Глаза Фемиды - Аркадий Петрович Захаров

Поначалу наш рейс удачно складывался. От Колы до Югорского Шара мы спокойно дошли. А дальше, в Карском море у побережья Ямала попали в сплошные льды, из которых уже не выбрались. Шхуну затерло и понесло со льдами на север, мимо побережья Новой Земли, к островам Франца-Иосифа. Год несло нашу шхуну к полюсу. Год мы мерзли вместе с нею во льдах. Надежды выбраться на чистую воду уже не оставалось. Все понимали, что еще одну цинготную зиму не пережить. И вот когда топливо стало подходить к концу, а провизии оставалось еще на год, у штурмана Альбанова возникла идея: ради спасения тех, кому повезет, части экипажа уйти по льдам на лыжах, чтобы с земли Франца Иосифа перебраться на Новую Землю и, если удастся, на материк. Кроме Альбанова, смельчаков вызвалось тринадцать и я в их числе. Еще одна зимовка в Арктике мне не улыбалась да и дерзость во мне кипела. Взяли продукты, лыжи, нарты и на них самодельные брезентовые каяки: для переправ через полыньи. Естественно, прихватили и ружья — против медведей. Убивали их ради прокорма не раз. Страшный это зверь, только морж, когда он в воде, для гребца в сотню раз страшнее — так и норовит лодку проткнуть и опрокинуть. Тогда всем, кто из нее в ледяную воду выпал, неминуемая гибель. В общем, попрощались мы с остающимися и побрели по торосам навстречу каждый своей судьбе — кто к жизни, а кто и к смерти. Те, что оставались в теплом кубрике, смотрели нам вслед, как на проводах покойников. А мы старались не оглядываться, как не оглядываются на кладбище.

Сначала повезло нам. Апрельское солнышко временами радовало и льды, по которым мы пробирались, в попутном направлении на юг несло. Однако один за одним товарищи из сил выбиваться стали. Сначала ноги перестают слушаться, потом язык, а потом и глаза закатятся. Одного потеряли, двое назад повернули, двоих во льдах схоронили. Через два месяца скитаний по льдам добрались до островов, где по словам Альбанова могли быть полярные зимовки. К тому времени часть нарт и лодок сломались — самодельщина. Пришлось разделиться на две партии: четверо на двух лодках плывут вдоль берега, пятеро на лыжах — по леднику. Договорились, что каждый день будем чередоваться. Но переменчива северная погода: только, что светило солнышко и вдруг сразу шквал и снежный заряд. Когда нас в разные стороны разнесло, я в береговой партии шел. Налетела пурга — в двух шагах ничего не видно. Один из нас в ледяную трещину провалился и его не смогли достать. Там и погиб. Остановились, где шли, поставили палатку, согрели чай и залегли. Через сутки, когда пурга утихла, видим — море ото льда очистилось, но и наших товарищей на каяках не видать. Так и решили, что погибли они и с ними штурман Альбанов. Осталось нас в снегах и льдах всего четверо, с нартами, винтовкой и горстью патронов. Но горевать некогда — идти надо. Заковыляли мы по морозцу. Не пересказать — какой это адский труд и не вообразить на что человек, если он сам себя не распустит, способен. Главное — не сдаваться. Иду, сжав зубы, тяну свою лямку, чуть наклонясь вперед, но чтобы не упасть и про себя песню моих товарищей — подпольщиков твержу: «Вперед, друзья, вперед, вперед, вперед…» И думаю: «А если б я в каторге был — там ведь не легче. Еще и кандалы ноги трут и конвоиры бьют. И погибнуть в шахте — раз плюнуть. Лучше уж здесь, на свободе». Эта думка и согревала и выжить помогла.

И что бы вы думали: в результате вышли мы к бывшей зимовке полярной экспедиции, как потом оказалось, на этом острове не единственной. Бревенчатый дом оказался в полной исправности, с нарами и печкой. А главное — с небольшим запасом провизии, главным образом галет в жестяных банках. Тот, кто три месяца ничего кроме полусырого мяса не пробовал, сможет оценить ценность хлеба. Первый раз мы наелись досыта и в тепле на нарах расслабились — позволили себе отдохнуть несколько дней. И как оказалось — напрасно. Как раз в эти дни, к южной, противоположной, стороне острова, на которой оказалась база сразу нескольких завершенных в предыдущие годы экспедиций, подошел корабль «Святой мученик Фока», и снял с мыса Флора Альбанова с товарищем, уцелевших в шторме и вышедших на эту базу. Когда через несколько дней после ухода «Фоки» мы вышли к этой зимовке и нашли записку Альбанова и капитана «Фоки», то губы кусали и по гальке катались от горя и бессилия что-либо изменить. Но ушедшего не догонишь. Остались мы зимовать. Спасибо Альбанову, капитану «Фоки» и всем предыдущим экспедициям — после себя они нам хороший запас оставили: и одежды, и оружия, и консервов. Еще на одну зимовку нам всем хватило. Но, главное, крепкий вельбот поблизости на берегу отыскался, со всем парусным вооружением. На нем через год мы дошли до Ямала, где на побережье Байдарацкой губы встретили самоедов, промышлявших омуля. Наступала новая зима, оленеводы собирались каслать с побережья и нам снова повезло. До Обдорска мы добирались на олешках, от чума к чуму всю зиму. Только в Обдорске мы узнали, что в России революция, но какая и кто у власти — никто не знал, пока не пришли первые пароходы из Тобольска. На один из них мне удалось наняться и попасть в Омск. А здесь этот пароход отнял атаман Анненков, нас, черную кость, выгнал на берег и со своей командой увел в Семипалатинск. В городе у меня знакомых никого. Денег — тоже не оказалось. Без работы я оголодал хуже чем на полярном острове. Но у Правительства вдруг возникла нужда в пароходах для вновь организованного под адмирала Колчака военно-морского министерства и меня мобилизовали для службы на «Тоболе». Так, что, ребята, безвыходных положений не бывает. Главное — не унывать и сопротивляться. И тогда победа неизбежна».

Мы Водопьянова слушали и запоминали: главное — сопротивляться. И победим. Эта мысль постепенно в душу запала каждому из машинной команды и кочегарки.

Как бы мы ни рассуждали, как бы ни ворчали, а белые свое дело делали. Загрузили наш «Тобол» дровами по самый клотик. Из этих же дров и тюков с шерстью укрытия для