вассалом каирского двора. Он должен был одновременно выплачивать дань мамелюкам, платить тяжелую контрибуцию генуэзскому банку и позволять генуэзцам забирать себе всю выручку таможен Фамагусты.

Возвращение византийского влияния

Король Жанюс так и не оправился от пережитого унижения. Подавленный и больной после катастрофы 1426 г., он преждевременно скончался в 1432 г. За все его царствование, пишет Махера, никто не слышал, чтобы он смеялся. Царствование его сына Жана II (1432–1458) отмечено во внешней политике полным вассалитетом в отношении султана Египта — впрочем, никакой другой политики вести было невозможно, — а во внутренней — растущим влиянием греческого элемента.

Отправной точкой этого пробуждения киприотского эллинизма стал заключенный 3 февраля 1441 г. брак Жана II с византийской принцессой Еленой Палеолог, дочерью деспота[219] Морейского Феодора II. Женщина умная, образованная, ловкая и склонная к интригам, Елена полностью подчинила себе мужа, который правил лишь по ее советам. Очень преданная греческому православию, она покровительствовала старой местной церкви, с давних пор отодвинутой на обочину римской церковью: о ее предпочтениях говорит Манганский монастырь (Святого Георгия Манганского) возле Никосии, построенный ею и получивший от нее 15 тысяч дукатов дохода. После падения Константинополя (1453) она приняла множество византийских беженцев, проводя тем самым мирную реэллинизацию острова.

Это введение в кипрскую жизнь эллинизма «сверху», еще больше, чем греческое восстание 1426 г., обеспечило его скорый реванш. Со времен латинского завоевания 1191 г. греческое население стало жертвой настоящего социального падения. По замечанию Мас Латри[220], каждый класс греческого общества «был опущен на одну ступеньку», чтобы оставить верхушку иерархической лестницы латинянам. Эмиграция на Кипр византийцев, принадлежавших к элите общества Палеологов, разом подняла уровень и престиж греческого элемента. Среди вновь прибывших — прелатов, ученых, высших чиновников — были самые образованные люди всего христианского мира. В Италии таких эмигрантов встречали как профессоров всех наук, инициаторов всякого ренессанса. На Кипре реакция могла быть лишь точно такой же: эти еще вчера столь презираемые греки теперь стали учителями цивилизованности.

Прелат эпохи Возрождения: