Воина миров. Второе пришествие - Михаил Хрипин

«Надо что-нибудь повесить».

На стене появилась матово блестящая стеклянная плоскость, темным зеркалом отражающая интерьер. Джек узнал наблюдательную панель, которую показывал Кулибин.

«Она может показывать то, что снаружи. и не надо открывать окна».

Джек мысленно потянулся к выключателю. Он никогда не знал, где тот находится, но выключатель сработал сам, словно ждал этого момента. Панель осветилась уже знакомой Джеку вспышкой, приглушила яркость, высветила контуры, силуэты. Панель превратилась в своеобразный заменитель окна, из которого струился мягкий безопасный свет. Боли больше не было.

Джек испытал жгучее желание остаться здесь навсегда. Он создал свой мир, в котором было все, чего Джек лишился. Но панель на стене связывала с внешним миром, и она была творением марсианских чудовищ. Джек не мог забыть этого. а значит, не мог прекратить бороться.

Он подошел близко-близко к стене. Так, что панель закрыла весь обзор, стала его глазами. Джек выглянул, ощущая себя в неприкосновенности, готовый увидеть там все, что угодно, но зная, что это всего лишь картинка на стекле.

Джек снова видел. Он и не закрывал глаза, это ослепляющая боль от воздействия «разрушителя воли» заслонила от него мир, но теперь все в прошлом. Джека словно мягко ласкал свежий ветерок. Мысли ясные, тело бодрое, он готов к любому делу, которое потребуется выполнить.

Мир вокруг не шевелился. на полу лежали скрученные в неземной муке тела, облаченные в каркасы, словно статуи скульптора-реалиста. от тишины заложило уши, но скоро Джек понял, что воздух пропитан тягучими, обволакивающими звуками, глухими, низкими настолько, что ухо отказывалось воспринимать некоторые из них.

«Я только что создал заново свой внутренний мир, — подумал Джек, лениво наблюдая за застывшей, как фотография, сценой. — Я могу контролировать свой мозг, свое восприятие. — Он воспринимал эти идеи как что-то элементарное, сродни ходьбе на двух ногах. — Я неподвластен „разрушителю воли“. Я как Иррат, марсианин, победивший этот яд во время полета к Земле. Я марсианин?»

Джек отрешенно следил, как один из пленников, зависший в падении, уже почти приблизился к полу. Момент касания ничем не выделился, лишь спустя секунду до слуха Джека долетел протяжный, басовитый звук.

«Ах, Персифаль! Что же вы сделали со мной?» — Джек мысленно усмехнулся, вспомнив, что уже задавал этот вопрос, когда многорукая машина хватала его в подземке. Усмехнуться на самом деле он не мог, мышцы снова одеревенели, реагировали с задержкой, неохотно, будто замурованные в камень. Ощущение было знакомо. Джека больше волновало то, что происходило в его мозгу.

«Вы все-таки добились своего, мой дорогой профессор. Вы провели всех нас, сделали свою работу в тайне, не сомневаясь в своей правоте. Так вот каким был ваш замысел! Что ж, теперь я это вижу».

Джек поразился той спокойной рассудительности, которая овладела им. Эмоции оказались там, по ту сторону стен, за запертыми ставнями, позволяя полностью отдаться решению насущной проблемы.

«Итак, я больше не в их власти. Сымитировать нужное поведение должно быть не трудно. Я столько раз уже видел типичные образцы. Я принимаю вызов. Я выполню то, для чего меня создали вы, профессор. и я вернусь, чтобы отблагодарить вас».

Джек чуть ускорил развитие событий в окружающем мире. Он управлял скоростью собственных мозговых процессов, ориентируясь по внешним признакам. Используя опыт, полученный во время съемок в кино, он с первой попытки добился того, чтобы картинка перед глазами двигалась с привычной скоростью. Но при этом Джек постоянно ощущал, что какая-то ниточка в сознании прочно удерживает связь, отвечающую за контроль.

Он увидел, что бьющиеся в корчах пленники стали понемногу затихать, растратив все силы на противоборство «разрушителю воли». Борьбу, оказавшуюся для них проигранной. Они поняли правила игры. Джек хорошо сыграл такую же реакцию, замерев на полу в неудобной позе.

Пехотинец, стоявший у двери, вышел. Результат достигнут, новая партия солдат скоро восстановит силы и будет готова к выполнению чужой воли. Сейчас они не представляют никакой опасности. Дикое истощение, явившееся следствием отчаянного сопротивления организма яду, скоро выльется в жуткий голод, который можно будет утолить только одним способом. Получив с новой порцией жидкости из трубки новую дозу яда.

«Для меня это теперь просто вкусная и полезная пища».

Джек улыбнулся, зная, что это не будет видно из-за закрывающей пол-лица маски.

Глава 15

Лозье нервно мерил шагами узкий проход в своей комнате.

Выделенное ему для жилья помещение пребывало в ужасном запустении, повсюду разбросаны вещи, кровать смята, стол помутнел от толстого слоя пыли. Проводя почти круглые сутки в лаборатории, ученый давно перестал находить свободное время, чтобы навести здесь хоть какой-то порядок. Он вообще не замечал, в каких условиях живет. Все усилия направил на реализацию плана, захватившего воображение, питающегося клокочущей жаждой мести.

На столе, ярко выделяясь среди кучи хлама, скромно стоял незатейливый стакан с прозрачной, как ключевая вода, жидкостью. Редкий в эти зимние дни солнечный луч упал на стеклянные грани, раздробился радужным веером. Мимолетная искра радости в хмуром сером бардаке.

Сомнения, точно короеды в могучем столетнем дубе, подтачивали план Лозье, грозя поколебать его целеустремленность. Необходимость сделать последнее движение вызвала множество вопросов, от которых он отбивался, как от роя рассерженных ос.

«А вдруг не получится? — он схватился за голову. — Мне не останется иного выбора, кроме как взять на себя грех самоубийства. Прости, Господи, что я дерзнул претендовать на крупицу Твоего могущества! Что за кошмарную теорию Ты вложил в больную голову этого проклятого старика? Зачем нам такие испытания?»

Шатаясь от нервного истощения, Лозье тяжело опустился на скомканное одеяло. Тупо уставился на стеклянное искушение, потом зажмурился, натужно простонал.

«Нет, невозможно смириться с бесчестием! Никому не позволю творить такое, впутывать меня в авантюру, попирающую основы человечности! Только месть остается. Отступать поздно».

Он открыл глаза. с каменным, как бесчувственная маска, лицом потянулся, взял стакан. Минуту отрешенно любовался радужными переливами, сжимая пальцами стекло все сильнее, пока суставы не отозвались резкой болью. Очнулся. Двумя жадными глотками опустошил стакан, ощутил, как похолодело в желудке. не разжимая пальцы, свесил руки, сгорбился, повалился на подушку, все еще хранящую отпечаток головы с прошлой ночи.

— Это потрясающе! — заявил профессор еще с порога, распахивая широким жестом дверь в лабораторию.

Все сотрудники оторвались от забот, уставились на начальника. Старик пребывал в редком возбуждении.

— Я и предположить не мог, что все будет развиваться так быстро!

Лозье встал из-за стола, сжал внезапно вспотевшие ладони в кулаки.

— Что произошло, мсье Уотсон?

— Мистер Ридл заслуживает всяческой похвалы. Он сделал даже больше, чем мы могли рассчитывать.

— Что с ним? — насторожился Лозье.

«Неужели я ошибся? Возможно ли, что мой антивирус не только оказался нейтрален в своем действии, но и каким-то образом помог Уотсону, усилил эффект его работы?»

— Наш дорогой друг сэкономил нам кучу времени. Знаете, что он сделал? — спросил Уотсон.

Люди в растерянности замотали головами, некоторые перешептывались.

— Он попал в плен! — восторг Уотсона достиг мыслимого предела.

Повисла напряженная тишина. Кто-то кашлянул.

— И чем же это… хорошо? — Лозье прищурился.

«Уж не выжил ли старик из ума окончательно? Месть теряет всякий смысл, если ее объект не способен оценить результат».

— Как чем? — Уотсон наконец вспомнил о двери, закрыл ее, прошел к своему креслу. — Он чудесным образом избавил нас от необходимости планировать операцию по внедрению его к марсианам. Все произошло само, да так быстро, что лучшего и желать нельзя!

«Чудовище! Он представляет вообще, сколько людей отдало свои жизни? и говорит, что все идет, как надо?»

— Взятие Трои в чистом виде! — продолжал ликовать профессор. — Даже лучше, враг сам пришел и забрал себе троянского коня. Его и к воротам подкатывать не пришлось.

— Значит, вас можно поздравить, — тусклым голосом подытожил Лозье.

— Не меня, а всех нас. Все человечество будет скоро праздновать победу!

«Если бы они только знали, какой ценой она будет достигнута. — Лозье оперся о столешницу, чтобы не поддаться охватившей ноги слабости. — Когда же кончится этот кошмар?»

Лозье начинал терять терпение. Прошло несколько дней, достаточно, по его мнению, чтобы проявились первые признаки изменений. Сделав все, что от него зависело, он предоставил вирусу распространяться по телу, а сам невозмутимо продолжил работать в лаборатории, помогая Уотсону привести в порядок записи.