Я - Эль Диего - Диего Марадона

У меня также было достаточно возможностей познакомиться со знаменитостями, далекими от мира футбола. И из всех них я остановил выбор на одном человеке. Он меня просто поразил, и я не думаю, что найдется кто-нибудь, кто сможет его превзойти. Это, безо всякого сомнения, Фидель Кастро. Я трижды, включая этот последний раз, был на Кубе, и меня до сих пор охватывает волнение, когда я его вижу.

Я очень хорошо помню нашу первую встречу: был вторник, 28 июля 1987 года, почти полночь. Он принял нас в своем кабинете, прямо напротив Площади Революции. Я нервничал, запинался, ничего не мог толком сказать… Хорошо, что со мной были Клаудия с Дальмитой на руках, моя мать и Фернандо Синьорини. Тогда мы стали говорить обо всем подряд, например, он поинтересовался, нужно ли отдельное помещение для того, чтобы покормить Дальму, на что я ответил: «Нет, команданте, не беспокойтесь, она сама справится». Мы понимали друг друга мгновенно, хотя отдельные слова имели для нас разное значение. Когда он говорил «мяч», то имел в виду бейсбол; когда я говорил то же самое, то речь шла о футболе. Он спросил меня:

— Скажи мне, тебе не больно, когда ты бьешь по мячу ногой или головой?

— Нет.

— Слушай, задница, почему же тогда было больно мне, когда я играл в детстве?

— Потому что раньше использовался другой мяч, более тяжелый и менее удобный.

— А что нужно сделать вратарю для того, чтобы отбить пенальти?

— Нужно оставаться в центре ворот и в момент удара попытаться угадать, куда полетит мяч.

— Но это трудно.

— Очень трудно. Поэтому мы говорим, что пенальти — это гол.

— Скажи, а как ты пробиваешь пенальти?

— Я отступаю на два метра и поднимаю голову только тогда, когда наступаю на правую ногу, а левую заношу для удара. Тогда я и выбираю точку, куда буду бить.

— Но подожди, что ты говоришь? Ты бьешь, не глядя на мяч?

— Да.

— Товарищ, то, на что способен человеческий разум, не имеет границ, и я всегда себя спрашиваю: чего он может добиться вместе с телом? Это одно из самых больших достижений спорта. В это невозможно поверить. Скажи, это правда, что ты редко не забиваешь с пенальти?

— Да, но те, что не забил — все мои.

На этом он остановился, попросил разрешения и ушел на кухню, откуда вернулся с громадными устрицами. Пока я выпил пять бокалов вина, Фидель побеседовал с Тотой о еде и обменялся с ней рецептами… Потом мы вернулись к футболу, и он мне поведал о том, что давным-давно он был правым нападающим. Тогда я сказал ему с подколкой: «Ка-а-ак? Вы, правым? Вы должны были быть левым!».

Он спросил меня, смог ли бы я однажды что-нибудь сделать для кубинского футбола, и я ответил, что да, и что, на мой взгляд, у кубинцев есть все для того, чтобы прогрессировать в этом виде спорта:

— Единственная проблема — это жара, а так у вас есть все для успешного развития: ловкость, физическая выносливость и желание.

Когда мы уже собрались уходить, я посмотрел на его фуражку, поднял брови, и он угадал мои мысли и практически не слышал то, о чем я его попросил:

— Команданте, извините, вы мне ее подарите?

— Подожди, сперва я тебе ее подпишу, чтобы было ясно, от кого она.

Как она могла быть непонятно от кого?! Это была фуражка Команданте! Он подал мне ее, попрощался со всей моей семьей, мы обнялись, и он ушел. У меня было ощущение, словно я разговаривал с энциклопедией. Нужно было видеть, как он говорил: он словно касался руками неба. Это бестия, которая знает все и обо всем, и умеет так убеждать, что ты понимаешь, как ему удалось сделать то, что он сделал, имея в своем распоряжении десять солдат и три ружья… И с того дня я говорю всем окружающим: вы можете не соглашаться с тем, что он делает, но оставьте его в покое и дайте ему работать! Мне очень хотелось бы увидеть Кубу вне изоляции, и, может быть, это когда-нибудь произойдет.

В следующий раз мы с ним встретились на Рождество 1994 года. Я вошел в здание государственного Совета как к себе домой, и Кастро уже ждал меня там. Наша встреча прошла в очень теплой обстановке: он подарил мне еще одну фуражку, а я ему — футболку сборной Аргентины с десятым номером… Несколько месяцев спустя мне пришло письмо с грифом кубинского правительства. В этом письме Фидель просил разрешения разместить мою футболку в Музее кубинского спорта. Настоящий феномен!

И то, что Кастро сделал для меня в последнее время, не имеет цены. За то, что я до сих пор жив, я должен быть благодарен двум Бородам — Богу и Фиделю.

Если Команданте меня впечатлил, то меньше всего симпатий у меня вызвал Принц Монакский Альберт. В Монте-Карло этот сукин сын заставил меня оплатить счет за обед, на который он сам же меня и пригласил… Он просто-напросто встал и ушел раньше, заявив, что ему завтра рано вставать и он должен выспаться. Когда мы с Гильермо Копполой попросили счет, то там стояла пятизначная цифра!!! Я отправился в Монако для того, чтобы встретиться с принцессами, Стефани или Каролиной, а вместо них попал на этого паразита Альберта, который, видимо, посчитал, что для меня огромное счастье лицезреть его физиономию, и заставил меня за это счастье заплатить.

Мне очень помог доктор Карлос Менем, и сделал это совершенно бескорыстно. Я сблизился с ним, когда произошла трагедия с его сыном, Карлитосом, в марте 95-го. Я посчитал, что смогу хоть как-то поддержать его… Когда перонисты проиграли выборы в 99-м, и к власти пришел Де ла Руа, я навестил его, потому что посчитал, что должен быть с ним не только в радости, но и в горе, показать, что я не преследую никаких корыстных интересов. И это произошло, когда он уже был не в фаворе и не на вершине власти. Я не из тех прихлебателей, кто ловит подходящий момент для того, чтобы забраться на триумфальную карету.

С кем бы мне очень хотелось бы познакомиться — я не думаю, что кого-нибудь смогу удивить своим откровением — это Че Гевара, мой дорогой Эрнесто Че Гевара де ла Серна, так звучит его полное имя. Его образ навсегда запечатлен на моем плече, и эта татуировка является настоящим произведением искусства. Но точнее будет сказать, что он живет в моем сердце. Эта любовь к нему родилась в Италии, а не в Аргентине. И это очень важно. В Аргентине я относился к нему как большинство моих соотечественников: считал его убийцей, террористом, революционером, который подкладывал бомбы в здания школ. Этому меня учили на уроках истории. Но когда я приехал в Италию, страну, где рабочие обладали серьезной властью, устраивали забастовки, я увидел, что каждую свою акцию они осуществляли с именем этого парня на устах, с его изображением на знаменах… И тогда я начал читать, читать, читать о нем. И я спрашивал себя: почему мы, аргентинцы, не говорили всей правды о Че? Почему мы не востребуем его останки и не похороним их на родине, как поступили с Хуаном Мануэлем де Росас? Не сумев найти ответ ни на один из этих вопросов, я решил отдать ему дань уважения, сделав татуировку на плече. Я научился его любить, узнал его биографию, прочитал его историю.