Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том I - Юрий Александрович Лебедев

Это – одна из немногих точек ветвления действительности, для которой мы имеем количественную характеристику вероятности. И она показывает, насколько «тонкой» была та ветвь альтерверса, которую мы считаем «реальной историей».

Если, скажем, добавить оценку вероятности перевода Жоржа из Ок-Риджа в Дейтон как 50 % (это очень оптимистичная оценка!), то уже по этим двум событиям мы получаем путём перемножения вероятностей 0,2 и 0,5 вероятность 0,1 того, что Жорж в ходе своей работы окажется связанным с технологическими секретами производства нейтронных запалов – главного «атомного секрета», за раскрытие которого он в конце концов удостоился звания Героя России.

А ведь кроме этих двух событий в деятельности Жоржа было ещё множество других ветвлений, уводящих его с пути, на котором им был достигнут успех, а мы оказались в той действительности, в которой пребываем сегодня. И вся эта цепочка «реальных исторических фактов» – тончайшее по вероятности волокно в альтерверсе судьбы.

Но не прав был булгаковский прокуратор Понтий Пилат, когда говорил о том, что всякая жизнь подвешена на волоске. Таких волосков, с эвереттической точки зрения, так много, что они образуют «волокна судьбы», сплетающиеся в прочные узы…

Всеобщая воинская обязанность вовсе не была в США всеобщей воинской действительностью для американских граждан. При этом, кстати, в армии становится гораздо менее острой проблема «дедовщины» – «молодой» призывник по возрасту вполне мог быть если не дедом, то уж старшим братом старослужащего точно.

Ирония судьбы состоит в том, что закон Берка-Уодсворда был фактически калькой призывного закона Российской Империи, принятого в рамках «Великой Реформы» императора Александра II, по которому проходил воинскую службу Абрам Коваль, отец Жоржа.

После прибытия в Сан-Франциско в конце октября 1940 года и переезда в Нью-Йорк, Жорж, которому в это время исполнилось 27 лет, не мог устроиться на работу ни в какую официальную фирму или учреждение без предъявления регистрационного свидетельства из военкомата. А получить такое свидетельство на «липовые документы» он не мог – при регистрации требовались проверяемые данные и указание на лиц, которые могли бы эти данные подтвердить.

Мы не знаем «первичной легенды» Жоржа. Может быть, он по ней не был американским гражданином, и ему не нужно было проходить регистрацию, так что «просто жить» в США по этой легенде он мог, но в этом случае по новому закону ему был закрыт доступ к государственным учреждениям и фирмам, связанным с «военной химией». Или это были документы на лицо, происхождение и детали детства и юношества которого не были достоверно известны, а найти надёжного свидетеля из «своих людей» было невозможно.

Закон был принят в тот момент, когда Жорж во Владивостоке уже «собирал чемоданы» для погрузки на танкер, который доставит его в Сан-Франциско. И вряд ли в Москве до отплытия Жоржа успели понять, чем ему грозит принятие этого американского закона.

Сам по себе вопрос о влиянии закона на судьбу Жоржа мог возникнуть не ранее, чем через пару-тройку недель после его принятия. Ведь для этого Центру нужно было получить извещение о принятии закона от американской резидентуры (а там могли не сразу осознать все возникшие последствия именно этого нового государственного акта), осмыслить это извещение аналитиками ГРУ, доложить руководству…

Я думаю, максимум того, что могли успеть в Москве, осознав новые американские реалии, это предупредить Жоржа о недопустимости использования имеющихся у него документов для легализации. И сделали это ещё до прибытия его в Америку или не позднее появления его в Нью-Йорке.

Но эти мои предположения о возможных действиях Центра в ситуации с Жоржем вряд ли относятся к нашей действительности. Судя по сообщению официального биографа Жоржа В. Лоты о том, что после того, как Жорж обустроился в Нью-Йорке, он «получил указание, куда и как устроиться на работу», однако «сделать этого не смог», очевидно, что в Москве вообще ничего не знали о законе Берка-Уодсворда до получения от Жоржа информации о том, почему он не смог исполнить это указание Центра.

И это более чем вероятно – ведь в условиях 1940 года ни Нью-Йоркская резидентура ГРУ, ни Центр не собирали и не анализировали общеполитическую информацию по США. Но, впрочем, и «действительность» В. Лоты вряд ли «наша».

Судя по дальнейшим событиям, Жорж вообще не устраивался ни на какую работу, и даже в «Равен электрик компании», полностью подконтрольной ГРУ, только недолго числился.

В случае А. Адамса этой проблемы не возникало – в 1940 году ему исполнилось 55 лет и его пока не касался закон Берка-Уодсворда.

Как пишет В. Лота,

«В Центре заранее не исключали возникновения такой ситуации. Поэтому разведчику предоставлялось право воспользоваться своими американскими документами. Когда другого выхода не осталось, Коваль пошёл на риск – снова стал Жоржем из Сью-Сити, который родился, учился и проживал в Айове».[906]

Но почему В. Лота пишет о «нескольких месяцах», которые потребовались Дельмару для принятия решения стать Жоржем Ковалем?

Ответ очевиден – смена легенды не могла быть результатом волевого решения одного Жоржа, она потребовала проведения целого ряда действий всей резидентуры ГРУ, связанной с операцией «Дельмар», но, разумеется, при активном участии самого Жоржа – его мнение во многих вопросах должно было быть решающим. Ведь именно ему предстояло работать, опираясь на новую легенду.

Вероятно, это потребовало значительного числа согласований действий Жоржа и распоряжений Центра, причём согласований, требовавших секретной переписки или даже личных переговоров с курьерами.

То, что это было именно так, видно из письма Жоржа жене от 20 января 1941 года.

06.20. Фрагмент письма Ж. А. Коваля к Л. А. Ивановой от 20.01.1941 г.[907]

В этом письме он писал:

«Мылёнышь:[908] Вот, уже 1941 г. и я все питаюсь одними надеждами получить от тебя письмо. Я всё думаю, что вот, вот получю. Но, ничего не поделаешь: никто в этом не виноват. Просто так сложились об’стоятельства. Я думаю, что ты всётаки понемного получаешь мои письма».[909]

Здесь важна последняя фраза, из которой следует, что Жорж уже отправил Людмиле Александровне несколько писем, на которые не получил ответа. Отправка каждого личного письма – это следствие личной встречи с курьером.

Других способов передачи писем просто не было. Я предполагал, что это можно было делать и с помощью дипломатической почты, но получил авторитетное разъяснение от компетентного источника о причинах отсутствия такой практики:

«Дипломатическая почта в СССР вообще никогда не использовалась,