Пограничники - Анатолий Марченко

В полной темноте Гласова сломала одну за другой несколько спичек. Наконец ей удалось зажечь огарок церковной свечки. Пламя, растопляя воск на фитиле, увеличивалось, и при его дрожащем, зыбком свете Гласова нашла высохшее тело мужа. Все еще была забинтована простыней его голова. Почти вся одежда истлела.

Гласова осторожно приподняла легкое, почти невесомое тело мужа. Она обыскала остатки его одежды и нашла в одном из карманов плотный кожаный бумажник. В нем партийный билет и алое, покрытое темными пятнами крови воинское удостоверение младшего политрука пограничных войск НКВД Павла Гласова. Здесь же была и кандидатская карточка ленинградца Галченкова.

Все эти документы Евдокия Гласова сберегла в потаенном месте. Как только в июле 1944 года авангардные части Советской Армии ворвались в Сокаль, отбрасывая гитлеровцев дальше, за Буг, она пошла разыскивать среди работников, прибывших вместе с передовыми частями 1-го Украинского фронта, нового секретаря Сокальского районного комитета партии. Она вручила ему, представителю партии, воспитавшей защитников тринадцатой заставы, два партийных документа коммунистов-пограничников.

Все это случилось спустя три долгих года, когда она смогла свободно ходить по улицам Сокаля, не страшась немецких фашистов и их прислужников.

В ту же страшную осеннюю ночь 1941 года ей удалось с помощью Петра Баштыка вытащить тело мужа из-под развалин заставы и похоронить его на старинном сельском кладбище.

…После того как стаял снег с полей, 25 апреля 1942 года жены пограничников пришли сюда снова.

Семь могил разрыли Погорелова и Лопатина в поисках своих близких. Погорелова ходила и к мосту возле хутора Ромуш. Но найти труп мужа ей не удалось.

В лощине около заставы, где некогда Алексей Лопатин переговаривался с крестьянками из Скоморох, приползшими с хлебом для пограничников, женщины заставы нашли большую братскую могилу. Сверху в ней, чуть-чуть присыпанное землей, лежало тело слесаря Ковровского экскаваторного завода лейтенанта Алексея Лопатина, с честью выполнившего свой долг перед Родиной.

Женщины перенесли прах лейтенанта Алексея Васильевича Лопатина на старинное сельское кладбище и похоронили его под кустом сирени, рядом с могилой политрука Павла Гласова.

Обе могилы, как и повсюду на Украине, сейчас покрывает густой пеленой стелющийся низко по земле барвинок. У него блестящие темно-зеленые листочки. Весной в густой зелени барвинка появляются кое-где благородные спокойные голубые цветочки. Они похожи на цвет чистого, безоблачного неба, что голубеет над Западным Бугом.

…Поля уже щетинятся колючей, низко подстриженной соломой. Наша машина мчится по тому самому большаку, по которому некогда вез арестованных женщин тринадцатой заставы из Стенятина в Сокаль украинский националист Иван Кней.

— Вот здесь он ударил меня прикладом! — вспоминает сидящая рядом со мной в машине Евдокия Гласова.

Около нее русая, с туго заплетенными косичками Люба, школьница одной из семилеток Сокаля. Напротив — Евдокия Погорелова.

Вскоре машина минует широкое убранное поле с высокой копной обмолоченной соломы. Рядом, на открытом полевом току, попыхивает локомобиль. Возле молотилки в тучах пыли, быстро уносимой ветром, суетятся сельские девчата с лицами, прикрытыми от солнца белыми хустками.

Гласова внимательно следит за молотьбой, но глаза ее часто поворачиваются налево, туда, где ближе к границе краснеет на холме груда кирпичных развалин — все, что осталось от тринадцатой заставы.

Мы взбираемся на гору кирпича, все еще возвышающуюся над подвалами заставы, и я случайно нахожу в этом крошеве две патронные гильзы русского образца. В донце одной из них еще цел капсюль. Это остаток боевого запаса, который рвался после взрыва мины и пожара. Капсюль другой гильзы, ржавой, наполовину забитой глиной, сильно расплющен бойком. Кажется, что в этом сильном ударе по капсюлю скрыта частица большой ярости бойцов к нарушителям границы, вероломно напавшим на Советскую страну.

Кто стрелял этим патроном? Ивановец Песков? Дариченко? Давыдов? Добродушный толстяк Косарев? Или, может быть, юноша из Ленинграда Галченков?

Вокруг нас шумели прибужские леса, и за свинцовой полоской реки уходили на запад желтеющие поля теперь уже не вражеской, а братской Польской республики.

Славик и Толя Лопатины за эти годы получили военное образование и пришли служить офицерами пограничных войск на ту же самую западную границу, где в первые дни войны пал смертью храбрых их отец. Именем Героя Советского Союза Алексея Лопатина названа не только застава на советской земле, но и одна из застав братской нам Болгарии. Его имя носит одна из улиц старинного Львова. Все живет его подвигом на заставе, которая встречает путника транспарантом: «Будем достойны подвига лопатинцев».

Пограничники, которые пришли служить сюда, посадили на заставе вишневую аллею в честь славного подвига своих предшественников. Весной деревья покрываются нежным белым цветением, а ближе к середине лета на них алеют полные, сочные, пунцовые вишни. Никто не срывает их; — так сложилась традиция. Наливаясь соком, они постепенно падают на землю и алеют под деревьями, словно капли крови, которой некогда оросили эту землю герои-пограничники.

…Узнав от меня об этом, автор прославленной песни «Орленок», один из старейших московских комсомольцев, Яков Шведов, написал и опубликовал стихи «Прикарпатская быль»:

…Незыблемы и величавыЗубцы вершинные Карпат…А здесь тепло… И на заставеУже цветет вишневый сад.В долине солнечной в затишьеПлоды созреют в свой черед.Но все равно поспевших вишенНикто в саду не соберет.Простой, но памятный обычайЗдесь свято чтится с давних пор!Сад на заставе пограничнойСдан солнцу, птицам, ветру с гор…На этих шумных перекатахНад говорливою рекойЗдесь пограничники-солдатыВступили в самый первый бой.Во мгле ночной рыдали птицы,Горели рощи и луга,В ту ночь защитники границыНе пропустили вглубь врага.В ту ночь в бою суровом, правомНе опустил своих знаменЗдесь, на границе, на заставе,Ее бессмертный гарнизон.И в память первого сраженьяВзращен был воинами сад —В нем как бы жизни продолженьеБезвестных доблестных солдат.Сад с каждым годом все суровей,Дороже нам своей судьбой,А вишни в травах — сгустки крови,Солдатской, праведной, святой.

Владимир Беляев