Двойной агент. Записки русского контрразведчика - Владимир Григорьевич Орлов

Между тем коварные сети были сплетены и закинуты на жертву не кем другим, как… самим же В. Г. Орловым. Надо воздать должное его ловкости. Сидя уже в тюрьме по делу с Книккербокером, он сработал вышеизложенное письмо с доносом на самого себя с целью многосложной интриги. Во-первых, явностью большевистского гонения несколько просушить свою подмоченную репутацию в глазах русской эмиграции. Во-вторых, как невинно оклеветанному в одном деле, заронить в общественное мнение сомнение в виновности подсудимого по другим обвинениям и, таким образом, смягчающе повлиять на суд, который и без того вел дело Орлова вяло и с послаблениями «по независящим причинам», и действительно очень мягкий Орлов и сотрудник его Павлуновский получили всего четыре месяца тюрьмы и затем — первый еще высылку за пределы Германии. И, наконец, в-третьих, сорвать с «Роте фане» малую толику за бесчестье.

Само собой разумеется, что свой остроумный «подлог подлога» Орлов, сидя в тюрьме, не смог бы осуществить самостоятельно, без сообщников, оставшихся на воле. Но таковых он имел достаточно. Например, из его бюро не пошел на скамью подсудимых, ибо «числился в бегах», его ближайший сотрудник и компаньон, Н. Н. Кр-о.

Цели Орлова были достигнуты только отчасти, благодаря догадливости доктора Минца о самодельном происхождении «Письма военнопленных». А главное, Минц настойчиво и доказательно выяснил в Орлове «двурушника», который одновременно работал и против большевиков и с большевиками, — в зависимости от того, где на его удочку лучше клевала рыбка.

«Независящие обстоятельства», ограничившие судебное разоблачение Орлова, вступили в силу уже на второй день процесса, когда доктор Минц просил суд:

1. Пригласить специалиста по почеркам для определения имеющихся у него в распоряжении компрометирующих Орлова документов.

2. Допросить в качестве свидетеля Зиверта, могущего дать неоспоримые доказательства работы В. Г. Орлова на две стороны.

3. Пригласить криминал-комиссара Гезера, имеющего возможность дать суду доказательства сношения Бартельса, личного друга Орлова, с большевиками.

Ввиду замешанности секретных осведомительных органов государства в этом деле, суд во многих требованиях и просьбах вынужден был отказать, и, таким образом, многое на суде осталось невыясненным и замолчанным.

Тем не менее, перед судом прошла яркая вереница разных «деятелей» и «политических коммерсантов». Вот выдержки из судебного отчета русской берлинской газеты «Руль» № 2615 от 5.7.1930 г.:

«Суд допрашивает владельца типографии эмигранта фон Швабе, где были напечатаны, по заказу Орлова, бланки с пометкой: „Государственное Политическое Управление. Заграничный отдел. Москва. Большая Лубянка, 2“. Фон Швабе подтверждает, что Орлов несколько раз делал ему заказы, но не помнит, печатался ли именно такой бланк. Орлов признает, что действительно заказывал бланки, но их было отпечатано всего не более 7 штук, специально для проверки, в этой ли типографии и такими же ли шрифтами были отпечатаны бланки по заказам берлинских агентов ГПУ. Фон Швабе подтверждает, что какие-то заказы он получал от советского торгпредства, но какие именно, он сказать не может. Ему были обещаны даже заказы на крупные суммы, но когда в торгпредстве обратили внимание на то, что фамилия имеет приставку „фон“, то все дело расстроилось».

Столь, видите ли, велик коммунистический фанатизм большевистского сыска, что сословному врагу пролетарскому не дозволит он интересной прибыли!

«Во время допроса фон Швабе происходит неожиданный инцидент. Прокурор заявляет, что в его распоряжении имеется записка Орлова, из которой видно, что он вместе с Павлуновским должны были типографу Швабе крупную сумму. Орлов замечает по этому поводу, что записка эта касается не его личных долгов к типографии, а тех сумм, которые, по его сведениям, типографу должны были агенты ГПУ».

И таким образом подтверждает общность своих с сим учреждением типографских заказов и счетов.

Высланный из Германии В. Г. Орлов обосновался в Бельгии и немедленно принялся за свою обычную работу, выступая на этот раз уже в качестве «убежденного германофоба» и торгуя с разведками стран Антанты разными «разоблачениями против немецкого шпионажа».

Этой деятельности его посвятила немало внимания газета «Фолькишер Беобахтер». В ее номерах 112 и 113 от 21 и 22 апреля 1932 года помещен обширный материал, подкрепленный многочисленными фотографиями с собственноручных писем Орлова, неукротимого разнообразного торговца разведочным товаром. Газета обличала:

«Исчерпав безрезультатно все средства борьбы против просто национал-социалистского движения в Германии, ГПУ взялось за последнее оружие, за так называемый моральный террор — средство политического и морального отравления при помощи фабрикуемых документов. Первые „документы“ были выпущены 14 сентября 1930 г. и фотографически воспроизведены в парижской газете „Борьба“, издаваемой бывшим зампредом в Париже Беседовским. Цель их была доказать материальную связь национал-социалистов с большевиками. „Документы“ эти гласили:

1. «200 (двести) штук получил Зальцбург. 10 июня 1930 г. Адольф».

2. «Совершенно доверительно товарищу Любченко. Прага. Витеска, 16. При сем квитанция Адольфа на 200 штук немецкого товара в счет отдаленных соседей. Прошу записать их на счет Виктора-старшего». Подпись.

Под Адольфом здесь подразумевается не кто иной, как… Адольф Хитлер! Беседовский утверждал, что нац. — соц. получали деньги от большевиков регулярно и что шифрованные квитанции на них хранятся в московских архивах. Теперь мы («Фольк. Беоб.») в состоянии документально доказать, кто является фальсификатором этих и многих других «документов», так как располагаем подлинной перепиской и фотографиями с нее автора этого подлога. Это известный в Германии русский эмигрант Владимир Орлов. Вот фотография его рукописных писем:

1. «Уважаемый товарищ. Посылаю Вам большую и малую рыбку. Большую переведите. Эту грамотку верните, для верности. Крепко жму Вашу руку. Ваш Орлов».

2. Его же рукой по-немецки: «200 штук получил. Зальцбург 10.6.1930 г.».

(Опускаю из рукописи осведомителя третий документ, так как он лишь воспроизводит фотографически вышеприведенную записку под номером 2.)

Эта переписка, достаточная уже сама по себе для того, чтобы разоблачить приемы фальсификаторов, подкрепляется следующей запиской, написанной рукой Орлова, фотографию с которой мы («Фольк. Беоб.») воспроизводили: «Подпись Адольфа у меня будет».

Этим дается полное доказательство злоупотребления подписью Адольфа Хитлера со стороны фальсификаторов в целях фабрикации подложных против него документов. Этот самый Орлов, который в свое время сфабриковал письма Трилиссера, чтобы компрометировать таким образом немецкий «Комиссариат общественной безопасности», продолжает и ныне, конечно из-за границы, по мере помощи своих друзей в Германии, свое темное, подлое, но хорошо оплачиваемое ремесло.