Дневник из преисподней - Ирина Гордеева

Что он мог знать о мотивах принятого мною решения? Об обстоятельствах, заставляющих поступать нас неправильно!? Ведь был и другой взгляд. Глаза милой и немного простодушной девочки, совсем юной, но доброй и очень чистой — они смотрели на меня восхищенно из той же самой толпы и искренне улыбались мне. Ради этого можно было сказать «да» на риторический вопрос: «Даю ли я клятву сохранять обеты, записанные в свитке?» Почему бы нет, ведь никто из присутствующих, кроме меня и милорда, не знал, что бумага, завернутая в оба свитка, девственно чиста. Мне вручили мой свиток, и я передала его Сиэне, которая покраснела от смущения и осознания того, что ей доверили поддержать мои клятвы. Милорд не доверил свой свиток никому и спрятал его во внутреннем кармане парадной куртки, словно это, действительно, были клятвы, отказаться от которых он никогда бы не посмел.

Потом зазвучала музыка, и милорд пригласил меня на танец, отрепетированный накануне бесчисленное множество раз. Он вел меня уверенно и непринужденно, не замечая мелких ошибок, которые не могли исправить никакие тренировки, ведь я никогда не училась танцам профессионально и почти не понимала их прелесть и красоту. Но уверенность милорда передалась и мне, словно мое тело когда-то знало, как подчиняться музыке и движениям партнера, и вспомнило о забытых и похороненных где-то очень глубоко знаниях и воскресило их. И что-то изменилось во мне неуловимо и как-то незаметно. Я забыла, кем является милорд, и совершенно неосознанно позволила ему управлять собой, словно внутренняя сила исчерпала себя, лишив меня воли и желания сопротивляться. И я уже не думала о том, чего мне стоило согласиться на нашу помолвку, и какую цену мне придется еще заплатить, как не думала и о последствиях своего решения.

На нашей помолвке милорд был ужасно мил и чересчур галантен, даже забавен, когда шептал на ухо свои шутливые и ироничные впечатления от очередного гостя, считавшего своим долгом поздравить нас. Милорд смешил меня, и я смеялась от души над его шутками, и он смеялся вместе со мной. Он был так похож на своего брата в эти мгновения, что я не могла и не хотела вспоминать причины, по которым я здесь и с ним. Милорд был счастлив в тот вечер, и я это знала, и потому позволяла себе флиртовать с ним и любоваться его глазами так же, как он любовался моими.

Я улыбалась в ответ на его комплименты, подсознательно отмечая, что в них нет и намека на тонкую игру или грубую лесть. Он говорил, что скучал без меня, и я знала, что это правда, ибо его чувства пронизывали меня с ног до головы, возвращая мне власть над ним. Он говорил, как пытался осмыслить тот факт, что меня больше нет, и ненависть к своему отцу победила даже скорбь, которую он испытал. Он признался мне в том, что впервые в жизни пожалел о том, что привел меня в этот мир, ибо знание о том, что я жива, но недоступна, стоит всей его скорби и всех его горестных чувств. Он сказал, что найдет меня даже на краю неизведанных земель за Вечным морем, если я покину его. И сейчас я понимаю, почему милорд вернулся за мной в мой собственный мир, ибо в день нашей помолвки его скрытые чувства стали очевидным фактом и для него и для меня: я стала частью его души, а он — частью моего сердца. И чтобы жизнь продолжалась, мы должны были соединиться, или кто-то из нас должен был умереть, дав возможность другому продолжить жить дальше…

В какой-то момент в самый разгар веселья мы вырвались на террасу, которую облюбовали любовные парочки, тихо ускользнувшие с нее при нашем появлении. Вечер был прохладным, но холод не успел коснуться моих обнаженных плеч, согретых черной курткой милорда, еще хранившей тепло его тела и тонкий аромат его кожи. Мне казалось, что кто-то другой, а не милорд стоит рядом со мною, и окружающий мир, принимавший мои проклятия еше вчера, в этот миг был мне дорог, как никогда.

Милорд ничего не говорил мне и ничего не делал. Он просто стоял и смотрел на меня глазами бесконечной нежности и любви, и это был не милорд — тот, кто смотрел на меня под звездным небом.

— Вы сегодня не похожи на себя, миледи!

— Так же, как и вы, милорд! — Я засмеялась от тихого восторга, плясавшего в его глазах огненными чертиками.

— Почему вы так считаете? Почему, Лиина? — Он прикоснулся пальцами к моей коже и провел ими вдоль изгиба шеи, заодно исследовав тонкие скулы и подбородок.

И не были ничего приятнее его прикосновения. Я даже закрыла от удовольствия глаза и с трудом сдержалась от желания прикоснуться в ответ к его лицу, его волосам и столь манящим губам. Самое странное, что именно мое желание встряхнуло меня и вернуло на грешную землю из заоблачных высот сказки и удовольствия. Я потеряла над собою контроль! Над собою и своими чувствами. И это было недопустимо в отношениях с милордом…

Я всегда знала, когда подходила к черте в своих взаимоотношениях с мужчинами. Именно к той черте, пересекая которую, переходишь на совершенно иной уровень отношений. Тот самый уровень, что зовется влюбленностью, привязанностью и затем зависимостью — иногда столь огромной, что это можно назвать и любовью.

До тех пор, пока во мне не появлялось желание прикоснуться к мужчине, я могла спокойно говорить с ним и улыбаться ему, используя его ум, талант, увлеченность и его интерес. Но мои собственные чувства и эмоции были просто холодны, они не требовали от меня ничего и не порождали во мне никаких желаний.

Мой интерес был холодным интересом моего собственного ума, а сердце спокойно почивало на мягких подушках полного чувственного равнодушия. И это могло продолжаться годами и десятилетиями.

Но иногда, хотя и очень редко, этот механизм давал сбой по причинам мне совершенно неясным, и тогда моя рука бессознательно желала ощутить тепло чужого тела и могла прикоснуться к нему прежде, чем включался защитный механизм моего серого вещества. И только тогда я начинала понимать, что сердце просыпается, и я могу пересечь черту, за которой эмоции перестают себя сдерживать, а жизнь приобретает такие краски, от которых слепнут глаза и разум. В эти мгновения, уже осознавая свои желания, я все еще